свободных,Но и в учебные она тайкомДомой из школы ухитрялась бегать,И я, отец, был в заговоре с ней.На следующий год, приехав, тетяСказала: «Вот что, больше так нельзя.Я увезу ее и в БенаресеПристрою в самый лучший пансион.Спасу племянницу от ласк отцовских».Уехала Омоли, скрыв обиду.Зачем я с тетей отпустил ее!Я в Бадринатх[81] отправился молиться,Чтоб убежать от самого себя.Четыре месяца я жил без писем.Я думал, наша родственная связьОслабла там благодаря заботамНаставников, и отдал дочь в душеВ господни руки с чувством облегченья.Спустя четыре месяца я самЗадумал съездить в Бенарес к Омоли,Но по дороге получил письмо.Бог взял ее. Мне нечего прибавить.Я – в комнате Омоли. Предо мнойЕе письмо. Она в нем пишет: «ОченьХочу тебя увидеть…»Вот и все.
Обыкновенная девушка
Я – девушка из онтохпура. Ясно,Что ты меня не знаешь. Я прочлаПоследний твой рассказ «ГирляндаУвянувших цветов», Шорот-бабу.Твоя остриженная героиняНа тридцать пятом годе умерла.С пятнадцати случались с ней несчастья,Я поняла, что вправду ты волшебник:Ты девушке дал восторжествовать.Я о себе скажу. Мне лет немного,Но сердце я одно уж привлеклаИ ведала к нему ответный трепет.Но что я! Я ведь девушка как все,А в молодости многие чаруют.Будь добр, прошу я, напиши рассказО девушке совсем обыкновенной.Она несчастна. То, что в глубинеУ ней необычайного таится,Пожалуйста, найди и покажиТак, чтоб потом все замечали это.Она так простодушна. Ей нужнаНе истина, а счастье. Так нетрудноУвлечь ее! Сейчас я расскажу,Как это все произошло со мною.Положим, что его зовут Нореш.Он говорил, что для него на светеНет никого, есть только я одна.Я этим похвалам не смела верить,Но и не верить тоже не могла.И вот он в Англию уехал. ВскореОттуда письма стали приходить,Не очень, впрочем, частые. Еще бы!Я думала – ему не до меня.Там девушек ведь тьма, и все красивы,И все умны и будут без умаОт моего Нореша Сена, хоромЖалея, что так долго был он скрытНа родине от просвещенных взоров.И вот в одном письме он написал,Что ездил с Лиззи на море купаться,И приводил бенгальские стихиО вышедшей из волн небесной деве[82].Потом они сидели на песке,И к их ногам подкатывались волны,И солнце с неба улыбалось им.И Лиззи тихо тут ему сказала:«Еще ты здесь, но скоро прочь уедешь,Вот раковина вскрытая. ПролейВ нее хотя одну слезу, и будетЖемчужины дороже мне она».Какие вычурные выраженья!Нореш писал, однако: «Ничего,Что явно так слова высокопарны,Зато они звучат так хорошо.Цветов из золота в сплошных алмазахВедь тоже нет в природе, а меж темИскусственность цене их не мешает».Сравненья эти из его письмаШипами тайно в сердце мне вонзались.Я – девушка простая и не такИспорчена богатством, чтоб не ведатьДействительной цены вещам. Увы!Что там ни говори, случилось это,И не могла ему я отплатить.Я умоляю, напиши рассказО девушке простой, с которой можноПроститься издали и навсегдаОстаться в избранном кругу знакомых,Вблизи владелицы семи машин.Я поняла, что жизнь моя разбита,Что мне не повезло. Однако той,Которую ты выведешь в рассказе,Дай посрамить врагов в отместку мне.Я твоему перу желаю счастья.Малати имя (так зовут меня)Дай девушке. Меня в ней не узнают.Малати слишком много, их не счестьВ Бенгалии, и все они простые.Они на иностранных языкахНе говорят, а лишь умеют плакать.Доставь Малати радость торжества.Ведь ты умен, твое перо могуче.