энергию. В связи с этим отпала необходимость располагать производство на берегах рек, теперь можно было строить фабрики где угодно. Лучше всего там, где сходились транспортные магистрали, где наблюдалось скопление капиталов, рабочих рук и рыночных площадей. То есть в крупных городах. Города предлагали широкие экономические возможности для развития крупномасштабного производства. Процесс централизации и урбанизации фабрик шел за централизацией и урбанизацией населения.

Во всем западном мире процесс возникновения современных крупных городов сопровождался серьезными проблемами, однако в Соединенных Штатах он протекал особенно трудно. Американские правители оказались совершенно не готовыми к такому бурному процессу урбанизации. Сам внешний вид американских городов – беспорядочных, перенаселенных торговых центров – свидетельствовал о том, что никто не заглядывал в будущее, никто всерьез не размышлял над их организацией и архитектурой. В условиях, когда частная застройка превалировала над общественными интересами, городское планирование оставалось всего-навсего прекрасной мечтой. Правительственные чиновники выказали полную беспомощность перед внезапным нашествием промышленных предприятий и огромных людских масс. Последствия оказались трагическими для населения: сравнительно небольшие города с их ограниченными возможностями стали средоточием безмерной нищеты и лишений.

Как правило, горожанам приходилось довольствоваться ветхим, тесным и дорогостоящим жильем. Это могли быть небольшие домишки на одну семью, либо дома побольше, поделенные на тесные клетушки, либо убогие меблирашки, тесно облепившие улицы. В Ист-Сайде, в Нижнем Манхэттене, где плотность населения побивала все мировые рекорды, люди ютились в 4-8- этажных многоквартирных домах практически без всяких удобств. На каждом этаже располагалось по четыре квартирки – темных, душных и, естественно, без ванных и прочих благ цивилизации. Вообще, до конца XIX века города страдали от недостаточного водоснабжения и отсутствия канализации. Некачественная дренажная система приводила к тому, что и в начале XX века во время сильных дождей нечистоты переполняли выгребные ямы и канавы и щедрым потоком текли по городским улицам. Сами улочки – узкие, с загаженными, разбитыми мостовыми – были запружены пешеходами и конными экипажами. На фабриках и в жилых домах использовался каменный уголь, так что небо застилали клубы черного дыма, которым вынуждены были дышать горожане. Впрочем, тогда мало заботились об экологии, куда большую опасность представлял разгул преступности в городах. Воровство, проституция и систематические погромы, направленные против национальных меньшинств, делали жизнь в городах весьма небезопасной.

Подобные ужасающие условия стали результатом не только слабого планирования, но и недостатка власти в городах. Как правило, полномочия муниципальных правительств определялись легислатурами штатов, в которых традиционно доминировали представители сельских регионов. Не желая делиться политической властью с набиравшими силу городами, правительства штатов намеренно ограничивали возможности муниципальных властей.

Однако, как известно, природа не терпит пустоты. И городские политики, вынужденные управлять беспорядочным, оппортунистически настроенным людским муравейником, восполняли недостаток легитимной власти при помощи неофициальной организации, получившей название «политической структуры». Эти структуры, подчинявшиеся попеременно то республиканцам, то демократам, стали характернейшим признаком американских городов. Они строились по привычному иерархическому принципу. На верхушке сидел «босс», дергавший за ниточки и приводивший в действие весь механизм. Именно он распределял городской бюджет, решал вопросы комплектования, определял городское законодательство – и, соответственно, получал самые крупные взятки. Еще бы, ведь от решения этого человека зависело, куда уйдут самые выгодные городские контракты, по каким правилам завтра будут жить горожане, насколько строгими или, напротив, снисходительными окажутся судьи на очередном судебном разбирательстве. Весь город был поделен на районы, в которых властвовали представители «босса». В их функции входило обеспечивать необходимые голоса избирателей, и они решали эту задачу всеми правдами и неправдами. Они знали, где следует нажать, а где подмазать, предлагая нужным людям помощь в виде продовольствия и топлива, устройства на теплые местечки или снижения ренты. В мире, где простые люди, лишенные власти и богатства, вынуждены были полагаться на самих себя, «политическая структура» стала тем грубым механизмом, который обеспечивал относительный порядок и благосостояние общества. На рубеже двух столетий в городах остро ощущался дефицит власти, и любая структура, пусть даже основанная на коррупции, политических предпочтениях и личном фаворитизме, играла важную роль.

Иммиграция

Наибольший интерес для партийных лидеров представляла особая прослойка городского населения – самая бесправная и в силу этого самая уязвимая, – которая тем не менее сыграла решающую роль в формировании нового лица страны. Мы уже отмечали, что в конце XIX – начале XX века население городов быстро росло. Но рост этот происходил не в результате феноменального увеличения рождаемости или активного притока сельского населения, а за счет многомиллионной армии иммигрантов, хлынувшей на американскую землю в 1870–1920 годах. За памятные пятьдесят лет население Соединенных Штатов увеличилось на 25 млн человек. Большая часть этих людей попадала в Америку через одни ворота – остров Эллис в Нью-Йоркском порту – там, где высится знаменитая статуя Свободы.

