Он протянул Протасову бумажку, на которой, почерком Вовчика, с большим количеством досадных грамматических ошибок, был указан ялтинский адрес Вацлава Бонифацкого. Впрочем, и Валерка не был грамотеем.
– Какой адрес? – не понял спросонья Валерий. – Что за говно? У меня от Правилова совсем другой адресок имеется.
– Все точно, зема, – немного растерялся Вовчик. – Этот адрес для меня с самого утра пробили.
– Кто пробил? Дядя Гриша? – подозрительно спросил Протасов, у которого тревожно засосало под ложечкой.
– Не-а, – потряс головой Вовчик, очень довольный собой. – Крым, земеля, не в дядегришиной компетенции. Брательник у меня в Крыму. Двоюродный. Не последний человек, в группировке грачей…
– Адресок братан подцепил? – заскрежетал Протасов, буравя Вовчика уничтожающим взглядом. – Ты чего, блин, в натуре? Оборзел? Крымскую братву впутать решил?
Протасов был сам не свой. Желание придушить незадачливого приятеля охватило все его существо.
Вовчик начал клясться и божиться, что слова лишнего брату не сказал.
– Я братана из кровати вытянул. Еще, блин, и пяти не было. Слова лишнего не сказал. Попросил уточнить, лично для меня. Как брат для брата.
– Кстати, зема, – продолжал Вовчик, видя, что Протасов немного успокоился. – Слышь, а?
– Чего, блин?
– Братан сказал, Бонифацкий – крутой. «Не знаю, – говорит, – чего тебе от него понадобилось, но чтобы ты знал – он человек конкретный…».
– Да гонит, – досадливо отмахнулся Протасов. – Напускал тебе пурги, а ты, в натуре, уши развесил. Ладно. Поехали, давай.
Ехать еще с вечера было решено на мотоцикле с коляской, доставшемуся Вовчику в наследство от умершего еще в восемьдесят третьем отца.
Вовчик опустился в сарай и вскоре вывел во двор битый жизнью К-750, года эдак 65-го. Мотоцикл был выкрашен черной краской. Краска кое-где облупилась. По настоянию Вовчика оба присели на дорожку и лишь затем уселись в мотоцикл. Без приключений миновали КП, ставшее для Протасова фатальным всего какие-то сутки назад. Сразу в Ишуни Вовчик свернул направо.
– Чего крюкана давать? – объяснил он удивленному Протасову. – Срежем немного. Тут при советах, земеля, хрен бы ты проехал. Весь западный Крым военные занимали. Сплошная, блин, запретная зона была.
Протасов не возражал. И все же они заплутали, в начале девятого каким-то образом оказавшись в Саках.[38]
– Что за Саки, в натуре? – тряс кулаками в воздухе Протасов. – Ты ж, блин, говорил, мы в Симферополь едем? Не знаю я никаких Саков!
– Да какая разница?! – огрызнулся Вовчик, не собираясь признавать вину. – Саки – даже лучше.
Протасов предпочел смолчать. Дорога опускалась прямо к экватору, и в девять приятели достигли Северной стороны Севастополя.
– Тут что, мост? – спросил Протасов, тщательно разглядывавший карту.
Вовчик хлопнул себя по лбу.
– Тьфу ты, черт! Возвращаться придется…
Они обогнули Севастополь по окружной. Проехали Инкерман, дружно вылупившись на боевые корабли, застывшие посреди бухты.
– Ух ты, Вовчик, ни черта себе. Это наши или российские.
– Советские, – хмыкнул Волына, и по-своему был прав.
Дорога пошла серпантином вверх в сторону Малахова кургана. На трассе появилось изрядное количество экскурсионных автобусов.
– Что это? – Волына вращал головой во все стороны света.
– Диорама обороны Севастополя, – сообщил приятелю Протасов. Перед собою смотри, блин, пока нас экскурсанты не переехали.
– Не боись, – бодро откликнулся Волына. Настроение у него было – хоть куда. Чувствовалось, что засиделся Вовчик в своем селе и радуется свободе, как сбежавший из клетки кабан.
Они выехали на Южный Берег через тоннель в бухте Ласпи, проделали оставшиеся четыре десятка километров и, наконец, очутились в Ялте.
Дорога рассекала район дорогих особняков на две неравномерные части и плавной дугой спускалась к морю. Море синело совсем неподалеку, пробуждая мысли об отпуске. Мотоцикл пошел накатом. Разговаривать стало легче.
– На берегу так оживленно людно, а у воды, плещется как мираж…[39] – невероятно фальшивя, неожиданно запел Протасов. Мотоцикл подбросило на колдобине:
– Древний корабль, грозное чье-то судно, тешит зевак, и украшает пляж…
– Ты чего, зема? На солнце перегрелся?!
Протасов пропустил обидное замечание мимо ушей.
