Людмила Сергеевна спокойно слушала этот бред, а когда закончила есть и промокнула губы салфеткой, подытожила:
– Вы слишком многого хотите, Михаил. Он же еще ребенок. Я думаю, он вообще не понимает, где и почему оказался. Может быть, он проник в вашу машину времени случайно. Вы, кстати, рассматривали такую возможность?
Архангельский ответил уклончиво:
– Да, у нас есть несколько… э-э-э… гипотез, объясняющих странности его прибытия сюда.
– Ну вот, нам будет куда проще работать, если вы изложите их все.
– Я бы этого не хотел, – признался Архангельский.
– Почему?
– Это может повлиять на вас. И вы начнете подгонять свои выводы под нравящуюся гипотезу. Коррекция результатов – одна из проблем научного поиска. Мне приходилось сталкиваться с подобным, поэтому я хотел бы, чтоб вы начали с чистого листа. Но в свое время я всё расскажу, честное слово.
Людмила Сергеевна пожала плечами:
– Что ж, пусть будет по-вашему.
Потом она переоделась в свой медицинский костюм, и они отправились на встречу с Асем.
– Вы ознакомились с документами? – спросил Архангельский по дороге.
– Разумеется.
– Что можете сказать?
– Я уже сказала. Не ждите от мальчика слишком многого.
Когда они вошли в карантинный блок, Ась сидел в клетке на полу и переставлял кубики Никитиных с разноцветными гранями. Сегодня Людмила Сергеевна получила возможность спокойно осмотреться и теперь заметила, что мальчик из будущего находится под непрерывным наблюдением – слева от входа у стены в полумраке был смонтирован пульт непонятного назначения, за которым разместилась парочка верзил. Они сидели неподвижно и издалека их можно было принять за манекены из ателье готовой одежды. Архангельский помахал, один из верзил ответил, и стало ясно, что они всё-таки живые люди.
Гражданский генерал остановился и пропустил Людмилу Сергеевну вперед.
– Что такое? – она обернулась. – Вы не идете?
– Я здесь останусь, – сказал Архангельский. – Он почему-то меня боится. Истерит с первой же встречи. Так что будет лучше, если я вас подожду. Послежу немного за работой. Парни откроют вам клетку. Учтите, после того, как вы войдете внутрь, и на всё время общения с пациентом дверь будет закрыта. Уж извините. Тут лучше перебдеть…
– …Чем недобдеть, – поддразнила Людмила Сергеевна. – Ладно, открывайте вашу клетку.
Когда Ась заметил ее, то вскочил на ноги и снова, как в первый раз, прижался обнаженным телом к прутьям решетки.
– Мама! – радостно провозгласил он.
На лице Ася заиграла широкая, добродушная и беззащитная улыбка, которая лучше других примет указывала на синдром Дауна – за нее, а еще за мягкий характер их и называют «солнечными детьми».
– Здравствуй, Ась, – сказала Людмила Сергеевна, улыбаясь в ответ.
– Мама, меня Ась! – радостно провозгласил мальчик из будущего, что, по-видимому, следовало переводить как «Мама, меня зовут Ась».
Людмила Сергеевна подошла еще ближе и увидела наконец дверь – она находилась в торце клетки и была снабжена электронным замком, управляемым дистанционно.
– Заходите! – разрешил Архангельский за спиной. – Мы ее открыли.
И действительно дверь легко поддалась, и Людмиле Сергеевне ничего не оставалось, как войти и прикрыть ее за собой. Шагнула словно в клетку к хищному зверю. Но ведь это не зверь – это всего лишь молодой человек с психикой ребенка, задержавшегося в развитии.
– Там кыш, – сообщил Ась с тревогой на лице. – Кыш опасно. Кыш тьма. Бух-ты и тьма, – он выставил вперед руки и согнул пальцы, как будто силясь изобразить когтистые лапы. – Кыш опасно.
– Не бойся кыша, – твердо сказала Людмила Сергеевна. – Кыш там, а я здесь. Я защищу от кыша.
