одиноким. Не вполне нормальным. Прокаженным. Я был совсем один перед всем миром, где все происходило не так, как у меня.
Я напротив яйца. Хорошо закрытого своей скорлупой яйца, где мужчинам и женщинам достаточно было сделать всего один жест, сказать одно слово, чтобы найти друг друга, понять друг друга, соединиться друг с другом. Как это у них получалось? В течение стольких лет этот вопрос жестоко мучил меня: КАК ЭТО У НИХ ПОЛУЧАЕТСЯ? Они выходили на улицу. И находили женщину. Сразу же.
С жизнью на дружеской ноге. Когда у них женщина спрашивала, который час, то она это делала не для того, чтобы узнать время, а для чего-то другого. Но почему? Почему у них, а не у меня?
— А я ей говорю: пойдем, прогуляемся?
— О'кей, — отвечает она.
Все как по нотам. А я? Как у меня в такой же ситуации? Прогуляемся? И они посылали меня погулять. Говорили, что гулять полезно для здоровья.
И я стал лгать. Как другие. (Но я тогда еще не знал, что другие лгут.)
— Ну что, Эмиль, все еще в девственниках ходишь?
— Скажешь тоже!
— А ну, расскажи.
И я рассказывал все, что приходило мне в голову. Но в душе-то — отчаяние. Я постоянно задавал себе вопрос: как это у них получается? Как это они умудряются заниматься в самом деле тем, что я вынужден выдумывать. Выдумывать, как последний дурак. Занятый этим сочинительством, я даже и не помышлял задать себе вопрос, не лгут ли и они тоже. Ни на миг не задумывался о том, что в тот же самый миг, когда я рассказывал, может быть, кто-то другой в мастерской задавал себе такой же вопрос, говоря себе: «Как? Даже вот Мажи достаточно протянуть руку. Хотя у него такой дурацкий вид. А что же я?» Потому что именно это и есть система. В этом и состоит сила системы. Дело в том, что каждый из нас постоянно укрепляет ее своей ложью. Потому что, ТЕПЕРЬ-ТО я знаю, что все это ложь. Потому что теперь мне известно, что все это — не что иное, как изображение мира, которое люди держат перед собой и протягивают друг другу, и что это ЛОЖНОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ. Вернее, не то чтобы ложное само по себе, а ложное как система, ложное как картина, в НЕПРЕМЕННОЙ достоверности которой нас хотят уверить. Вот в чем состоит в данном случае ложь. Не противоположность истины, а такое ее искажение, когда вероятное представляют как неизбежное, а среднестатистическое — как принцип. Я ясно выражаю свои мысли? Это как: мужчина, женщина, постель. Не вызывает сомнения, что в девяти случаях из десяти итог будет: любовь. Но это будет неправильный итог, потому что остается еще десятый случай, такой же правдоподобный, такой же нормальный, и, следовательно, имеющий право на существование. Я не говорю, что мои приятели лгали, когда рассказывали, как легко они находят женщин. Я говорю, что они лгали, не упоминая о всех тех, которые посылали их подышать свежим воздухом. Потому что, не упоминая о них, устраняя эту возможность, они тем самым всякий раз укрепляли систему, укрепляли тот образ мира, в котором достаточно пожелать женщину, чтобы тут же заполучить ее. Это образ мира, в котором люди, похоже, только об этом и думают, тогда как на самом деле три четверти времени они думают о других вещах. Да, это не ново. Уже в античности, как я выяснил из книг, люди напридумывали целую ораву богов, которые жили, как они, но только на более широкую ногу, легче и привольнее. Система — это наша мифология. Вы хотите женщину? Нет ничего легче. Пройдите по улицам и вы должны ее найти. Вы ДОЛЖНЫ — система. К тому же, заметьте, фраза, где говорится про то, что кто-то что-то должен, в девяти случаях из десяти принадлежит системе. Принцип вместо реальности. Я ДОЛЖЕН был найти. Трудность состояла в том, что я не находил.
