– Он не по этим делам, зема.
– Все не по этим, блин, – злобно зашипел Протасов. – Только на тачках по сто кусков катаются да виллы трехэтажные мастерят. На зарплату тридцать баксов в месяц. Звони, блин, а то урекаю!
Протасов за шиворот затащил Вовчика в будку. Снял трубку и вручил приятелю с видом командарма, жалующего красноармейца именным «Маузером».
– Только так, – инструктировал Волыну Валерий. – Чтоб люди проверенные были. Чтоб без шума.
Пока Вовчик разыскивал могущественного дядю Гришу и затем, сбиваясь, пояснял тому, что надо сделать, Протасов выглянул наружу и принялся глотать свежий воздух. В телефонной кабине было жарко и душно, как в настоящей мини-сауне.
– Ну что? – спросила Мила Сергеевна, появившаяся из соседней будки.
– Готовим товарищу встречу под Херсоном, – плотоядно ощерился Протасов. – Концы у нас там.
Одновременно Валерий силился отыскать следы тревоги на лице женщины, но ничего подобного не обнаружил. Мила оставалась спокойной, и Протасов сделал вывод, что они с Волыной не разоблачены.
– У тебя-то как?..
– Похоже, Валера, что нам придется рассчитывать только на себя.
Протасов кивнул, прислушиваясь к голосу Волыны, распинавшегося в телефонную трубку.
– Да не сорвался я с катушек, – оправдывался Вовчик. – Надо до зарезу, дядя Гриша… Понял… Да вы ж меня знаете… Понял… По-любому… Понял…
Из соседней кабины долетел звонкий голосок девчушки лет восьми.
– …Я тоже соскучилась, папочка… – лепетала девчушка в трубку. – …Хорошо кормят… А когда ты приедешь? Погода замечательная, папочка, только все время дождь… Я маму слушаюсь… Я в волнах не купаюсь… А когда ты приедешь? – Девчушка замолчала, а потом проговорила упавшим тонким голоском:
– …Хорошо, папочка, даю маму…
Склонившаяся над ребенком женщина лет тридцати прижала трубку к уху.
– Сереженька, но ты же обещал… Ну что, работа?..
Протасов печально улыбнулся, взял Милу под руку, и они вышли на свежий воздух.
– Значит, он на Киев когти рвет? – сказал Протасов. Валерий стоял тремя ступеньками ниже, так что их головы очутились примерно на одном уровне. Мила посмотрела в зеленоватые глаза великана:
– В Киев. Я это точно знаю. Он мне сам сказал. Не думаю, чтобы врал. Просто ляпнул, не зная, кто я и откуда там взялась…
– Как он выглядел, Людочка? Парень тот? – спросил Протасов, надеясь в глубине души услышать описание какого-нибудь проходимца, от которого избавить мир – одно удовольствие.
– Не больше двадцати, – спокойно начала Мила, слегка прикрыв глаза. – Волосы светлые, немного вьются. Черты лица мягкие. Милая такая мордашка… Кожа на щеках нежная. Видно, и бриться-то совсем недавно начал. Глаза сине-голубые.
Протасов, не мигая, смотрел на подернутую туманом гладь залива, а видел перед собой лицо Андрея Бандуры.
Впрочем, это последнее предположение Протасов сразу, не колеблясь, отмел.
Потом Протасов подумал о неведомых причинах, задержавших в пути Атасова и Армейца. Валере стало не по себе.
Он попробовал встряхнуться, однако тоскливое предчувствие гибели обоих ближайших друзей навалилось на Валерия тяжестью могильного камня.
– Он конкретно был один? – тихо спросил Валерий, немного удивляясь тому обстоятельству, что слышит свой голос как бы со стороны.
– Уходил из дому один… – Мила на секунду задумалась. Выглядела она растерянно.
– Понимаешь… – наконец сказала она, – он здорово помог мне… тот парень. Если бы не он, психопат по кличке Филя… очевидно… – Мила запнулась, руки задрожали… – Филя, – она повторила кличку так, словно та была ругательством, – порезал бы меня на куски. А тут этот паренек… Я думаю, он знал, за чем пришел, понимаешь? Знал и взял, что нужно. А по дороге – услышал крики… – Мила вздрогнула всем телом.
Протасов внимательно следил за ней. Ее лицо стало белее сметаны.