Месть. Все включено

банковской упаковке.

– Шарабан!.. Ну, тысяча долларов от силы. Гараж – четыре штуки… Это, если еще капитальный, да на покупателя безголового наткнешься.

Правилов нерешительно взвесил брикет в ладони, поморщился и протянул Инне.

– На вот, тут с головой… В общем, созвонишься с ней, встретишься и передашь.

– А может? – начала Инна.

– Как говорю, так и делай, – отрезал Правилов. – Это больше, чем она потеряла в трасте, но значительно меньше, чем мне следовало бы сделать… И ничего, абсолютно ничего ей не вернет, Инна, потому как не все можно купить за деньги. Это ясно?

Инна вытаращила глаза.

– Ступай, – сказал Правилов.

– Очевидно, мне надо будет взять с нее расписку? – проговорила Инна уже от двери.

Правилов покачал головой.

Оставшись в одиночестве, Олег Петрович привел в порядок стол, опустошил пепельницу в мусоросборник, вытащил фотографию дочери из рамки и убрал в нагрудный карман. Покидая кабинет, Правилов не оглядывался. Молча пересек приемную и вышел наружу, тихонько притворив за собою дверь.

Глава 11 СТИКС[60]

Суббота, ближе к вечеру

Первые часы после аварии представлялись Андрею вечностью, составленной из хаотического нагромождения разрозненных отрывков, перемежаемых глубокими черными провалами. Он как будто смотрел кинопленку, предварительно старательно истоптанную и порезанную кусками, а затем склеенную как попало. Это также походило на кошмар, оставляющий поутру неприятный осадок, вроде еле уловимого и одновременно навязчиво живучего шлейфа после проехавшего через двор мусоровоза. Существенная разница заключалась в том, что кошмар разыгрывался наяву, и боль была самая настоящая. Чего-чего, а боли хватало с головой. Боли было столько, что Бандура в ней буквально купался. Он плавал в ней, будто зародыш в околоплодных водах, рискуя вот-вот захлебнуться. Вместе с тем он чувствовал, скорее на уровне подсознания, что как только она уйдет, это будет означать наступление смерти. Боль казалась единственным, что еще оставалось для него на земле. Боль была своеобразным стержнем, накладываясь на который, бессвязные, на первый взгляд, видения складывались в единую паскудную картину: «Меня зацепило. Меня куда-то везут. Мне все равно куда, потому, что я один хрен умираю».

Столкновение автомобилей осталось для него как бы за кадром. Было такое ощущение, будто десяток соскочивших с катушек рудокопов одновременно вонзили в тело кирки, поразив все, что только есть под кожей. Бандура повис на руле, будто жук из коллекции орнитолога. Что-то липкое текло по лбу и попадало в глазные впадины. Впрочем, смотреть было не на что – лопнувшее лобовое стекло превратилось в дымчатую сетку. Веки опустились. Какое-то время он еще слышал мужские голоса, матерившиеся на грани истерики. Кто-то жалобно взывал о помощи, но Андрею не было жаль.

«У меня вся грудная клетка превратилась в сплошное месиво, – на удивление спокойно, по такому случаю, констатировал Андрей. – Ребра проткнули легкие. И это полная, мать вашу, жопа».

Полость рта заполнилась кровью с быстротой дренажного колодца в хороший ливень. Он ее сплевывал, и она текла по подбородку и куда-то капала дальше, черт ее знает, куда, наверное, на штаны. По сути, ему было до лампочки.

«Я сейчас захлебнусь».

Но, ему не суждено было захлебнуться. – «По крайней мере, не в этот раз, приятель. Ты собрался слишком легко отделаться».

Кто-то, невидимый из-под ресниц, тяжело задышал в лицо чесноком. Незнакомец кряхтел, как человек, ползущий по узкому тоннелю. В сущности, так и было. Левая дверь легковушки скомкалась, как фольга от шоколадной конфеты, перед полетом в мусоросборник. Правую намертво заклинило из-за того, что от удара перекосило кузов. Крыша согнулась, и, чтобы добраться до водителя, незнакомцу пришлось заползать в салон через заднее окно.

– Ну, что там? – осведомился кто-то снаружи. Голос звучал спокойно, без отдышки. Значит, его обладатель никуда не полз.

– Откуда я, мля, знаю?! Подожди ты! – огрызнулся тот, что дышал чесноком. Затем Андрея попробовали потащить за шиворот. Ткань рубашки затрещала, Андрею показалось, что рвется плоть. Он глухо застонал. Как пациент в кресле у дантиста.

– Сдохло это падло или нет?! – торопил тот, что снаружи.

– Кажись, стонет… – доложил запыхавшийся голос.

– Пульс потрогай, лапоть. Есть или нет?

Раздался сухой треск, с которым пуговицы покинули воротник. Грубые пальцы коснулись шеи.

– Тикает. – Сообщил любитель чеснока. – Вот, мля, везучий. Живой… А ведь еще двоих наших угробил, гнида…

– Ландо. Если дышит, давай, тащи его сюда!

– Какое, тащи? У него копыта зажаты. И, брюхо рулем, кажись, проткнуло…

– Монтировку подать?

Да ну, тут без болгарки…[61]