Я знаю, что я был невзрачным, не умел подойти к женщине, знаю, что нужно было настаивать. Все так. Но именно поэтому. Что следует думать о системе, где это зависит от формы моего носа или от моей фразы, будет эта система функционировать или нет. Разве это серьезно? А где гарантия? Женщины посылали меня подышать свежим воздухом. Разве я был чудовищем? А ведь я считал себя именно таковым. И страдал от этого. Теперь-то я понял, что, скорее всего, им просто не хотелось. Или они спешили. Или не думали об этом, отвечали нет, не успев как следует подумать. Это все то, о чем система умалчивает. Согласно системе, любая женщина ожидает только любви. Но вы думаете, та моя дамочка на скамейке в сквере ждала любви? Якобы любая женщина чувствует себя польщенной, когда ей делают авансы. А та, которая в метро показала мне язык, вы полагаете, она была польщена? Не говоря уже о тех днях, когда женщина, даже желая заняться любовью, не смогла бы сделать этого по объективным причинам. Короче, есть много разных причин. Они обнаруживают себя, надо прямо сказать, достаточно регулярно. И влияют на события. Но только не в анекдотах. И не в фильмах. И не в романах Шампьона. Уже по этим деталям можно судить о степени достоверности всего остального. Ну и еще я был, наверное, к тому же очень неловок. Будь я пообходительней, и те же самые женщины, может быть, согласились бы. Разумеется. И при этом ни они, ни я ничуть бы не изменились. Мы оставались бы теми же самыми людьми. Разница состояла бы лишь в том, что мы позанимались бы любовью. А раз так, то где во всем этом логика? Где необходимое следствие? Неизбежный итог? Ситуация оказалась бы совсем иной, вот и все. Ситуация складывается или не складывается — вот оно, серьезное правило, ключ ко всему. А все остальное — это система. Полуложь, покоящаяся на полуправде.
ГЛАВА VII
Сегодня утром почтальон принес мне журнал со статьей, к сожалению, очень короткой, посвященной ДЕЛУ МАЖИ. Мой портрет, портрет моей жены, портрет Дюгомье. Статья довольно интересная, но, разумеется, не по существу. Впрочем, оно и хорошо. Хотя, в некотором смысле, это тоже раздражает. И слишком уж короткая. Я повторяю: СЛИШКОМ короткая. Я показал номер своим коллегам.
— Мой бедный друг, — сказал мне Тюфье. — Нужно было бы запретить надоедать… в общем, преследовать…
Вероятно, слово «надоедать» показалось ему недостаточно звучным в такой ситуации.
— Не давать человеку покоя с этими… Напоминать снова и снова о том, что случилось.
Вот такого рода замечания мне приходится выслушивать от людей, которым никто и никогда не посвятил ни одной статьи и которые вмешиваются… Хотя, несмотря на неточности, статья привела меня в восторг. Но я с подавленным видом кивнул в знак согласия. Я надеялся воспользоваться ситуацией, чтобы сбагрить этому Тюрье одну очень скучную работу. Но он заартачился.
— Но, послушайте, Мажи…
Сердце людей так ограничено в своем великодушии. Ну да ладно!
Вот сейчас я говорил о своей невинности и о том, как меня это мучило. Но все же не будем преувеличивать. По истечении какого-то времени я все-таки ее потерял, свою невинность, и случилось это 12 декабря 1926 года между девятнадцатью часами десятью минутами и девятнадцатью часами двадцатью минутами в гостиничном номере на улице Жермен-Пилон. Я называю точную дату, потому что хорошо ее помню. Однако я испытываю в связи с этим чувство досады, потому что это показывает, до какой степени и в течение какого времени я был пленником системы. Настоящим пленником. Даже память моя находилась в плену. Потому что, согласно системе, это событие имеет определенное значение. Причем немалое. Это совершенно точно: попросите человека рассказать о своей молодости, и среди прочего он непременно помянет и данный инцидент, даже с некоторыми подробностями. Как если бы это было Перу. Может быть, ДЛЯ НИХ это так и есть, я не знаю. Но я хочу сказать, что для меня этот эпизод не имел никакого значения. И если я вспомнил дату, то произошло это из-за явного подчинения системе. Потому что, сколько бы я ни рылся в памяти, я не могу обнаружить никаких следов влияния этого эпизода на мою жизнь. Я не вижу, что это происшествие изменило в моей жизни. Случилось, ну и случилось, и больше я об этом не думал. Во всяком случае, если и думал, то гораздо реже, чем, например, о женщине в метро, которая показала мне язык. Серьезно. Мне возразят: как, женщина, которая вам просто отказала? Простите. Женщина всегда остается женщиной. Предположим, проходят две женщины, одна говорит — да, другая говорит — нет. Почему одной из них нужно придавать больше значения, чем другой? Потому что одна из них входит в вашу жизнь, а другая — нет. Но, если говорить по существу, почему открытая дверь важнее закрытой двери? Она