На следующий после конференции день Майк заглянул в бар и спросил, не могу ли я съездить вместе с ним по одному делу. В руке он держал набитый чем-то большой пластиковый пакет, слегка помахивая им, как если бы тот не вмещал ничего важного. Я наводил в баре порядок после ночи, которую вудстокцы, и я с ними, посвятили злоупотреблению спиртным и наркотиками, и мозг мой был в те минуты функциональным эквивалентом комка пластилина. Майк, чтобы встряхнуть меня, показал мне, что лежит в пакете.
– О Боже, – сказал я, мгновенно протрезвев. – Они настоящие – или мы теперь фальшивые деньги печатаем?
– Они настоящие, – ответил Майк.
– Ладно, – согласился я. – Ты только маме моей этот пакет не показывай. Она способна прокрасться ночью в твою комнату и придушить тебя подушкой за сумму гораздо меньшую.
– Давай-ка сядем на мой мотоцикл и прокатимся. Мне нужна твоя помощь, – сказал Майк.
Ехать нам на «Харлей-Дэвидсоне» Майка пришлось недалеко – по 17Б до Уайт-Лейкского национального банка. Была пятница, около десятка местных жителей, главным образом фермеров, стояли в очереди к кассе, желая получить по чекам свой недельный заработок. Я был одет в черную рубашку и черные джинсы, Майк, как обычно, в жилетку со шнурочками (на голое тело), джинсы и сандалии. А дополняли этот наряд его волосы – большая копна каштановых локонов, спадавших вдоль лица Майка до самых плеч.
Как только мы вошли в банк, фермеры обернулись и каждая пара глаз нацелилась на Ланга – на его голую грудь, длинные волосы, ступни в сандалиях. На лицах фермеров читалось отвращение.
Президент банка, Скотт Петерсон, полноватый мужчина в полосатом костюме, едва завидев Ланга, выскочил из своего кабинета и побежал в нашу сторону – консультантам 1980-х и 1990-х по менеджменту еще предстояло назвать то, что он в ту минуту проделывал, «упреждением ущерба». И сразу же стоявшие в очереди, словно заледеневшие поначалу фермеры, оттаяли и забормотали: «Грязные хиппи. Пидорасы обкуренные. Мы тебя еще достанем, Тайбер, и Ясгура тоже» Когда все закончится, подумал я, у переметнувшегося на нашу сторону Макса хлопот будет полон рот.
Я смотрел на стоявших в очереди местных жителей и поеживался. Ланг, безмятежный и нимало не испуганный, улыбался им. Скотта же наше присутствие явно расстраивало. Лицо бедняги побагровело, глаза нервно перебегали с его кормильцев-клиентов на двух придурков, ни с того ни с сего заявившихся в находившуюся под его началом тихую и более чем пристойную контору.
– Чем могу быть полезен? – спросил Скотт у Майка.
– Мы хотели бы открыть счет, – ответил Майк.
– Мы не ведем дел с… – Скотт оборвал сам себя посреди предложения, набрал воздуху в грудь, повернулся ко мне и спросил: – Мы можем поговорить с глазу на глаз?
Проведя меня в свой кабинет, Скотт заговорил:
– Мы уже четырнадцать лет ведем дела с вашей семьей. Банк помог вам с одной из ваших театральных программ. Помог защитить ваш кинотеатр, когда на него ополчился Комитет матерей. Банк даже купил вашу картину, вид Белого озера, – хотя то, что на ней изображено, ни на какое озеро не похоже, – и повесил ее у себя в вестибюле. Мы всегда стараемся помочь нашим клиентам. Но происходящее сейчас – это уже чересчур. Я не владелец этого банка. Я всего лишь президент его здешнего отделения. У меня есть свое начальство, а у начальства – принципы. Мы не ведем дел с подрывными элементами. Вы меня понимаете, Эллиот?
Я оглянулся на Ланга, тот поманил меня к себе. Когда я подошел к нему, он прошептал:
– Скажи этому чуваку, что у меня в пакете лежат двести пятьдесят тысяч долларов.
Я возвратился к президенту банка, собиравшемуся с духом, потребным для того, чтобы вышвырнуть нас обоих на улицу.
– Скотт, мой сотрудник мистер Ланг хотел бы открыть счет и положить на него двести пятьдесят тысяч долларов, которые он принес с собой вон в том пакете.
Ланг наклонил пакет и приоткрыл его – настолько, чтобы Скотт смог увидеть лежавшие в нем пачки зеленых.
Глаза Скотта вылезли из орбит. Он торопливо приблизился к Лангу и, мигом обратившись в воплощение вежливости и смирения, спросил:
– Вы позволите мне еще раз заглянуть в ваш пакет, сэр?
