создав дистанцию между белыми американцами и индейцами. Они тоже считали, что рано или поздно индейцы, конечно, расстанутся с примитивным укладом жизни, однако процесс трансформации может растянуться на долгие годы. И недопустимо, чтобы все это время индейцы стояли на пути белого прогресса. Общество вправе устранить подобные препятствия, не вступая с ними в долгие переговоры. Джексон верил, что жесткие меры в данном случае вполне естественны: просто такое время, когда «одна раса исчезает, дабы освободить жизненное пространство для другой». Свои методы он считал не только естественными, но и «демократичными», ибо полагал, что поступает так в интересах американского народа. А что прикажете делать, если кучка упрямых дикарей, не способных разумно распорядиться природными богатствами, мешает потенциальному процветанию более цивилизованной нации? Специфические интересы меньшинства не должны ограничивать экономические возможности большинства. «Истинная благотворительность, – заявил Джексон в 1830 году, – примиряет разум с подобными превратностями судьбы».
Он опробовал свою демократическую благотворительность применительно к пятерке «цивилизованных» племен, в число которых входили чероки, чоктавы, чикасавы, кри и семинолы. Эти племена проживали на юго-восточных землях и многому научились от своих белых соседей. На тот момент в их сообществах установилась (правда, в различной степени) экономическая, политическая и юридическая система по образу и подобию белого общества. Увы, индейцы почерпнули у американцев еще одну, весьма неприятную привычку: они были привязаны к своей собственности и энергично защищали ее от посягательств со стороны. Они никак не хотели уступать плодородные земли белым переселенцам, которые с жадностью взирали на индейскую вотчину. Вот тут в дело вмешался президент Джексон – президент, который любил свой народ и всеми правдами и неправдами стремился помочь ему в осуществлении американской мечты. Джексон вывел с указанной территории войска, в обязанности которых входила защита местного населения, и в 1830 году провел через Конгресс Акт о перемещении индейцев, согласно которому южные племена должны были мигрировать на западное побережье Миссисипи. Он поддержал Джорджию, когда та потребовала установить контроль федерального правительства над внутренними делами индейцев. Когда же Верховный суд воспротивился этому решению, Джексон якобы произнес следующую широко цитируемую фразу: «Джон Маршалл[11] принял свое решение, пусть теперь попробует провести его в жизнь».
Под давлением белых властей вожди чоктавов, чикасавов и кри вынуждены были вступить в переговоры и в конечном счете отказаться от своих исконных земель в обмен на новые – на территории нынешней Оклахомы. Семинолы избрали путь партизанской войны. Чероки в 1840-х годах пытались опротестовать несправедливый договор через американский суд. Однако дело кончилось тем, что в 1838 году федеральные власти погнали 15 тыс. недовольных индейцев, как скот, на запад, на так называемую индейскую территорию. Во время долгого и тяжкого путешествия по «Тропе слез» (как окрестили его сами индейцы) примерно четверть из всех перемещенных умерла. К 1840 году практически все восточные племена оказались изгнанными с их законной территории. Индейцев заставили освободить свыше 100 млн акров к востоку от Миссисипи и переселиться на западный берег, где им предоставили около 32 млн акров засушливой и негостеприимной земли.
Теми же «демократическими» принципами руководствовался Джексон и во взаимоотношениях федерального государства и штатов. Президент, бдительно следивший за тем, чтобы централизованное правительство не ущемляло права и возможности обычного (естественно, белого) человека, на права штатов свою заботу не распространял. Он не уставал повторять, что верховную власть в государстве представляет народ, а не штаты. У последних имеются некоторые узаконенные права, но отнюдь не право последнего слова. Штаты не смеют покушаться на единство Союза или полномочия федерального правительства. Следует признать: у Джексона были основания для опасений – «Резолюция штатов Виргиния и Кентукки» (1798 г.) и Хартфордская конвенция от 1814 года уже пытались бросить вызов национальному правительству. Следующее серьезное испытание имело прямое касательство к тарифам. Причем в данном случае угроза исходила не от вечно недовольной оппозиции, а изнутри самого правящего кабинета – от джексоновского вице-президента Джона К. Кэлхауна.