Как Шакунталу, закали ееВ страданиях. Но сжалься надо мною.Единственного, о котором яВсевышнего просила, ночью лежа,Я лишена. Прибереги егоДля героини твоего рассказа.Пусть он пробудет в Лондоне семь лет,Все время на экзаменах срезаясь,Поклонницами занятый всегда.Тем временем пускай твоя МалатиПолучит званье доктора наукВ Калькуттском университете. СделайЕе единым росчерком пераВеликим математиком. Но этимНе ограничься. Будь щедрей, чем бог,И девушку свою отправь в Европу.Пусть тамошние лучшие умы,Правители, художники, поэты,Пленятся, словно новою звездой,Как женщиною ей и как ученой.Дай прогреметь ей не в стране невежд,А в обществе с хорошим воспитаньем,Где наряду с английским языкомЗвучат французский и немецкий. Надо,Чтоб вкруг Малати были именаИ в честь ее готовили приемы.Чтоб разговор струился, точно дождь,И чтобы на потоках красноречьяОна плыла уверенней в себе,Чем лодка с превосходными гребцами.Изобрази, как вкруг нее жужжат:«Зной Индии и грозы в этом взоре».Замечу, между прочим, что в моихГлазах, в отличье от твоей Малати,Сквозит любовь к создателю однаИ что своими бедными глазамиНе видела я здесь ни одногоБлаговоспитанного европейца,Пускай свидетелем ее победСтоит Нореш, толпою оттесненный.А что ж потом? Не стану продолжать!Тут обрываются мои мечтанья.Еще ты на всевышнего роптать,Простая девушка, имела смелость?
Флейта
Узкий переулок.Дом двухэтажный.Внизу, за решеткой – окно,Двери – прямо на улицу,Стены в мутных подтеках,Обветшалые и облупленные.Над дверью пришпилен ярлыкС ликом Ганеши,Покровителя всех начинаний.В этой комнате я живу и плачу за нее.Здесь же ящерица обитает,От меня отличаясь лишь тем,Что всегда обеспечена пищей.Я – младший клерк в конторе.Двадцать пять рупий – жалованье.Столуюсь я в доме Дотто — Даю уроки их сыну.А вечера коротаюНа вокзале – и мнеНе надо платить за свет.Шипенье паровика,Рев гудка,Толкотня пассажиров,Клики кули…Но бьют часы —Десять тридцать.Домой…Тьма. Тишина. Одиночество.На берегу Дхалешвари, в деревне, тетка живет,У ее деверя – дочка.Была назначена свадьба,Благоприятный часБыл избран – но я сбежалИменно в этот час,Спас девушку – и себя…Она не вошла в мой дом,Но в душу мою вошла.Даккское сари на ней,На лбу, у пробора, – киноварь… Дожди, дожди… НадоТратиться на трамвай.А тут еще вычеты, вычеты…В переулке гниютМанго объедки, рыбьи жабры,Дохлая кошка и прочая дрянь.Дырявый мой зонтик похожНа жалованье, изрешеченноеВычетами.Одежда моя конторская —Словно душа вишнуита,Открыта для всех впечатлений.Темная тень ненастья,Как зверь в западню, попадаетВ мою угрюмую комнату.Кажется, небытиемПо рукам и ногам я скован.Канто-бабу живет на углу.Тщательная прическа,Выразительные глаза.Он прихотлив и нежен.Обожает игру на флейте.И в мерзости переулка нашегоИногда – средь ночи поникшей,Иногда – во мгле предрассветнойВозникают внезапные звуки…А то – на закате, вечером,Небеса обнимая,Вековая печаль разлукиВдруг запоет протяжно.И начинает казатьсяНелепостью, бредом пьяногоПереулок этот зловонный.И кажется – разницы нетМеж мною, клерком Хориподом,И падишахом Акбаром.И в струях грустящей флейтыВлекутся к единому раюМой зонтик – и зонт царя…Но это – мираж.А там,Где эта песня, – действительность,Там,В бесконечных мгновениях вечера,Тамал расстилает тениНа берегу Дхалешвари.И во дворе – она.Даккское сари на ней.На лбу, у пробора, – киноварь.