– Да, – сказал Ась и вновь заулыбался. – Мама добрая. Ась да.
Кроме тахты, в клетке наличествовали унитаз, рукомойник и две коробки с игрушками – весь интерьер. Нормальный ребенок здесь уже свихнулся бы и устроил бунт, но мальчик из будущего, похоже, воспринимал это убожество как должное.
Людмила Сергеевна присела на краешек тахты.
– Ты играешь в кубики? – поинтересовалась она.
– Ась да, – подтвердил мальчик из будущего. – Игра хорошо. Они цвет. Хорошо.
– Это хорошие кубики, Ась, я с тобой согласна. И игра с кубиками – это очень хорошо. А как ты играешь с кубиками?
Ась присел на корточки и принялся переворачивать кубики, пока не добился, чтобы все они оказались красной гранью вверх.
– Ась да, – сообщил он, закончив работу. – Цвет плохо. Кыш, – он опять изобразил когтистые лапы, после чего смешал кубики и начал переворачивать синей стороной. – Цвет добро. Дом. Ась да.
– У тебя очень хорошо получается играть с кубиками, Ась, – сказала Людмила Сергеевна. – Но кубики можно не только складывать по цвету. Из кубиков можно составлять фигуры. Смотри.
Она встала на колени рядом с Асем и быстро сложила классическую «ёлочку».
– Как ты думаешь, Ась, что это такое?
Мальчик из будущего минуту молчал, глядя на кубики.
– Ась нет, – сказал он. – Они не так.
Он смешал кубики и перевернул синими гранями вверх:
– Ась да. Игра хорошо. Мама хорошо.
С первого раза контакт установить не удалось. Но Людмила Сергеевна была терпелива. Поочередно она складывала одну фигуру Никитиных за другой, давая им названия и повторяя их на разные лады, чтобы Ась запомнил, какое из существительных соответствует конкретной фигуре. Однако мальчик из будущего упорно отказывался понимать ее, стараясь перевернуть кубики по-своему. Только одна из фигур вызвала у него восторг – «рыба». Ась захлопал в ладоши и закричал, указывая на нее:
– Раж! Раж! Ась да. Хорошо. Они ж-ж-ж. Пуск! Ась да.
Людмила Сергеевна хотела смешать кубики, но мальчик из будущего остановил ее. Он всё силился что-то объяснить ей, бормоча нелепицу, разводя и сводя руки, делая какие-то пассы, улыбка шире некуда, в глазах сияние, волосы разметались, а Людмила Сергеевна готова была заплакать – сердце ее щемило от жалости, помноженной на осознание собственного бессилия перед лицом страшной болезни, которую не научатся лечить даже через сто лет.
Потом мальчик из будущего устал и прилег на тахту.
– Ась да, мама, – бормотал он благодарно. – Раж да. Раж хорошо. Спасибо, мама.
Последние слова прозвучали четко и разумно – можно было подумать, что она и впрямь разговаривает с повзрослевшим сыном. С тем сыном, который у нее когда-то мог быть. Запахло кислыми щами. Людмила Сергеевна сумела подавить нахлынувшие чувства, это привычно, и сказала:
– Ты молодец, Ась. Я горжусь тобой. Конечно, рыбка останется. Я пока отлучусь, чтобы поработать. А ты изучай рыбку. Попробуй сложить такую же из других кубиков. Еще одну рыбку – из красных кубиков. Из красных кубиков. До свидания, Ась! Я вернусь, и мы придумаем новую игру.
Ее выпустили из клетки, и снаружи уже поджидал Архангельский. Он стоял в полумраке и беззвучно аплодировал.
– Хорошая работа! – одобрил он, когда Людмила Сергеевна подошла. – Теперь я вижу, что именно вас нам и не хватало. Что вы думаете по поводу этих слов – «Раж», «Кыш»? Они могут что-то означать? Или это… э-э-э… детские фантазии?