Он снова поднял вопрос о полномочиях федеральной власти и правительств штатов, а поводом для этого послужили многочисленные бедствия, обрушившиеся в конце 1820-х годов на южные штаты и, по мнению Кэлхауна, почти доведшие их до гибели. Действительно, регион жестоко пострадал в результате отсроченных эффектов рыночной паники 1819 года. Сюда добавилось резкое снижение цен на хлопок, ставшее причиной разорения многих плантаторов, и вредоносные протекционистские пошлины 1824 и 1828 годов. Кэлхаун с беспокойством писал об угрожающем положении, сложившемся в его родной Южной Каролине: плодородные почвы истощались, местные фермеры бросали свои хозяйства и переезжали на запад, дошло до того, что белых жителей осталось в штате меньше, чем чернокожих. А затем произошло событие, серьезно напугавшее белое население: в 1822 году властями Чарлстона был раскрыт заговор, целью которого являлось восстание черных рабов под предводительством свободного чернокожего плотника Денмарка Веси. В качестве основной причины всех несчастий Кэлхаун называл все те же «проклятые пошлины», и нетрудно понять почему. Таким образом он рассчитывал направить гнев южнокаролинцев (да и вообще всех южан) против федеральных властей. Отведя удар от правительств штатов, он рассчитывал сфокусировать внимание общественности на другом горячем вопросе – о рабовладении, где принцип местного контроля играл еще большую роль.
В 1828 году Кэлхаун анонимно издал памфлет «Изложение причин и протест Южной Каролины», в котором заявил, что любой штат – в силу собственной суверенности – имеет право отменить на своей территории действие федеральных законов, если те наносят ущерб штату. Он напомнил, что конституция, а вместе с ней и сам Союз штатов появились на свет благодаря ратификационным конвентам штатов. Если штаты наделили конституцию силой закона, то теперь они вправе решать, насколько конституционны те или иные действия Конгресса. Особый конвент штата может отменить федеральные законы как не имеющие законной силы (т. е. нуллифицировать их). Далее у федерального правительства два пути: либо примириться с нуллификацией спорного закона, либо попытаться его протащить через соответствующие поправки к конституции. В последней ситуации, пригрозил Кэлхаун, штат может беспрепятственно выйти из Союза, к которому когда-то присоединился по доброй воле. После того как Конгресс в 1832 году своим решением ввел еще один обременительный тариф (на сей раз 50- процентную пошлину), родной штат Кэлхауна сделал попытку применить эти теоретические выкладки на практике: специальный конвент Южной Каролины нуллифицировал принятый акт, а заодно отменил и тариф 1828 года.
Джексону пришлось пойти на уступки. Президент смирился со снижением пошлины (до 20 %), но не с позицией Кэлхауна. Последнее понятно – иначе штаты получили бы возможность отменять любой закон. В конце концов конституция – «верховный закон страны», созданный именем и властью народа для того, чтобы сформировать «правительство, а не конфедерацию». На самом деле штаты не являются суверенными государствами, а если они попробуют вести себя как таковые, то президент обязан поддержать законы Соединенных Штатов. С этой целью Джексон усилил федеральные форты в Южной Каролине, запросил у Конгресса военную поддержку для сбора новых пошлин, а в душе мечтал добраться до дерзкого Кэлхауна и повесить его за измену.
Однако в конце концов противоречие удалось уладить без помощи веревки. Прочие южные штаты заняли выжидательную позицию, избегая активных действий. Кэлхаун подал в отставку, распростившись с постом вице-президента. Правда, он быстро утешился, получив место в сенате, и тут же развил активную деятельность совместно с Генри Клэем – они разрабатывали программу снижения тарифа 1833 года. В Южной Каролине собрался еще один конвент, который отменил прежнюю нуллификацию. Итак, на сей раз Союз удалось сохранить. Джексон был убежден, что, поддержав народный договор и оказав сопротивление «революционным» действиям «небольшой группы избирателей в одном-единственном штате», он совершил великое дело – защитил «демократические» идеалы.
Он на практике убедился, какую угрозу демократическим принципам могут представлять особые интересы отдельного штата. Но, как выяснилось, не меньшую угрозу несут в себе особые привилегии отдельного государственного института. Банк Соединенных Штатов, дьявольское порождение Александра Гамильтона, накопил чрезвычайно опасную мощь со времени своего второго рождения в 1816 году. Руководители банка (относившиеся к антиджексоновской группировке) затребовали новую лицензию, не дожидаясь, когда закончится старая в 1832 году. Они были уверены, что президент, заинтересованный в успешных результатах выборов и финансовом процветании, проявит уступчивость. Конгресс без всяких колебаний провел акт о выдаче лицензии; президент, воспользовавшись своим правом вето, столь же уверенно вернул его обратно.