Иммиграция всегда была неотъемлемой страницей американской истории. Казалось бы, какие сюрпризы может таить в себе это явление? Однако процесс иммиграции, имевший место на рубеже двух столетий, резко отличался от всего, что было раньше. Прежде всего вновь прибывшие являлись выходцами из Восточной и Южной Европы, а не из ее северных и западных регионов. Новые иммигранты, в отличие от прежних, протестантов, были приверженцами иудаизма и католицизма, что сильно усложнило религиозную обстановку в Соединенных Штатах. Как правило, эти люди не знали английского и говорили на своих родных языках. Большинство иммигрантов прибывали из стран, где политический строй в корне отличался от американской республики. Чужаков было очень много – не тысячи, как прежде, а миллионы. Вместо того чтобы рассеяться поодиночке на бескрайних просторах сельской Америки, они предпочитали селиться компактными группами в городах и пополнять собой армию промышленных рабочих. И наконец новые иммигранты были в массе своей куда беднее, чем прежние.

Не все они мечтали жить в Америке, для многих эмиграция стала вынужденным шагом – ответом на резкое ухудшение экономических, политических и социальных условий в Европе. Некоторые решились на переезд по причине перенаселения и истощения ресурсов на их родной земле. Кто-то потерял работу в связи с механизацией труда; другие бежали от непосильного финансового бремени, воинских обязательств или природных бедствий, сделавших их жизнь невыносимой. Особую категорию составляли восточноевропейские евреи, которые у себя на родине подвергались систематической травле со стороны государства. Для этих несчастных эмиграция стала единственным способом выживания.

Но среди многочисленных иммигрантов были и те, кто ехал не от, а за чем-то. Америка виделась им землей обетованной с неограниченными экономическими и политическими возможностями. Что ж, в их рассуждениях был свой резон. Бум в американской промышленности создал небывалый спрос на дешевую рабочую силу, даже неквалифицированные выходцы из Европы легко находили работу на фабриках и заводах. Пароходные компании, заинтересованные в пассажирах, широко рекламировали свои услуги: «Быстро и недорого доставим в Штаты!» Прибыв на американскую землю, иммигранты оседали в портовых городах, привлеченные относительной свободой тамошнего существования. И вправду, американские власти не имели ни желания отталкивать потенциальных рабочих, ни достаточных полномочий, чтобы вмешиваться в их повседневную жизнь.

Итак, миллионы иммигрантов – выкинутые из Европы и привлеченные Америкой – приезжали в Соединенные Штаты. Многие (хотя далеко не все) намеревались осесть здесь навсегда. К примеру, европейские евреи не собирались возвращаться на родину, где враждебная государственная политика ставила под угрозу жизнь не только отдельных индивидуумов, но и всей еврейской общины. В отличие от них, итальянцы не знали, что такое организованный террор, они бежали в основном от экономических трудностей. Потому и вели себя, как перелетные (вернее, залетные) птицы: усердно трудились, копили деньги и годами курсировали между Европой и Америкой, прежде чем осесть где-то окончательно.

Однако все иммигранты – и оседлые, и «перелетные» – предпочитали жить среди своих. Со временем во всех крупных американских городах сложились многочисленные (и постоянно пополнявшиеся новыми выходцами из Европы) итальянские, еврейские и славянские общины. Как правило, они оккупировали целые районы, где вели привычную для себя жизнь. Бывшие иммигранты – даром что годами жили в Америке – предпочитали говорить на своем языке, читать те же газеты, что и на родине, слушать ту же музыку, есть свою, привычную еду и молиться в отдельных церквях традиционным богам. Они организовывали благотворительные общества, чтобы оказывать помощь и поддержку своим землякам. Нью-Йорк, Детройт и Чикаго стали городами иностранцев: большую часть населения (до 80 %) составляли бывшие иммигранты и их дети. Дошло до того, что американские старожилы стали белыми воронами в крупнейших американских городах. И до сих пор каждые четверо из десяти американцев являются потомками тех, кто приехал в Соединенные Штаты на заре XX века.

Последствия

Описанный процесс урбанизации и сопутствовавшие ему экономические и социальные перемены наложили неизгладимый отпечаток – да что там, попросту изменили лицо Америки. Переменилась сама структура жизни. Как всегда, в этом присутствовали свои плюсы и минусы. С одной стороны, качество жизни, несомненно, повысилось. Соединенные Штаты превратились в ведущую индустриальную державу, постоянно наращивавшую свое национальное богатство. Достаточно сказать, что доход на душу населения (равно как и выпуск продукции на душу населения) ежегодно увеличивался на 2 %. Вчерашние «предметы роскоши» сделались обычным явлением американской жизни. Государственное образование стало общедоступным; продолжительность жизни выросла; усовершенствования в транспортной системе облегчили перемещения по стране, а новые виды коммуникаций позволяли американцам держать связь друг с другом. Новым иммигрантам теперь легче было реализовывать свои мечты: от поколения к поколению дети (по крайней мере, в работающих семьях) жили лучше своих родителей.

