– Направо, – глухо подтвердил балтиец. Разведчики зашагали в указанном направлении и вскоре опять выбрались на поверхность. На этот раз в амбаре многодетной семьи Полищуков, утративших двух деток сразу, годовалого Степана и трехлетнюю Евдокию.
– Ну-с, – протянул старший чекист, рисуя очередную палочку. Теперь у него получилась латинская буква «F». – М-да-с, схема, по-моему, ясная. К каждому дому, в котором пропал ребенок, прорыт потайной ход. Способ похищения ясен. Остается выяснить мотивы, так сказать, и непосредственных исполнителей. Кто и зачем это сделал. Итак, приступим, товарищи. – Его пенсне светили, как два маяка. Разведчики, потягивавшие папиросы на свежем воздухе, теперь уже кряхтя, поднялись. Они смахивали на шахтеров после смены.
Еще через полчаса разведчики опять показались на поверхности, но, уже с противоположной стороны главного туннеля, в избе Фоменко. Эта семья проживала на отшибе. На этот раз жертвой похитителей оказалась двухлетняя Маруся. В блокноте старшего чекиста теперь образовалась фигура, напоминающая бегущего человечка.
Пока команда матроса-балтийца переводила дух, солнце потихоньку клонилось к Западу. Мужики, сопровождавшие чекистов, мрачнели по мере того, как слабел солнечный свет. Все эти ходы, испещрившие землю под деревней, как древоточцы старый пень, подействовали на крестьян удручающе. Они, уже не таясь, крестились всякий раз, как обнаруживался очередной лаз. Кто-то помянул разрушенную еще в гражданскую войну церковь. Старший чекист делал вид, что ничего этого не замечает. У него и без дурацких предрассудков, свойственных темным, необразованным людям, хватало, над чем поломать голову. Было очевидно, они наткнулись на нечто, не описанное ни одним учебником криминалистики. И, вот, что тут прикажете делать, когда на руках распоряжение: разобраться и доложить по команде? Возвращаться в район с пустыми руками, чтобы позвать на помощь высоколобых столичных профессоров? А откуда их, спрашивается, взять, если, кого не перебили, тот за границу умотал.
– Не тяните резину, товарищи, – напутствовал разведчиков старший чекист, заметив, что те мнутся перед очередной дырой, и не спешат спускаться вниз. В ответ парни зароптали, уверяя, что сил больше никаких нет.
– Ни у кого нет, – отрезал старший, решительно протирая стекла пенсне. – Но, надо.
Своих разведчиков неожиданно поддержал балтиец:
– Люди вымотались, Алексей Николаевич, – сказал бывший революционный матрос, размазывая грязный пот по чумазому лицу. – Надо бы сменить караул.
– Кем, спрашивается? – сказал старший чекист.
– А хотя бы им! – балтиец ткнул перепачканным пальцем в латыша. Тот сначала вытаращил блеклые рыбьи глаза, а потом нервно заговорил на родном языке, перемежая непонятные прибалтийские выражения словами «бунт», «расстрелять» и матерными словечками.
– Рожа немецкая, – матрос сплюнул в грязь. – Договоришься у меня, курва.
Старший чекист еле пресек разгоравшийся конфликт, пообещав, что латыш полезет под землю в следующий раз.
– Почему, б-дь, в следующий?! – возмутился балтиец, словно предчувствуя, что следующего раза не будет.
– Потому, что я так решил! – отрезал старший.
Пеньковая веревка вышла вся. Подземелье оказалось неожиданно длинным, а потому, с каждым открытым ходом двое отвечавших за пеньку парней перемещались к новому отверстию. Следующие несколько ответвлений они прошли, не останавливаясь. Старший чекист лишь уточнял расположение ближайших домиков, из которых исчезли дети, и рисовал все новые черточки, пока карта не стала походить на ель.
– Да, – только и протянул председатель. – Ствол и ветки. Жуть какая-то. – И прямо на глазах у чекиста перекрестился, позабыв, что принадлежит к партийному активу.
– Вот-вот, – оперуполномоченный прочистил нос. – Именно, что ствол-с. Хотел бы я знать, куда он, спрашивается, ведет?
– Вестимо, куда, – буркнул один из мужиков. – В старую балку.
– Что ты болтаешь, дурак? – бывший латышский стрелок наподдал носком щеголеватого ялового сапога глиняную грудку, и она рассыпалась в прах.
– В какую балку? – вмешался старший чекист, делая латышу знак умолкнуть.
Мужики, вначале немного тушуясь под его суровым немигающим взглядом через стекла пенсне, начали рассказывать о старом овраге, который еще при царе-батюшке слыл местом, если не гиблым, то уж нехорошим, это точно. А после Гражданской, заваленный трупами, превратился черт знает во что…
– Кто же там похоронен? – старший чекист недоверчиво прищурился. Он верил в дактилоскопическую экспертизу значительно сильнее, чем потусторонним мотивчикам, свойственным простолюдинам, обожающим истории со всякими демонами и приведениями.
– Похоронен? – вздыхали мужики. – Разве ж так хоронят? Без отпевания, без креста, без батюшки? Где ж такое видано? Так, набросаны, покойники, один на другого. Не по-христиански.
– Кто набросан?
– А кто хочешь. И белые, и ваши. Матросы. В этих краях такую тьму народу загубили, жуть…
– Отставить контрреволюционные разговоры! – вмешался латышский стрелок.
– Да будет вам, Отто Карлович, – сказал старший чекист. – Какая контрреволюция? Скорее, темнота и необразованность. Вот так-с. – И, больше не обращая внимания на латыша, хоть тот и покраснел от гнева, он обернулся к крестьянам:
– Все это совершенно несерьезно, товарищи. Поспешим. Надо двигаться дальше.
Мужики не двинулись с места.
– Алексей Николаевич? – председатель поселкового совета задышал старшему чекисту в ухо. – Не дело
