Пошатываясь и кряхтя, Бандура заглянул внутрь. Представившаяся картина напоминала съемочную площадку в Голливуде. Фильм был о нравах на Диком Западе. Декорации изображали салун после налета «краснокожих» аборигенов. Столики валялись кверху ножками, словно павшие от всемирного похолодания динозавры. То тут, то там, среди вывернутых на пол салатов и луж пролитого вина лежали опрокинутые табуреты. Застреленный Кинг Конгом вышибала смотрел в потолок стеклянными глазами. Его коллега на четвереньках пробирался к приоткрытой двери в служебное помещение. Последние посетители толкались у выхода, работая локтями и коленями. У одной из мазанок Андрей разглядел Милу. Лицо госпожи Кларчук искажала гримаса животной ярости, руки с зажатым в ладонях револьвером ходили ходуном, отчего ствол плясал из стороны в сторону. Пороховое облако унес ветер, и сцену отличала четкость слайда. Напротив оцепенели трое бандитов. Их глаза были прикованы к револьверу.
Витряков держался за голову, украшенную гематомой с апельсин, и раскачивался, словно мореход в штормовую погоду. Из рассеченной брови хлестала кровь, но единственный уцелевший глаз сверкал такой злобой, что Бандура понял: о капитуляции и речи нет. Слева от Витрякова стоял Кашкет. Свет падал ему на лицо, так что Бандура мог оценить результаты своих усилий. У Кашкета был сломан нос и буквально вдребезги разбиты губы.
– Ну, Филя! – голос Милы сорвался на визг, – кого ты собирался долбить?! Меня долбить?! Есть чем долбить, козел?! Ноги мои не сходятся, да?! А твои как?!
– Шалашовка! – вопреки кровотечению Шрам раскраснелся, как помидор, и Андрей на мгновение предположил, что у бандита прямо сейчас лопнет голова. Филя, как и Витряков, не собирался сдаваться. Это было совершенно очевидно.
– Раз! – Отбросив остатки расколовшегося табурета, Андрей вооружился бутылкой, собираясь повторить операцию с Кашкетом.
– Не надо! – попросил Кашкет, и попятился.
– Я быстренько, – заверил Бандура, взвешивая на ладони бутылку. Его план, подразумевавший выведение бандитов из строя, одного за другим, пока те стояли под прицелом, был, безусловно, элегантен, рационален и прост. Все бы, пожалуй, удалось, если б Андрей не допустил грубейшую тактическую ошибку. Наступая на Кашкета, он заслонил собой Шрама. Тот мгновенно воспользовался этим. Совершив чудовищный прыжок, Филя выбил револьвер из рук Милы Сергеевны, одновременно ударив ее в живот. Мила со стоном переломилась пополам. Андрей очутился лицом к лицу с двумя дееспособными противниками. В данной ситуации следовало самым решительным способом сократить их количество, пока не сделалось худо. Андрей махнул ногой, всадив толстый полиуретановый носок ботинка в коленную чашечку Кашкета. – Мениск, б-дь! – крикнул Кашкет. Падая, он выставил руки, будто собирался отжиматься от пола. Упор лежа – не лучшая позиция для обороны. Андрей опустил ногу на затылок поверженного врага, как если бы она была ступенькой. Раздался глухой стук, и Кашкет, дернувшись, затих. Сведя к нулю численное превосходство, Бандура обернулся к Филе. Шрам занял позицию вполоборота к противнику, прикрывая коленом голень и пах, а левой рукой живот и голову. Хоть он и слабел с каждым мгновением, движения оставались выверенными и четкими, а глаза смотрели в глаза. В точности, как и полагается бойцу. Бандура сразу сообразил, что перед ним достойный противник.
