мигалкой, и это здорово сэкономило время. Крыша патрульного автомобиля расцвела красно-синими вспышками. Водители ползущих по трассе машин дисциплинированно шарахались к обочинам, следующие к знаменитому Воронцовскому дворцу (или из него) экскурсанты с интересом пялились на «пятерку».
– Красное «Рено»!.. Госномер… Принять вправо!.. Прижаться к обочине!.. Освободить дорогу!.. Синяя «Тойота»!.. – выкрикивал Протасов в матюгальник. Многократно усиленные мегафоном вопли Валерия разносились над полотном дороги и резонировали о скалы, достигая морских пляжей внизу. В криках отчетливо слышалось упоение.
– Вот клево! – радовался Вовчик, которого завело не меньше Протасова.
Протасов наслаждался скоростью и властью, жалея в настоящий момент лишь о том, что сидит в тщедушной вазовской «пятерке», а не в утраченный на Перекопе четырехлитровом «Ниссан-патроле».
Настроение у Протасова поднялось, ему стало даже весело.
Алупка осталась позади. Они пролетели Симеиз, едва видимый за дождевой завесой внизу слева от дороги. Проскочили еще какой-то городок, составленный из пятиэтажек. Названия Протасов не разобрал.
Спуск сменился затяжным подъемом. Протасова на взлете души отчего-то потянуло на лирику, и он обронил, обращаясь непонятно к кому:
– Не дорога, блин, а синусоида какая-то. Как вся моя жизнь…
Мила хмуро покосилась на Валерия.
– А вы на подъеме сейчас или на спуске?
– Пока неизвестно, – сосредоточенно сказал Протасов.
Дождь полил, как из ведра. Где-то наверху громыхнуло. Затем снова и снова, каждый раз все ближе – по нарастающей. Мила похлопала себя по карманам и раздосадовано поморщилась, как человек, вспомнивший нечто неприятное, и немного смущенно попросила Протасова.
– Дайте свой мобильный телефон, пожалуйста… Мой подлец Витряков забрал…
Протасов рассеянно моргнул. Участь его собственного мобильника мало отличалась от судьбы телефона блондинки – он исчез в кармане галифе злокозненного херсонского капитана.
– Дайте телефон, Вардюк, – нетерпеливо повторила женщина.
Протасов медлил.
– Кстати, как вас зовут? – неожиданно отвлеклась Мила Сергеевна. – А то я, знаете ли, не люблю к людям по фамилиям обращаться. Похоже на армию или на школу.
– Называйте меня Вардюком, дамочка, – торжественно ответил Протасов. – Фамилия не хуже других.
– И, пожалуйста, не называйте меня дамочкой. Меня зовут Мила Сергеевна, если у вас с памятью проблемы, – раздраженно огрызнулась Мила.
– Друзья называли орленком, враги называли орлом,[42] – продекламировал Валерий слова пионерской песенки, засевшей у него в голове с детства. Сколько себя помнил Протасов, не было ни единого лета, чтобы отец не посылал его в пионерский лагерь. На речку, в лес, а то и на море. Подальше от атомной станции, великолепный вид на которую открывался со всех трех окон их припятьской квартиры.
Мила Сергеевна, немало поработавшая в пионерлагерях в качестве пионервожатой, непроизвольно улыбнулась, продолжив начатую Валерой песенку:
– Орленок, орленок, взлети выше солнца…
Они обменялись взглядами посвященных в большую тайну.
– А неплохое было времечко… – вздохнул Валера искренне. – Валера я, вообще-то…
Мила приветливо кивнула. Имен настоящих Вардюка и Любчика Украинский не называл.
– Значит, вы Любчик? – Мила Сергеевна обернулась к Волыне.
– Любчик… – Волына энергично кивнул. – Володя…
– Вот и хорошо, – подвела итог женщина, – а теперь, ребята, дайте мне телефон. Нужно сообщить обо всем Сергею Михайловичу.
– Нет телефона, – кратко пояснил Протасов.
– Как нет?.. – лицо Милы выразило искреннее удивление. – Мы же с вами вчера весь вечер разговаривали?
– Да?.. – еще больше удивился Протасов, – ну да, точно. Вчера был, а сегодня – сплыл. Аккумулятор сдох.
Протасов кивнул себе, восхищенный собственной находчивостью.
– Так зарядите.
– Шнурок, блин, потерялся, – стоял на своем Протасов.
– А ваш? – Мила через плечо поглядела на Вовчика.
– И мой тоже, – вытаращил глаза Волына.