Но с другой стороны, улучшения происходили далеко не во всех областях жизни. Богатство по-прежнему концентрировалось в руках немногих. В 1890 году 10 % населения – богатейшие люди Америки – контролировали 75 % всего достояния. Высокопоставленные аристократические семейства не только не скрывали богатства, но вызывающе кичились непомерными расходами. Между тем экономику продолжали сотрясать периодические кризисы. Как и прежде, предприятия разорялись; во времена депрессий от 10 до 25 % трудящихся американцев оказывались на улице. В периоды экономического подъема рабочие подвергались все большей эксплуатации, с каждым годом риск производственного травматизма увеличивался. Перед лицом экономических трудностей рабочие чувствовали себя незащищенными, поскольку в случае чего могли рассчитывать лишь на случайную помощь частных благотворительных обществ. Даже те, кто был обеспечен работой, с ужасом отмечали, что рост зарплаты никак не поспевает за летящей вверх стоимостью жизни. Рабочие трудились шесть дней в неделю – по десять часов в день при ставке 20–30 центов в час – и при этом едва-едва сводили концы с концами. А внешние обстоятельства – коррупция в правительстве, тенденция к укрупнению бизнеса, ухудшение экологии – лишь усугубляли экономическую нестабильность в стране.

Пока вся власть концентрировалась в руках правящей верхушки, трудно было ожидать, что в обществе найдется сила, способная обуздать дикие рыночные механизмы. Особенно печальные перспективы вырисовывались у городской бедноты: в ближайшем будущем им вряд ли приходилось рассчитывать на улучшение условий жизни. Помимо обычных лишений и нищеты возникали и новые специфические проблемы. Пестрая смесь различных культур таила в себе угрозу социальной сплоченности; а пассивность и безответственность политических лидеров лишь добавляли масла в огонь, ибо создавалось впечатление, что вся руководящая команда разбежалась и бросила государственный корабль на милость волн. Предыдущее столетие завершилось в обстановке смятения и хаоса. Политический оппозиционер Игнатиус Донелли из Миннесоты в 1892 году заявил, обращаясь к публике: «…Мы встречаемся в окружении нации, доведенной до крайней степени нравственного, политического и материального разложения». Новый век ознаменовался стремлением к порядку и стабильности, активисты этого движения намеревались коренным образом перестроить жизнь в Америке.

Фермеры и рабочие

Фермеры и рабочие оказались в числе первых борцов с экономическим беспорядком и политической коррупцией. Понятно, что эти две группы населения жестоко страдали от экономической нестабильности. Достаточно скоро они поняли, что в одиночку им не под силу сражаться с мощным рыночным механизмом, лишь организованное сопротивление могло обеспечить хоть какие-то шансы на победу.

С целью защиты от природных катаклизмов и экономических кризисов фермеры вынуждены были объединяться. Летние засухи, суровые зимы, гибельные нашествия насекомых были обычными явлениями в жизни американских фермеров. На этом неблагоприятном фоне им требовалось решать первоочередные задачи, к числу которых относилась выплата долгов за землю и сельскохозяйственное оборудование. Чтобы рассчитаться с кредиторами, фермерам приходилось выращивать все больше продукции, а изобилие продукции на рынке, как известно, ведет к снижению цен. Получался замкнутый круг. Свою лепту в этот процесс вносили и железнодорожные компании, которые устанавливали грабительские тарифы на перевозку продукции. Необходимость бороться с заграничными конкурентами еще больше осложняла положение фермеров и лишала их надежды когда-нибудь вылезти из долговой кабалы.

В 1867 году среди фермеров Великих Равнин возникло движение под названием «Грейндж», которое вначале ставило перед собой общественно-образовательные цели. Группа активистов организовывала семинары, где обучала товарищей по несчастью методам борьбы с природными бедствиями и превратностями рыночной экономики. К началу 1870-х годов под эгидой «Грейндж» объединилось уже свыше 1,5 млн американских фермеров. Движение оказывало поддержку кооперативным фермерским предприятиям и вело борьбу за установление законодательного контроля над железнодорожными тарифами. На Юге и Среднем Западе инициативу на себя взял «Союз фермеров» – движение, набиравшее силу в конце 1880-х годов. Его активисты также стояли на страже общих интересов фермеров: занимались проблемой задолженностей, пытались регулировать объемы производства сельскохозяйственной продукции и ценовые механизмы, оказывали помощь в борьбе с природными катаклизмами. Вдобавок Союз поставил перед собой две задачи: во-первых, поддержку отдельных законов и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату