– Пожалуй, что и так, – согласился отец. – Какого-то богатыря, сказочного героя.
– Значит, под нами воин лежит?!
– И воин, – кивнул отец, – и его боевой конь. Скорее всего, еще и слуги, а то и жены.
– Как?! – выкрикнул Андрей, не веря своим ушам.
– Когда умирал прославленный воин, скифы хоронили вместе с ним его оружие, слуг и коней, чтобы в загробном мире у него ни в чем не было недостатка.
– Ничего себе! – выкрикнул Бандура-младший, приходя в сильнейшее возбуждение. – Хорошо, что сейчас так не делают!
– Да уж, – ухмыльнулся отец, представив подобный ритуал на похоронах командующего военным округом.
– Значит, они лежат там? – Андрюша указал пальцем под ноги
– Глубоко под землей, – поправил отец. – В самой нижней точке кургана, а то и того ниже.
– И оружие? И мечи, и шлемы? Щиты, топоры и золото? Сокровища?!
– Ну, – начал отец нерешительно, – я думаю, что наш курган уже давно разграбили. Одна каменная баба осталась.
– Кто разграбил?
– Да кто угодно, сынок. При монголах еще. А то и раньше…
– А эти скифы, что статую сделали, они раньше монголов были? – изумился Андрей, как раз изучавший в том году историю Киевской Руси. История была любимым предметом Андрея, учебник с большими иллюстрациями сверху и текстом, расположенным внизу он прочитал от корки до корки задолго до того, как окончились занятия, и наступил перерыв – до осени. Разделавшись со школьным учебником, Андрей запоем проглотил историческую трилогию Василия Яна,[47] которую взял у мамы в школьной библиотеке, а затем одолел толстый роман Скляренко[48] «Святослав».
– Раньше хана Батыя?!
– Гораздо раньше, – подтвердил отец. За тысячу лет. А то и полторы…
– Полторы тысячи?! – ахнул Бандура-младший, и примолк, переваривая услышанное.
Когда вам около десяти, временные отрезки, измеряемые тысячами, кажутся совершенно неправдоподобными.
– Тысячу… – повторил отец. – Видишь ли, сынок, это изваяние высекли человеческие руки так давно, что и представить тяжело. От мастера – и пыли не осталось, а каменная статуя стоит себе, десятки веков, и еще столько же простоит, если, конечно, вандалы какие не разрушат. Не из алюминия, к счастью, – добавил отец, улыбнувшись.
– М-да, продолжал Бандура-старший. – Когда легионеры Помпея высадились в Крыму, в погоне за Митридатом,[49] эта «баба» уже стояла здесь. Рим пал, варвары за пять или шесть столетий стали рыцарями, отправились в Крестовые походы. Колумб открыл Америку, мушкетеры дрались на дуэлях… – Отец стоял, машинально загибая пальцы. – Где-то здесь проходили степями татары, собираясь в опустошительный набег на нашу землю, а там, – отец указал на запад, – запорожские казаки зажигали сигнальные костры на караульных вежах, чтобы предупредить своих. Где-то неподалеку маршировали солдаты Кутузова,[50] с боями пробиваясь на побережье, Красная Армия разгромила белогвардейцев барона Врангеля, немецкие танки фон Манштейна[51] опрокинули в гнилое море наши войска и рванули к Севастополю, Гагарин полетел в космос… Всего и не перечислишь… А она стояла на этом холме, целые столетия, словно какой-то чуждый нашему миру пришелец из седого прошлого.
Отец прервался, озадаченно посмотрел в огромные глаза сына, ласково потрепал по голове:
– Я хотел сказать, сынок, что она неправдоподобно старая, эта скифская баба, или воин, я уж и не знаю, кто…
– Воин, – убежденно проговорил Андрюша. – Это точно, воин.
Отец взял Андрея за руку:
– Пошли спать, сынок. Мама будет беспокоиться. Да и вставать завтра рано.
Крепко держась за руки, отец с сыном осторожно спустились с холма.
К шестнадцати ноль-ноль «Ягуар» по мосту пересек мутные воды Северо-Крымского канала. По- прежнему лил дождь. Капли пузырились по поверхности канала, который собирался покинуть берега.
Бандура поехал дальше. Вскоре слева показалась отливающая свинцом чаша Сиваша. Сиваш большей частью кутался во мглу. Берега лимана были кроваво-багровыми из-за проступавшей повсюду соли. Следом за Сивашом впереди проступили скалистые отроги. За отрогами бушевало разыгравшееся не на шутку Азовское море.
Андрей въехал в Каменку, небольшое село на самом берегу моря. Он остановил машину возле классического деревенского гастронома, сложенного из ракушечника. Внутри тесного помещения уютно пахло хлебом. Запах напомнил Андрею Дубечки, и ему стало грустно. На архаичных прилавках товаров было негусто. Господствовали картонные упаковки соли, спичек и пару сортов круп в мешках. В витрине валялись куски смальца, похожие на окаменелых моллюсков – мечту палеонтолога.
Андрей купил серый хлеб-кирпичик. Такой, который бывает только в селах и армии, и какого днем с огнем не сыщешь в столице. Добавил к хлебу шмат копченого сала с тмином и бутылку минеральной воды. Он предпочел бы «колу» или «фанту», однако не было ни той, ни другой.
Выйдя на двор, Андрей забросил покупки в машину, прошагал к колодцу, сбросил ведро на дно и с удовольствием, не торопясь, вытянул обратно. Сделал большой глоток прямо из ведра. Вода оказалась холодной и немного солоноватой. Редкие прохожие косились на «Ягуар» Бандуры, будто тот был
