— Все мальчики Форчэны вполне благоразумно относятся к своему...
— ...благосостоянию? — шутливо подсказала Лаура.
— Я хотел сказать, положению. Мы все сознаем наши обязательства и ответственность перед компанией, которую отец основал на пустом месте. И за наследство, которое он нам оставил.
Он вскочил, почувствовав острую потребность мерить шагами комнату, но сдержался и сел на место, боясь, что Лаура воспримет это — и не без основания — как проявление нервозности.
— Но ты недавно признался, Адам, что и двадцати четырех часов за последние десять лет не посвятил поддержанию этого самого «положения».
Адам с укором посмотрел на нее.
— То, что я делаю, и то, что чувствую, не обязательно совпадают. Я хочу сказать...
Лаура направилась к двери, ведущей в ее кабинет.
— Мне кажется, я знаю, что ты хочешь сказать, Адам.
— Да подожди ты, Лаура, — воззвал он, видя, что она уже открывает дверь.
— В чем дело, Адам?
Он подлетел к ней.
— Я хочу сказать, что мне надоело прикидываться серьезным. То есть мое положение действительно обязывает быть серьезным.
— Но может, для этого прежде всего надо относиться к себе серьезнее? В конце концов, недаром говорят: «Яблоко от яблони...»
Джессика наблюдала за своим внуком и испытывала смешанное чувство беспокойства, изумления и удовлетворения.
— Ты можешь хоть секунду постоять на месте, Адам? Ты сотрешь ковер.
Адам глянул под ноги.
— Но ковра же нет.
— И то слава Богу. Я уж усомнилась, видишь ли ты что-нибудь дальше своего носа. Это один из симптомов.
Адам вдруг остановился как вкопанный, с недоумением вперившись в бабушку.
— Какой симптом?
Глаза у Джессики заблестели.
— Так себя чувствуют, когда влюблены. Вот помню, когда ваш дедушка и я...
— Да... при чем тут любовь? — оборвал ее Адам, вдруг почувствовав, как жмет воротник рубашки, хотя это, безусловно, было плодом его воображения, потому что рубашка была расстегнута. — Ты все придумываешь, — добавил он, бросая на бабушку взгляд, полный отчаяния.
— Лично мне, — все так же оживленно гнула свое Джессика, — перемены в тебе весьма симпатичны.
— Какие еще перемены? — чуть не рявкнул Адам.
— Да как же — нежность, чувствительность, какая-то целомудренность, я бы даже сказала, очаровательное мальчишество, — весело перечисляла Джессика, к явному неудовольствию Адама. — Я не говорю, что этого в тебе раньше не было, однако любовь выявляет все это с большей силой.
— Но... но это, наконец, смешно. Я ни капли не изменился.
— Все так говорят. Нужно какое-то время, чтобы дошло...
Ладони у Адама снова стали влажными. Он сунул руки в карманы.
— Когда появляется настоящая девушка, — весело продолжала Джессика, — тут уж, как ни пытайся, ничего не скроешь.
Адаму казалось, что бабушка видит, как струйки пота бегут у него по спине, хотя он стоял к ней лицом.
— Ну ладно... положим, я действительно очарован Лаурой. Чему тут удивляться? Все мои братья от нее без ума.
— Что правда, то правда, да только Лаура сама без ума от тебя, — ловко парировала Джессика.
— Положим, что так. Но мы оба понимаем, что это...
— ...невозможно? — подсказала Джессика.
— Короткая интерлюдия, — отрывисто изрек Адам, не очень, однако, убежденно. — Может, я и виноват, что как-то потерял...
— ...фокус? — с невинным видом подбросила Джессика. — Недаром говорят, что любовь слепа.
— Перспективу. Потерял правильную перспективу. И прекрати ты наконец это... — не на шутку начал злиться Адам.
— Что прекратить, дорогой?
— Договаривать за меня, вот что.
— А, Лаура так делает? — догадалась бабушка. — Это меня не удивляет.
В столовой появился Тру.
— Что тебя не удивляет, бабуля?
— Не твое дело! — рявкнул Адам, бросая на Джессику многозначительный взгляд.
Она весело улыбнулась.
— Адам мне тут кое-что рассказал, а я ему ответила, что это меня не удивляет.
Тру подошел к столу и заглянул в хрустальную вазу с фруктами.
— Эге, куда это подевались яблоки?
Джессика тоже с интересом заглянула в вазу.
— Странно. Вчера оставалось несколько штук. —
Она как бы невзначай перевела взгляд на Адама: — Это ты их слопал?
— Да отвяжитесь вы! — прошипел он и выбежал из столовой, чуть не сбив входящего Питера.
— Эй, Адам, подожди меня! — воскликнул Пит. — Можем поехать на работу вместе.
— Не собираюсь я ни на какую работу, — бросил на ходу Адам. — Буду делать то, что у меня лучше всего получается: валять дурака.
— Валять дурака? — Питер повернулся к бабушке и Тру: — Вы слышали, что он сказал?
— Слышали, Питер, — не моргнув глазом откликнулась Джессика. — Но на самом деле он не это хотел сказать, — добавила она, и в глазах ее запрыгали бесенята.
— Посмотрите, кто пришел, — пропела Иона, увидев, что к их столику в загородном клубе «Маунтин вью» направляется Адам.
Саманта Макфи встретила его улыбкой, когда он наконец пересек роскошную столовую клуба.
— Никак в одиночестве?
— Теперь уже нет, — бросил Адам, опускаясь на стул около нее.
Бетт Арчер представила ему свою новую пассию, Картера Ньюэлла.
— Всегда мечтал познакомиться с Форчэном из рода Фортуны, — пошутил Картер.
Адам засмеялся чуть громче и чуть веселее, чем, с точки зрения компании и его самого, заслуживала не очень остроумная шутка.
Иона критическим взором осматривала его с головы до ног.
— Выглядишь ты ужасно, Адам. Столько времени взаперти в этом мрачном кабинете. Без солнца и радостей жизни.
— Это все работа, — с ехидством подхватила Саманта.
Уже через двадцать минут и пару бренди настроение Адама явно стало подниматься, и рука Саманты Макфи лежала у него на колене. Он уже бросал на нее игривые взгляды, с тоской вспоминая те легкие и ни к чему не обязывающие интрижки, к которым он так привык. Да, такая женщина, как Саманта Макфи, — это как раз то, что ему больше всего нужно. С ней не будет этого вечного копания в душе, взмокших ладоней, не поддающихся никакому разумному объяснению наваждений, никаких мук совести, извинений и исповедей. Что может быть лучше и проще легкомысленных, «неопасных» связей! Беда только в том, что он не чувствовал никакого желания.
— Вы знаете, что Тедди Грей вернулся в город? — сообщила Иона.
