вещицу сунуть себе за пазуху, неужели кто обыскивать будет?
По совету моричей липовские лодии немного доработали: нарастили им на несколько вершков киль- хребтину и ниже уровня воды к бортам приделали специальные крючья.
— Ромеи любят досматривать любые суда, — объяснил Кухтай. — Поэтому, как появятся их биремы и дромоны, лучше часть оружия в бочки и вниз под воду.
Еще он предложил поменять липовские паруса на паруса других княжеств.
— Где же их сейчас взять? — сожалел Рыбья Кровь.
Но оказалось, что у людей моря, как они себя называли, есть паруса с вышитыми знаками почти всех словенских княжеств, а также торговые грамоты с печатями этих княжеств.
Шесть моричских стругов появились перед самым отплытием из Заграды. Легкие дощатые парусные лодки на 15–20 человек хорошо смотрелись на речной глади, но Дарник совершенно не представлял, как на них можно выходить в открытое море.
Когда флотилия свернула на южную протоку, ее догнали еще три струга из других селищ моричей. Итого не сто, а полтораста новых бойников, подсчитал князь. С такой оравой уже могут быть трудности. Первыми их в бой вряд ли пошлешь, а годны ли они окажутся для второго завершающего удара, тоже неясно.
Плыть вниз по течению левой протоки было гораздо сподручней, и к концу дня колонны лодий вошли в лиман — залив с морской водой, отделенный от моря узкой песчаной косой. Думали отдохнуть только ночь, но на следующий день на море поднялось сильное волнение, и пришлось сутки сидеть на берегу лимана. Воины отдыхали, купались, смазывали натруженные ладони лечебной мазью. Рыбья Кровь провел последний совет воевод и отобрал тридцать лазутчиков, которые под видом купцов должны были по пути оставаться в торговых городах и готовиться помочь войску при их осаде. Моричи от его замысла нападать и грабить на обратном пути пришли в полный восторг.
— Вот только потом придется удирать не вдоль берега, а через все море, — заметил Кухтай.
Дарник промолчал — не хотел пустого спора.
Еще через ночь море стало успокаиваться, и решено было принести жертвы богу моря и богу- громовержцу. Для этого липовцы специально купили в Заграде молодого бычка.
— А у нас будет своя жертва, — сказал заградский сотский.
Следом за зарезанным бычком на песчаный берег заградцы вывели раба-подростка. Князь сперва даже не понял в чем дело. Когда догадался, было уже поздно — резкий взмах жреческого ножа-серпа, и из обезглавленного туловища раба взлетает вверх фонтан крови.
Дарник покосился на своих воевод, на их лицах читалась гримаса отвращения: одно дело бычок, другое — живой человек. Кухтай снова вздумал посмотреть в глаза князю победительным пронзительным взглядом, мол, какие вы нежные — человеческих жертв боитесь. «Я сделаю все, чтобы никто из вас живым из этого похода не вернулся», — дал себе зарок Рыбья Кровь, брезгливо отворачиваясь в сторону.
Вот, наконец, не виданное прежде Русское море. Даже по цвету воды оно заметно отличалось от Сурожского. О его мрачной черно-зеленой глубине вообще было лучше не думать. Поплыли на юго-восток вдоль берега, часто поглядывая на небо, чтобы при малейшей непогоде спасаться на твердой земле. Погода благоприятствовала липовцам: пять дней на небе висела облачная дымка, и ветерок поднимал лишь легкие убаюкивающие волны. Зато берег менялся ежедневно: плоскую равнину сменили небольшие взгорки, перешедшие в малые холмы, а потом в настоящие горы. На ночь суда причаливали к берегу, их просто вытаскивали на галечную кромку, часть воинов ночевала в них, часть предпочитала высыпаться на берегу, на ворохах свежей травы, накрывшись плащами.
Чем дальше на юг, тем прибрежные места становились все более многолюдными. Но к самой воде селища не подходили, находились, как правило, в версте-двух от берега.
— Это чтобы не быть захваченными врасплох морскими разбойниками, — усмехался Кухтай.
Стены селищ представляли собой саженные плетни, обложенные с двух сторон камнями.