– Вы слишком торопитесь, Михаил, – упрекнула Людмила Сергеевна. – Мы только начали. И я могу сказать сразу, что быстро ничего не будет. У Ася нет даже зачатков абстрактно- логического мышления. Только – предметно-ассоциативное. Вы обратили внимание, что из всех фигур, которые я предложила, он опознал рыбу? Почему? Ведь она не похожа на настоящую рыбу настолько же, насколько символ ёлки не похож на настоящую ёлку. Понимаете? Возможно, мне совершенно случайно удалось угадать символ – не предмет, а символ, который Асю приходилось видеть очень часто в… прежней жизни. Или вы используете нечто подобное?
– Нет, – Архангельский задумчиво покачал головой. – Ничего похожего. Рыба, говорите? Рыба? Это ведь символ ранних христиан? – он потер шею. – Очень интересно!
– Это ваша интерпретация, вы включаете разум и логику, а Ась ничего подобного делать не умеет. Для него символ рыбы – это просто символ, который ассоциируется с определенной обстановкой. Он постоянно повторял слово «раж». Скорее всего, это слово ассоциируется у него с той же обстановкой. Чтобы понять, о чем он говорит, необходимо подетально реконструировать эту обстановку и убедиться в ее аутентичности. Задача, как вы понимаете, не из простых.
– Мда-а… – разочарованно произнес Архангельский. – Но у вас есть какие-то предложения?
– Всё очень просто, – сказала Людмила Сергеевна. – Считайте, что период изучения Ася закончился. Теперь мы будем его обучать.
Словообразование было коньком Людмилы Сергеевны.
Она считала его одним из лучших инструментов по развитию мышления у детей пяти-шести лет. Еще великий сказочник и педагог Корней Чуковский писал, что в необыкновенной способности детей к придумыванию новых слов выражаются зачатки творчества и очень важно не загубить их грубостью или непониманием. Продуманная игра в слова способствует не только сохранению творческой жилки, но и позволяет быстрее осуществить переход – от мышления, примитивно фиксирующего момент, к сложно организованному, позволяющему анализировать прошлое, планировать будущее и выявлять связи между предметами и явлениями.
Людмила Сергеевна и сама в детстве любила придумывать хитрые словечки, понятные только ей и обозначающие какую-то уникальную вещь. Самое смешное, что некоторыми из этих словечек она пользовалась до сих пор. Только один пример. Как-то отец привез из Питера импортную зубную пасту – в советские времена это была большая редкость, и купил он ее в «Березке» на чек Внешторгбанка, оставшийся после приобретения финского холодильника. Паста поразила Людочку тем, что была разноцветной: на щетку выдавливалась не привычная белая колбаска, а сразу три: белая, красная и зеленая. Цвета были яркие, словно леденцовые. Когда Людочка впервые увидела их, у нее возникло непреодолимое желание лизнуть, что она и проделала. Вкус разочаровал: паста как паста, но чтобы как-то выделить эту пасту из общего ряда, она придумала ей название – «трипаста». Позднее экзотические зубные пасты стали частью жизни, и трудно представить, что совсем недавно многочисленные гигиенические средства, занимающие целые отделы в супермаркетах, были дефицитом, но словечко у Людмилы Сергеевны закрепилось, и мысленно она продолжала его использовать. Однажды по рассеянности даже ляпнула в магазине: «Дайте трипасту, пожалуйста», и, что характерно, продавщица ее поняла и выдала именно то, что требовалось.
Дети с синдромом Дауна в этом смысле мало чем отличаются от обычных детей. Главное – четко различать, где они ошибаются, неверно произнося общеупотребимые слова, а где комбинируют их, пытаясь создать собственную описательную систему. Людмила Сергеевна собиралась использовать один из наработанных вариантов многоуровневой методики стимуляции творческого начала так, чтобы Ась сумел со временем подобрать более понятные заменители к тем словам, которые сегодня использует. Тогда и станет ясно, что означают все эти «кыш» и