Еще в середине восьмидесятых, когда за занятия карате полагался тюремный срок, Шрам, наплевав на УПК, организовал в Николаеве нелегальную школу рукопашного боя. От желающих стать кохаями[48] не было отбоя, и Филя преуспевал до Горбачевской поры, счастливо избежав доноса, ареста и расправы. Когда препоны начали рушиться один за другим, а Филя всерьез задумался над созданием местной лиги восточных боевых искусств, (это было чрезвычайно модно в то время, и сулило неслабые барыши), произошла трагическая случайность, поставившая крест на его карьере. Если тут уместно говорить о случайности, потому как «планка» у Фили «западала» давно, просто раньше ему и окружающим везло. В учебном бою Филимонов смертельно травмировал спарринг-партнера, которому едва исполнилось семнадцать. Поскольку юноша, на беду Шрама, оказался не сиротой, а единственным сыном секретаря райкома, к делу немедленно подключились «силовики». Шрама кинули на нары, и попытались учинить самосуд. Филя, естественно, защищался. В тот день он окончательно обезумел, перебив всех участников внесудебной расправы. Папу несчастного юноши и троих сопровождавших его милиционеров нашли бездыханными на полу камеры. Еще двое сотрудников МВД распрощались с жизнями, когда Филимонов пробивался на волю. Его немедленно объявили во всесоюзный розыск. Хоть дни Союза были сочтены, погибнуть бы Шраму, рано или поздно, при задержании, если бы не Витряков, подобравший его буквально на улице. С новыми документами Шрам перебрался в Крым, с той поры сопровождая Леню повсюду в виде верной, свирепой и абсолютно безжалостной тени.
– Ты бы яйца в морозилку спрятал, – посоветовал Андрей. Шрам зарычал от ярости. – Нет, честно, протухнут, потом доктора не пришьют. Я знаю одного хирурга, золотые руки, поверь… – Бандура и Шрам кружили по площадке, выдерживая дистанцию и подмечая малейшие детали. Никто не спешил начинать. Бандура был значительно легче и быстрее, на стороне Филимонова находились опыт и мощь. Правда, он терял кровь, а вместе с кровью и силу. В этом плане время, безусловно, работало на Андрея, болтавшего языком, как помелом. Такие фокусы, как правило, устраивают нервы, если вы, к тому же, любитель поболтать. – Ты не расстраивайся, Шрам. Живут люди и без яиц… На черта они тебе вообще? Если есть жопа.
Эти слова оказались последней каплей. Шрам перешел в наступление, метя противнику в голову. Вопреки пристрастиям постановщиков драк в кино, обожающих замысловатые удары ногами, ничто так не эффективно в бою, как удары кулаками по голове. У них самая короткая траектория, и их чрезвычайно сложно отразить. Учтя все это скорее на подсознательном уровне, Андрей всем корпусом нырнул вниз. Используя левую ногу в качестве опорной пятки циркуля, он далеко выбросил правую, описав молниеносный полукруг, предназначавшийся щиколоткам атакующего Шрама. Подсечка такого рода, когда ударная нога движется, словно коса жнеца, дело исключительно рискованное и грозящее катастрофой, если противник вовремя разгадает маневр. Но, если застать врага врасплох, результат искупает риск с лихвой. Обе вероятности находятся в некотором эмпирическом поле, экстраполировать которое невозможно. Удача улыбнулась Андрею. В то время как кулаки Филимонова поразили пустоту, ноги утратили точку опоры. Филя с грохотом упал на лопатки. Бандура немедленно добил противника, прыгнув на него, как на батут.
– Мила, ты жива?! – крикнул Андрей, отыскивая глазами госпожу Кларчук. Он нашел ее на полу, и с трудом поставил ее на ноги. Они кое-как доковыляли к машине. Андрей затолкал Милу в «Мазду» и нырнул за руль. Мотор заработал неустойчиво, но прогревать его было некогда. Что-то подсказывало Бандуре, что еще далеко не конец. Он воткнул заднюю передачу. «Мазда» перелетела газон и соскочила с высокой бровки, зацепив гранит то ли бампером, то ли буксировочным крюком. Скрежет прозвучал на всю улицу.
– Что это? – воскликнула Мила.
