Господин Маршандо, директор, сказал мне несколько теплых слов.
— Не унывай, мой дорогой Мажи. Не падай духом. Это тяжкое испытание, но я знаю, что вы достойно выдержите его.
— Надеюсь, господин Маршандо.
— Будем надеяться, что на этот раз правосудие будет строгим.
— Будем надеяться, господин Маршандо.
Одним словом, я предстал перед судом. Как свидетель. Самый важный свидетель, как писали об этом газеты. Я считаю, что мне удалось хорошо изложить дело. Я вырезал заметку из «Пари суар». Конечно, там все немного подправлено. Резюме.
ВЫРЕЗКА ИЗ ГАЗЕТЫ «ПАРИ СУАР»
После судебного следователя пред нами появился Эмиль Мажи, муж жертвы, единственный непосредственный свидетель драмы. Это человек среднего роста, худощавый, с залысинами на лбу. Скромно одетый. Тип мелкого чиновника, пунктуального и добропорядочного, у которого явно не укладывается в голове драма, в которую его втянула порой так слепо разящая своих жертв судьба. После нескольких утешительных фраз председатель суда Суше приглашает его дать показания.
МАЖИ: Женился я пять лет назад, и мы с женой всегда жили душа в душу. Она была образцовой супругой, и я смею сказать, что в этом отношении мне всегда удавалось быть достойным ее.
ОБВИНЯЕМЫЙ: Ложь!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Тихо. Вы будете говорить, когда наступит ваша очередь.
МАЖИ: Наше счастье было безоблачным. Оно длилось до того дня, когда Дюгомье начал увиваться за моей женой.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Обвиняемый был другом детства вашей супруги?
МАЖИ: Это верно. Его семья и семья моей жены дружили. Потом он уехал в Индокитай. А когда вернулся, заявился к родителям моей жены. И они, не подозревая, что из этого может выйти, дали ему адрес моей жены. И он сразу пришел, чтобы повидать ее.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Значит, инициатива этого сближения исходила от него?
МАЖИ: Да, это так.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Такая торопливость не показалась вам подозрительной?
МАЖИ: Как человек честный, господин председатель, я слишком часто склонен верить в честность других. К тому же я бы испытывал угрызения совести, если бы стал препятствовать этой дружбе детства. Некоторое время спустя я заметил, что Дюгомье влюблен в мою жену, но я доверял ей. Да и ему тоже, смею сказать, доверял. Он завоевал мое доверие своими уверениями в дружбе. Но это доверие не было оправдано. Моя служба в министерстве предполагала, что меня не было дома в течение определенного времени. Дюгомье воспользовался этим и стал навещать мою жену все чаще и чаще. Наша семья, такая дружная…
ОБВИНЯЕМЫЙ: Вы ей изменяли…
ПРОКУРОР: Здесь речь идет о вас, Дюгомье, а не о Мажи. Однако я хочу обратить внимание присутствующих на то, что у нас нет никаких оснований предполагать, что свидетель когда-либо изменял своей жене.
МАЖИ: Нельзя было не заметить, что моя жена утратила душевное равновесие, стала нервной. Один раз, поскольку у меня заболели зубы, я отпросился из министерства днем и вернулся домой. И там застал их обоих в моей собственной спальне, в моей собственной постели, в двух шагах от моей маленькой дочери, которая спала в соседней комнате.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: И что вы тогда сделали?
МАЖИ: Подавив свой гнев, я ограничился тем, что выгнал подлеца.
ОБВИНЯЕМЫЙ: Это вы подлец! А случай с бумажником?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Я в последний раз прошу вас, Дюгомье, подождать до окончания свидетельских показаний.
МАЖИ: Что касается моей жены, то она выразила мне такое сожаление, так раскаивалась в своем проступке, что я решил простить ее. Она поклялась мне, что больше никогда не увидит своего совратителя. Однако несколько недель спустя она сообщила мне, что Дюгомье опять приходил и опять приставал к ней. Тогда я пошел к нему домой и потребовал от него, чтобы он прекратил свои домогательства. И он дал мне самые решительные заверения.
Обвиняемый пытается снова дерзко прервать слушание дела, но председатель резко одергивает его.
МАЖИ: По прошествии некоторого времени однажды вечером моя жена, рыдая, рассказала мне, что Дюгомье опять приходил в мой дом и умолял ее возобновить их связь, а когда она отказала ему, стал угрожать ей.
АДВОКАТ ЛОЖЕН (защита): Почему рыдая?
МАЖИ: Я предполагаю, что она боялась, что уступит снова. Или, может, она испугалась его угроз. Она знала необузданный характер Дюгомье. Тогда я посоветовал ей самой написать ему письмо, чтобы она в нем категорично подтвердила свое желание больше никогда с ним не встречаться.
ОБВИНЯЕМЫЙ: Вы вынудили ее написать это письмо.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: По правде сказать, это было так естественно.
МАЖИ: Я не принуждал ее. Моя жена больше ничего, кроме ненависти и отвращения, не испытывала к Дюгомье. Она показала мне черновик этого письма, черновик, который я, кстати, сохранил. Два дня спустя она показала мне также ответ Дюгомье. В своем письме Дюгомье обещал больше не пытаться увидеть ее.
ОБВИНЯЕМЫЙ: Это была уловка.
ПРОКУРОР: Этот черновик и этот ответ фигурируют в деле и являются, господа присяжные заседатели, достаточно красноречивым вещественным доказательством.
МАЖИ: Через день, вернувшись домой около трех часов дня…
АДВОКАТ ЛОЖЕН: Как это получилось, что в этот день вы вернулись в три часа?
МАЖИ: Я был на бюллетене.
АДВОКАТ ЛОЖЕН: На бюллетене по болезни, которая не мешала вам разгуливать по улицам (Шум в зале).
МАЖИ: Я сказал, что был на бюллетене. Но вовсе не говорил, что был болен. (Улыбки.) Зная характер Дюгомье, опасаясь его визита, моя жена уговорила меня не оставлять ее одну.
АДВОКАТ ЛОЖЕН: Но вы все же выходили?
Зал выражает свое неодобрение.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Послушайте, мэтр. Если бы все бюллетени по болезни имели столь же веские основания, как этот.
МАЖИ: Я вышел, чтобы сделать кое-какие покупки.
АДВОКАТ КОРДЬЕ (гражданский истец): А возвращаясь, он зашел на некоторое время в кафе. Нет ничего более естественного.
АДВОКАТ ЛОЖЕН: И много вы выпили в том кафе?
МАЖИ: Только кофе.
Аплодисменты в зале.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Тихо! Продолжайте, господин Мажи.
МАЖИ: Так вот, возвращаюсь я домой и уже на лестничной площадке слышу громкие голоса.
ОБВИНЯЕМЫЙ: Это неправда! Мы разговаривали совершенно нормальными голосами.
ПРОКУРОР: Тогда каким образом свидетель мог бы услышать вас с лестничной площадки?
МАЖИ: Дюгомье кричал так сильно, что я сразу же узнал его голос. Я прислушался.
АДВОКАТ ЛОЖЕН: Все еще находясь на лестничной площадке?
МАЖИ: Нет. Я вошел в столовую, смежную с комнатой, в которой они находились. И стал слушать.
АДВОКАТ ЛОЖЕН: Почему?
МАЖИ: Я хотел знать, что жена ответит ему. Но все время говорил Дюгомье. Его угрозы чередовались с мольбами, но говорил он все время очень громко, как человек, который очень сильно волнуется. Он то
