Расплата. Цена дружбы

экраном. Под финал она предложила выпить за Валерия. Тот скромно отнекивался.

– Нет, – настояла на своем Нина Григорьевна. – Давайте обязательно выпьем за вас. Я вам так скажу, Валера. Я вам словами Маяковского скажу.

И она продекламировала с чувством:

Я знаю, город будет.
Я верю, саду цвесть,
Когда такие люди
В стране Советской есть.

Поздно за полночь Протасов и Ольга покинули гостеприимный дом банкирши и отправились обратно на Харьковский. Валера с трудом управлял «тройкой», стараясь, по возможности, держаться разделительной полосы, по крайней мере там, где она была. В пути Ольга была немногословна. «Неужели к свекрухе приревновала»? – думал Валерий, и был прав. Они благополучно миновали многочисленные милицейские посты. Протасов загнал «тройку» на стоянку под домом, и они поднялись в квартиру. Ольга скользнула в ванную, а оттуда сразу под одеяло. Когда Протасов улегся в кровать, она демонстративно повернулась спиной. «Итальянская забастовка в койке», – хмыкнул Протасов, в свою очередь разворачиваясь кормой. Засыпая, он думал о Нине Григорьевне. Она, у себя на Прорезной, в это время тоже думала о нем. А еще говорят, будто телепатия чепуха. Очевидно, это все-таки не так.

* * *

понедельник, 7-е марта

В течение одного банковского дня кредит был оформлен документально, и переведен на расчетный счет общества с ограниченной ответственностью «Кристина», представленного гендиректором Бонасюком. Нина Григорьевна немного расстроилась, узнав, что договора подписывает не Валерий. Протасов успокоил банкиршу:

– Мой партнер, – заявил он, хлопнув Вась-Вася по плечу с такой силой, что едва не сломал тому ключицу. – Бывший преподаватель КПИ, между прочим. Вот, что с нами время творит. Человек, понимаете, НАУКУ оставил, чтобы отечественную промышленность подымать. Верно я говорю, Васек?!

– Подумать только… – Нина с уважением покосилась на Вась-Вася, в целом производившего благоприятное впечатление. Ученый муж, седая голова. Вася не походил на бандита. Правда, выглядел немного потерянным, ну так, а каким еще казаться светилу, отринувшему науку ради спасения производственных мощностей? Нина Григорьевна обнадеживающе улыбнулась Бонасюку:

– Не переживайте вы так, Василий Васильевич. Все будет в порядке. И вообще спасибо вам, что вы есть. ЧТО НЕ ОТСИЖИВАЕТЕСЬ, КАК ДРУГТЕ, ПО АУДИТОРИЯМ.

Вася ответил вымученной улыбкой. Ему хотелось одного – БЕЖАТЬ!

«Ох, поистине, пропал я», – думал Вась-Вась, подписывая банковские документы. Едва дело было сделано, охранники, в роли которых довелось выступать Следователю с Близнецом (это здорово раздражало обоих) увезли Бонасюка «в офис», то есть обратно, на оперативную квартиру УБЭП.

Нина Григорьевна, Мила Кларчук и Валерий распили традиционную бутылку шампанского. Протасов по случаю приволок полусладкое. Дамы одобрили выбор.

За удачу достойного начинания! – провозгласила Нина Григорьевна. – Верю, что все у нас, Валерий получится. Тем более, в канун Международного женского дня. – Нина сверкнула глазами как Бонапарт по концу Аустерлицкого сражения.[42]

«Да уж, Соломоново, воистину, решение, – поджала губки Мила, – учредили один дурацкий праздник в году, а на протяжении прочих трехсот шестидесяти дней заставили вкалывать кем угодно. Валяльщицами, монтажницами, проходчицами. Вот, спасибо. Пришла весна, настало лето, спасибо партии за это».

– Как говорится, семь футов под килем! – поддакнул Протасов, затруднявшийся с оценкой 8-го марта. Лично он в этот день жалел только о том, что не родился цветочным магнатом. «Вот у кого капусты, хоть, блин, в бочках соли».

Мила Сергеевна в роли главного бухгалтера ООО «Кристина» казалась немногословной и сосредоточенной. На душе у нее скребли кошки. Никакого триумфа не было и в помине. Глядя в счастливую физиономию Протасова, она раздумывала над тем, что ожидает ее впереди. А там, во-первых, маячила мрачная рожа Лени Витрякова. В обещанную Украинским охрану Мила Сергеевна верила, как новобранец клерку из военкомата, распинающемуся про отсутствие в армии «дедовщины», про солдатское братство и отцов-командиров. Но, даже если б Витрякова унесла чума, это б не изменило картину в целом. «Что, собственно, дальше»? – спрашивала у себя госпожа Кларчук. Вразумительный ответ отсутствовал. Крушение коммунистического режима освободило большинство советского населения от беспросветного вкалывания на государство, организованного наподобие барщины. От победы к победе, со стабильно унизительным окладом, лишь бы ноги не протянуть, в убогой квартирке, освещаемой Светом Коммунизма Впереди, который отчего-то не греет. Но, и открывшиеся, было, перспективы, по делу оказались миражами. Какая, в сущности, разница, отчего вам не суждено побывать в Египте, партком добро не дает или попросту нету денег. Так или иначе, Долины Царей вам в живую не видать. «Оковы рухнут, и Свобода, Вас примет радостно, у входа…» – писал некогда Пушкин декабристам. Легко трепаться про эмпирическую свободу, когда на тебя пашут крепостные крестьяне. А когда крестьяне отсутствуют, желудок очень скоро начинает подводить, и он сам по себе прилипает к спине. Поскольку в финале Перестройки жизнь на большей части предприятий впала, так сказать, в анабиоз, ходить на работу сделалось незачем. Кто мог, подался в свободное предпринимательство, скоро испытав на собственной шкуре, что без связей, стартового капитала и идей, которые не сыщешь ни в одном пособии, это все равно, что воевать без карт, топлива и снарядов.

Впрочем, Мила не принадлежала к крепостным. Все таки, она выросла в комсомоле, собиравшем некогда под славными знаменами ту часть наиболее сообразительных граждан, какая давно сделала правильные выводы. Беда заключалась в том, что далеко не всем могло повезти на новом историческом этапе под негласным лозунгом «Все заделаемся олигархами». «Каждый солдат носит в ранце маршальский жезл», – любил повторять Наполеон. Мила, пожалуй, добавила бы, что не каждому его суждено вытащить.

«Ну хорошо, – думала госпожа Кларчук, пока Протасов и Нина Григорьевна ворковали, будто два голубка. Протасов нес полную ахинею про каких-то мифических замерщиков окон, которые прибудут, чтобы высчитать объемы работ. – Ну, хорошо. Дело, что называется, к вечеру. Кредит мы проконвертируем, это вопрос техники. Украинский заграбастает деньги. Сомнительно, чтобы конфискованное вернулось вбюджет. Протасов загремит за решетку. – Мила закурила «Море». – Бонасюк повесится на шнурке от торшера, или вскроет вены в ванной. Это, пожалуй, решено. А я? Что будет со мной?».

Мила слишком хорошо запомнила слова Сергея Михайловича, сказанные буквально накануне, чтобы судьба несчастного Вась-Вася вызывала хотя бы какие-то сомнения: «У Бонасюка, Мила, нет никакого дальше, – сказал полковник таким голосом, что у Милы мурашки поползли между лопаток. – Кредит взял, и