На какой-то миг голова моя опустела словно бы навсегда. Я сохранил лишь одну способность: дивиться чуду. А после понял, что так же, как дитя все еще связано с матерью длинной окровавленной пуповиной, так связан с нею и я, – даром, что в течение многих лет связи мои с женщинами были периферийными, и это еще мягко сказано. Кровь, внутренности, ничем не прикрытое материнское естество. Все это было естественным, подлинным и, право же, таким неопрятным.
Передо мной стояла дилемма. Что мне делать с пуповиной и с тем, к чему она приделана? Этого я не знал. Сколько бы адреналина ни вылилось в мою кровь, резать живую, человеческую плоть я не мог. Кто-то выступил из окружавшей меня толпы, опустился на колени рядом с матерью и дитятей. Это была Вильма. Она стянула со своей головы черный шелковый капюшон и завернула в него младенца.
Кто-то еще наклонился к моему уху и произнес:
– Вертолет уже в воздухе, Элли.
Это был голос отца. Он позвонил куда-то и вызвал помощь.
– Они сказали, что будут здесь через несколько минут. – И следом он, прислонясь к моему плечу, спросил: – Мальчик, думаешь, ты единственный, кто приманил сюда все эти чудеса?
Я держал на руках ребенка, все еще связанного с матерью пуповиной. Потом помог роженице выйти из бара и нас обступило человек пятьдесят новоиспеченных дядюшек и тетушек младенца. Все мы присели в ожидании вертолета на землю. Мирное безмолвие снизошло на нас. Говорить что бы то ни было никому не хотелось. К подобным минутам не стоит примешивать какие-либо слова. Мать подняла ребенка к груди, начала кормить его. А мы отдыхали – и так, казалось нам, прошла целая вечность,
В конце концов, я взглянул на все еще мокрую от дождя и от пота мать, на новорожденную девочку и наивно спросил:
– Как же вы могли отправиться на фестиваль с таким поздним сроком?
Только что ставшая матерью женщина взглянула на свое дитя, улыбнулась, потом подняла взгляд на меня.
– Так я же не знала, что беременна, – тихо и счастливо сказала она. – У меня еще не было детей.
На шоссе 17Б появился вдруг скакавший к мотелю на гнедом жеребце полицейский. Лихо спрыгнув с коня, он направился к нам.
Я увидел, как из конторы выскакивает и бежит к нам мама.
Полицейский спросил у меня:
– Это вы отец ребенка?
Других вопросов маме не потребовалось.
– Нет! – завопила она. – Нет! Это не он! Он мой сын. Он не женат. Он холостой, а эта девушка и на еврейку-то не похожа! Как же он мог оказаться отцом?
Все-таки, логика это прекрасно, подумал я и сказал:
– Нет, я не отец ребенка. А ей нужна помощь врача, срочная.
– Вертолет вот-вот появится, – пообещал полицейский.
И действительно, скоро мы услышали «пум, пум, пум» подлетавшего к «Эль-Монако» вертолета. Я сидел у бара, наслаждаясь воспоминаниями, которые вызвал во мне этот звук. А потом, повернувшись к юной матери, сказал:
– Не волнуйтесь, кавалерия уже на подходе.
Прошла пара минут, и над нами завис, раскидывая мусор и брошенную кем-то одежду, огромный, серебристо-синий кит. Чудище это пошло вниз, мягко коснулось земли и замерло.
А еще миг спустя дверь вертолета отъехала в сторону, и из него спрыгнуло на землю несколько человек. И к матери с младенцем побежал военный врач в белом халате с торчавшим из кармана стетоскопом. Врач положил ей руку на плечо и спросил:
– Вы хорошо себя чувствуете, мэм?
Мать кивнула: да, хорошо.
– Мы вам поможем, – заверил ее врач.
Он быстро обрезал пуповину,