— Хороший удар бревном, и все это рассыпется, — определил Дарник, издали рассматривая ненадежные укрепления.
— А оно на хорошую осаду и не рассчитано. Задержит на полдня, и ладно. Всегда имеется запасное селище в горах, — со знанием дела говорил заградский сотский. — Здесь на берегу обычно старики и неженатые подростки живут, которые потом перебираются в горы для взрослой жизни.
При приближении липовцев действительно было видно, как в горы скачут на конях молодые девушки, а к пришельцам выходили старики в сопровождении юношей, опоясанных короткими мечами. За стеной мелькали парни постарше с луками.
— Этих не грабить, а их самих одаривать надо, — шутил князь.
— Ты не смотри, что их мужики в такой рвани ходят, зато у женщин по десять золотых браслетов, — не соглашался Кухтай.
Местное иноязычное племя дирхемы не брало, зато за ромейские милиарисии и фолисы охотно продавали муку, свежее мясо, молоко и сыр.
Не останавливаясь нигде более чем на ночь, плыли дальше. Первый большой город увидели там, где верстовые горы почти вплотную подступали к морю. Это была Карга, пограничная крепость Лазикского царства. Природной бухты здесь не было, вместо нее в море выдавались две насыпные, скобами изогнутые внутрь дамбы.
Налетевший с севера шквалистый ветер с дождем загнал в эту рукотворную гавань всю липовскую флотилию. Излишки оружия Рыбья Кровь решил в бочки не прятать — вдруг пригодятся для хорошей драки.
Вдоль причала, всего на полстрелища отступая от воды, тянулась четырехсаженная стена из известняка с тремя квадратными башнями. Гарнизон крепости, по словам Кутрая, состоял из двухсот — трехсот местных смердов, согнанных в крепость в качестве военной повинности. Дарник внимательно все оглядывал — размеры и сила крепости вполне подходили для осады ее имеющимся в его распоряжении войском.
В гавани находилось больше двух десятков купеческих судов, чьи команды встревоженно смотрели на приближение лодий под словенскими парусами. Удары в большой колокол раздались и в самой крепости. Торговцы на пристани, несмотря на дождь продолжавшие торговать, предпочли быстро собрать свое добро и удалиться, не исключая возможности обычного пиратского набега. Заведенный князем порядок сыграл ему плохую службу — четкость и последовательность, с которой приставали к берегу лодии, с головой выдавали военный характер флотилии. Купеческие суда, те всегда лезли опередить друг друга, чтобы занять самые выгодные места. На эту промашку уже на берегу указал князю Кухтай.
— Скажем, что мы посольство Русского кагана, — тут же придумал Дарник.
— А грамоты с печатью кагана у тебя есть?
— Хватит им грамоты и с моей печатью. — И Рыбья Кровь приказал писарю запечатать своей печатью чистый пергамент.
К соседним лодиям между тем подошли каргинские таможенники проверить товар и получить корабельную пошлину. Сразу поднялся крик, липовцы не хотели пускать их на свои суда. Дарник послал гридя, чтобы каргинцев вели к нему. Два таможенника в сопровождении шести воинов подошли к княжескому дракару. Один коряво говорил по-словенски, другой, видимо, нет.
Дарник был выше их на целую голову и, еще сильней выпрямившись, высокомерно смотрел на местных тиунов сверху вниз.
— Да, ты верно заметил, мы не торговцы, а воины, — небрежно произнес он. — Идем в Романию служить базилевсу. Никакой пошлины платить не будем, лишь пополним свои припасы, переждем ветер, и все.
— У вас должна быть пропускная грамота от урганского стратига.
Дарник протянул руку и взял у писаря запечатанный собственной печатью чистый пергамент, взвесил его в руке и, словно передумав, вернул обратно писарю.
— У воинов одна пропускная грамота — их мечи, — надменно бросил он и отвернулся, давая понять, что объясняться дальше не намерен.
Таможенники, потоптавшись на месте и о чем-то между собой переговорив, пошли прочь.
— Обидев таможню, ты обидел лазикского царя, — сказал Кухтай. — А нам еще неделю плыть мимо
