единственную кормилицу.
— Ладно, ладно, берите ее и ступайте. — И Рыбья Кровь еще сам вручил малышам по медной монетке.
— Ты так совсем моих моричей без женщин оставишь, — укорил Кухтай.
— Кто им мешает самим раскошелиться?
— Да кто за рабыню такую непомерную виру платить станет?
— За рабыню она непомерная, а за жену в самый раз. Пускай твои моричи сами думают, без тебя.
Бойкий аукцион нарушил прибежавший от дальних ворот крепости лучник:
— Ромеи из крепости выходят!
Женщин осталась стеречь охранная сотня, остальные бросились бегом в сторону крепости. Дарник с немногими арсами впереди всех на лошадях. Когда достигли Южных ворот, там все было уже кончено. Две ватаги оптиматов с двумя камнеметами на треногах, стоя за укрытием из перевернутых повозок, столов и бревен, с честью отбили вылазку двух сотен конных и пеших ромеев. Перед воротами лежали три десятка убитых стратиотов, а часть убитых и раненых уносили в крепость их уцелевшие товарищи. У липовцев было лишь трое пострадавших.
— Пять медных и одну серебряную фалеру на всех, — объявил награду Рыбья Кровь. — Разделите их сами.
Радостный рев сорока глоток приветствовал его слова, Чтобы обезопаситься от подобных вылазок впредь, князь добавил каждому из заградительных отрядов еще по две ватаги и вернулся вместе с воеводами на пристань.
Там уже собралось не меньше тысячи дикейцев. Полюбоваться на торговлю бывшими хозяйками явилось немало их рабов и большое число нищих.
— Это ромейские смерды, — объяснил Дарнику один из лазутчиков. — Как наши бездомники — из селищ ушли, а в городе не прижились.
— А евнухи среди них есть? — тихо полюбопытствовал князь.
— Есть, — шепнул лазутчик и безошибочно указал: — Вон, и вон, и вон.
Пока Рыбья Кровь рассматривал невиданную мужскую разновидность, один из евнухов приблизился к нему:
— Дай нам оружие, мы сами против дикейцев пойдем.
Дарник почувствовал непроизвольное отвращение говорить с этим человеком:
— А потом что? Мы уйдем, а вы останетесь? — неуверенно произнес он.
— Потом будет потом. Ты сейчас оружие дай, — настаивал евнух.
Подошедший Корней, поняв суть разговора, добавил:
— У меня в тюрьме тоже полсотни таких желающих наберется.
— Давай, может, их как черное войско? — посоветовал Буртым.
— Ладно, набирай, — согласился Дарник и покинул пристань — снова выслушивать вопли родителей пленниц не имел ни малейшей охоты.
Внимательно впитывая происходящее вокруг, князь отмечал, насколько его сотские и вожаки все делали правильно, не растерялись в необычной городской обстановке, всюду без указаний выставили охранные посты, ближние к гавани улицы перегородили завалами из подручных средств, на перекрестках расположили якобы отдыхать целые ватаги с оружием в руках, на постой определили воинов очень компактно. То есть случилось необыкновенное: в разгар боевых действий ему самому почти не осталось чем заняться.
— Пошли на дромон, — вовремя предложил Корней, и с арсовой полусотней они отправились на захваченное судно.
Впервые появилась возможность увидеть снаружи и изнутри грозу и ужас Русского моря — трехпалубный корабль на полторы сотни гребцов и такое же количество воинов. Четыре баллисты, восемь сифонов в виде змеиных голов, по три перекидных мостика с крючьями с каждого борта, лебедки для спуска с верхней палубы на воду двух малых лодок. А еще подвесные койки внутри корпуса дромона для сотен матросов и две роскошные каюты для капитана-навклира и комита войсковой тагмы. Вчера повезло, что на борту находилась лишь сторожевая часть команды, не успевшая пустить в ход ромейский огонь и баллисты.
— Можешь плыть на нем? — спросил Дарник у своего кормщика-арса.
— Вряд ли. Здесь нужна особая выучка. Мне бы его на полгода, тогда, пожалуйста, — отвечал бывалый мореход.
На берегу князя поджидал Кухтай:
— Чего ждем? Чтобы ромейское войско пожаловало?
— В крепости дворец стратига и вся его казна. Хочешь от нее отказаться?
— Ну так давай возьмем крепость. А может, проще за стратигиссу их казну как выкуп получить?
— А тебе самому что лучше: крепость взять или выкупа хватит?
Кухтай промолчал, опасаясь язвительных замечаний князя.
Действительно, надо было что-то решать. Дав лазутчику ватагу воинов, Рыбья Кровь послал их перекрыть акведук, питающий крепость, затем приказал Лисичу возводить три осадных башни.
— Зачем их строить? Я смотрел, стены хлипкие, пращницами за полдня проломим, — показал своё хорунжий.
— Мне крепость нужна с целыми стенами, — сказав так, Дарник заодно уяснил себе, чего же он, собственно, хочет: не бежать воровски прочь с награбленным добром, а на равных договариваться с ромейскими стратигами. Засев в крепости, он может сколько угодно своими пращницами разрушать из нее всю Дикею. Простой хозяйский расчет вынудит ромеев пойти на мировую.
— Там из крепости священник вышел, — доложил полусотский арсов. — К твоей пленнице рвется.
Священник был как священник: худощавый, с большими залысинами, аккуратной бородкой, в ниспадающих белых одеждах. Звали его отец Паисий.
— Могу ли я увидеть Лидию? — спросил он у князя.
— Зачем тебе? — Дарника уже начала раздражать эта уверенность дикейцев, что теперь они могут расхаживать по своему городу как хотят.
— Я ее духовник и должен поддержать ее в постигнутом несчастье.
— Уведите и закройте его в какой-нибудь кладовке, — приказал князь арсам.
Священник, не поняв распоряжения, отданного по-словенски, послушно последовал за охранниками.
К исходу дня жизнь в городе окончательно наладилась. Открылись многие лавки и мастерские. В тракториях липовцы пили вино вперемежку с ромеями. Новоявленные ополченцы из черного войска притащили в качестве заложников несколько знатных дикейцев-мужчин. Треть словен осваивала ромейские бани, а треть не вылезала из теплого моря. К Дарнику пожаловала делегация городских чиновников с просьбой, не будет ли он против вывоза мусора и выпечки хлеба. Заодно Рыбья Кровь вернул на городские улицы и на охрану тюрьмы дикейских стражников с палками, чтобы те сами разбирались со своими собственными нарушениями местного порядка. Позже явился арс, стерегущий Лидию, и сказал, что пленница требует себе смену одежды и постельного белья.
— Ну так пускай пошлет в крепость за ними своих рабынь, — распорядился Молодой Хозяин.
К его крайнему изумлению, все так и произошло: рабыни сходили в крепость и принесли оттуда для своей госпожи несколько нарядов и смен постельного белья.
Поговорив с воеводами, князь приказал играть двести свадеб, именно столько пленниц осталось в руках словен. То, что у многих из них дома остались собственные жены и наложницы, значения не имело — слишком много любовниц никогда не бывает. Некоторые из гридей захотели даже венчаться по ромейскому церковному обряду — на трезвую голову им еще больше хотелось понравиться своим избранницам. Но венчать некрещеных варваров не согласился ни один дикейкий священник, поэтому пришлось ограничиться словенским свадебным ритуалом. Едва спала дневная жара, площадь на пристани превратилась в один большой свадебный пир, на котором липовцев было меньше дикейцев.
