гости явились за кассетой, которая лежала у него за пазухой. Дальнейшие события только укрепили Атасова в этой мысли. Из бывшей гостиной донесся грохот, с которым кассеты из этажерки очутились на полу.
– Опупел, б-дь?! – крикнул тот, что сохранил глаз. – Всех соседей на уши подымешь! Вызовет какой- нибудь гондон милицию…
– Слушай, не гони, – оправдывался рожденный в трамвае. – Если наш клиент, каратюга хренов, соседей своими макиварами не достал конкретно, то… б-дь, кажется батарейка села.
– Кажется, б-дь?
– Ну, села…
– Запасная, б-дь, есть?
– Ни х… нет.
– Тогда зажги, б-дь, свет.
– А соседи?
– По бую. Что ты, б-дь, предлагаешь? На ощупь, е… твою мать, эту фуфловую кассету искать.
– Может, все заберем?
– Пупок, б-дь, не развяжется? И потом, на х… тебе все, если Сурков четко и ясно сказал – взять, б-дь, одну, желтого цвета.
– Где тут свет включается?
– Х… его знает, где.
Батарейка окончательно издохла. Теперь бандиты орудовали в кромешной тьме. Они не отличались кошачьим зрением. Снова что-то упало. Атасов решил, что один из тренажеров. Послышался сдавленный стон.
– Колено…
– Да тише ты, б-дь, говорю! Козел безрогий! Калека.
Через мгновение вспыхнул свет, обыск продолжился с удвоенной энергией.
– Ни х-я нет!
– Угу, тут желтой кассеты нет. Давай в другую комнату.
Бандиты двинулись к кабинету. Атасов, за шкафом, затаил дыхание, сказав себе
– Блядь! – завопили они практически хором с порога. Вид мертвого хозяина, сгорбившегося за столом, произвел на них еще большее впечатление, чем на Атасова. Возможно оттого, что Атасов был один, и ему не для кого было орать, если не считать самого себя, а это совсем не так интересно.
– Он же застрелился, твою мать! Снес, б-дь, себе балду, на х…!
– А ты думал, он кимарит, да?!
– Ну и сука твой Сурков! Подставил по полной программе, гондон! Сказал, б-дь, хату обшманать, а тут жмур с дыркой в скворечнике. Парься теперь со жмуром!
– Сваливать надо, – предложил родившийся в трамвае. Пока на жопу приключения не заработали.
Атасов мысленно горячо поддержал это дельное со всех сторон предложение. У обоих взломщиков были пистолеты, устраивать пальбу не хотелось. Это так, мягко говоря.
Но, вместо того, чтобы рвануть наутек, незнакомцы вспомнили о долге перед Сурковым, который, по мысли Атасова, не стоил того чтобы умирать в этой квартире.
– Как не крути, Колян, а Сурков яйца оторвет, если мы без кассеты вернемся. Давай, вруби свет.
Вместо этой жестокой, но желанной картины он заглянул в вороненое дуло револьвера, в котором немедленно опознал «наган», табельное оружие офицерского корпуса российской императорской армии, за сотню лет пребывания в эксплуатации не утратившее способности убивать. Атасов замер, как солдат, наступивший на противопехотную мину, глядя в дуло «нагана», где было темно, как в погребе.
– Х… попал! – сообщил из-под стола взломщик, глядя на Атасова через прорезь в прицеле. Голос был визгливым, как стертые до металла тормозные колодки. Взломщик лежал навзничь, выставив перед собой руки с револьвером.