В глазах Джексона банк олицетворял собой неправомочную и разрушительную по своей природе монополию, которая позволяла наживаться кучке денежных мешков и иностранцев, в то время как «простые члены нашего общества пребывают в несправедливой зависимости от денег и кредитов». Заставив Конгресс считаться со своим мнением, президент предпринял решительное наступление в «банковской войне». В 1833 году он исключил поступление федеральных налогов в банк Соединенных Штатов и перераспределил их между банками штатов. То же самое он проделал в 1836 году с дополнительными федеральными доходами. Более того, Джексон взял курс на преимущественное использование монеты с тем, чтобы воспрепятствовать банку в выпуске бумажных денег. Он рассчитывал установить контроль над экономическими интересами меньшинства, обеспечить честность и открытость в банковской системе и таким образом не только расширить возможности большинства, но и приблизиться к своей конечной цели, а именно – создать свободный, конкурентоспособный, поистине «демократический» рынок.
Однако на практике экономическое развитие страны пошло далеко не столь прекрасным и упорядоченным путем, как мечталось президенту. Отчасти в этом была виновата политика самого Джексона, но более всего делу навредила международная обстановка. В 1833 году банк Соединенных Штатов сократил кредитование, и разразился экономический кризис. Банки штатов, напротив, расширили займы – результатом стал небывалый бум. В 1837 году Банк Англии ужесточил условия кредитования, и США увязли в семилетнем кризисе – самом страшном из всех пережитых. Вину за эту экономическую неразбериху пытались возложить на многие инстанции, но следует признать со всей определенностью: Джексон своей «банковской войной» лишил нацию стабилизирующего института, способного смягчить удар. Его кампания по защите экономических интересов простых людей не увенчалась успехом. Напротив, она ввергла страну в плачевное состояние экономического упадка и нищеты.
Пребывание Джексона на президентском посту способствовало также формированию новой оппозиционной партии. В 1834 году Генри Клэй, Дэниел Уэбстер, Джон Куинси Адамс и другие политические деятели объединились в так называемую партию «вигов», которые – пользуясь революционной терминологией – определяли себя как противники централизованной, тиранической и недемократической по своей сути власти «короля Эндрю». Виги отрицали джексоновскую (да и джефферсоновскую) доктрину о необходимости ограничения полномочий федерального правительства, их политическая программа включала такие пункты, как национализм, правительственный интервенционизм и социальные реформы. Позаимствовав предвыборные технологии джексоновской клики, они сумели выиграть президентские выборы 1840 года. Причем, как ни парадоксально, их кандидатом стал Уильям Генри Гаррисон – военный герой, не обремененный серьезной политической платформой, зато пользовавшийся поддержкой сильной организации, которая, взяв на вооружение обширный багаж ярких символов и запоминающихся лозунгов, старательно лепила образ простого парня, представителя народных масс. Наступил новый период «двухпартийной системы» – на бурной основе. Однако, судя по привычным дебатам по поводу правительственных полномочий, защиты свободы и республиканского наследия «основателей», американская политика оставалась, несомненно, «революционной».
Глава 5
Экономические и социальные перемены в ранней республике, 1789–1860 годы
Путешествуя по Америке в 1831–1832 годах, Алексис де Токвиль стал свидетелем «странного беспокойства» в стране. Свои наблюдения он привел в известной книге «О демократии в Америке»:
Человек в Соединенных Штатах строит дом, чтобы провести в нем остаток своей жизни, но продает его прежде, чем успеет покрыть крышей; он разводит сад и бросает его, как раз когда деревья начинают плодоносить; он превращает дикую землю в плодородную пашню, но предоставляет другим людям собирать урожай; он избирает себе профессию и тут же бросает ее; он селится в каком-либо месте, которое вскорости покидает, чтобы нести свои переменчивые желания куда-то еще.
Тот неустанный – головокружительный и яростный – круговорот, который описывал Токвиль, все еще является одной из характерных черт американской жизни. «Держи шаг, не отставай, вырвись вперед; построй, снеси до основания, начни с нуля; ни минуты свободного времени, совсем выдохся, передохнуть бы». Даже в повседневной речи отражается бешеный ритм каждодневного существования в Соединенных Штатах. Можно найти множество оправданий этой привычной сутолоке, однако история предлагает любопытные факты. Оказывается, лихорадочная гонка повседневной жизни, которая царит в Америке, вовсе не является изобретением нашей эпохи. Если верить Токвилю, те же самые проблемы возникали у американцев в XIX веке. И тенденция эта уже тогда не радовала: были те, кто страшился непрерывных изменений, но были и такие, кто дерзко бросал вызов всем обстоятельствам. Их протесты и альтернативные взгляды на общество также имеют долгую историю.
Новый экономический порядок
«Лихорадочный пыл», описанный Токвилем, в значительной мере объясняется теми коренными преобразованиями, которые происходили в начале XIX столетия в экономике Америки. Эти изменения сказались на традиционном укладе жизни американцев (правда, северные штаты они затронули гораздо сильнее, чем южные) и в конечном счете привели к краху
