местечке. Функ знал, что в Германии существовали концентрационные лагеря, так же как он знал о том, что в Германии имелись каторжные работы, тюрьмы и прочие учреждения исправительного характера.
Но ему не было известно о большом количестве подобных концентрационных лагерей и о громадном числе заключенных, доходившем до сотен и миллионов. Ему не были известны также совершаемые в лагерях и выявленные только на процессе многочисленные злодеяния. В частности, Функ узнал о существовании так называемых лагерей уничтожения, служивших для целей убийства миллионов евреев, только благодаря процессу.
Господа судьи! Таким образом, защита выразила свою точку зрения по данной части обвинения, которая в том случае, если она является правильной, тягчайшим и ужаснейшим образом падет на голову Функа. В одном пункте, по мнению подсудимого Функа, может быть расхождение во мнениях, а именно относительно ужасов в концлагерях, которые совершались там в течение ряда лет и особенно над евреями. Всякий, кто принимал участие в таких неслыханных злодеяниях, должен, по мнению германского народа, нести суровое наказание. Это является также точкой зрения подсудимого Функа, которую он выразил в ответе 6 мая 1946 г. американскому обвинению, когда заявил, что он, как человек и как немец, чувствует тягчайшую вину и глубокий стыд за то, что совершили немцы над миллионами несчастных людей.
Господа судьи! Итак, я заканчиваю рассмотрение дела Функа. Я коснулся всего, что касается уголовных моментов и что входит в задачи защиты на этом процессе...
Вашей задачей, как судей, будет вынесение справедливого приговора подсудимому Функу, приговора, который не заставил бы его искупать чужую вину, которую он не мог предотвратить и о которой даже не знал; приговора, который установил бы меру его виновности, не политической его виновности, а уголовной, что только и может быть предметом данного процесса; приговора, который имел бы значение не только сегодня, но был бы признан правильным в будущем, когда мы уже отдалимся на Необходимое по времени расстояние от ужасных событий и когда бесстрастно рассмотрим все эти вещи как принадлежащие далекой истории; приговора, господа судьи, который удовлетворил бы не только представляемые вами народы, но и был воспринят как справедливый и мудрый всем германским народом в целом.
Господин председатель, господа судьи! Исключительный характер Шахта становится совершенно очевидным уже при одном взгляде на скамью подсудимых, на которой сидят Кальтенбруннер и Шахт. Какова бы ни была компетенция Кальтенбруннера, но он, во всяком случае, являлся начальником главного управления имперской безопасности. Шахт вплоть до мая 1945 года находился в заключении в различных концентрационных лагерях главного управления имперской безопасности. Это на редкость гротескная картина: главный тюремщик и его узник сидят на одной скамье подсудимых. Сама по себе эта необычная картина уже в начале судебного процесса должна была бы заставить призадуматься всех его участников: судей, обвинителей и защитников.
Установлено, что Шахт был заключен в концентрационный лагерь по приказу Гитлера. Ему предъявили обвинение в государственной измене, измене гитлеровскому режиму. Он был бы осужден «народным судом» во главе с кровавым судьей Фрейслером, если бы, находясь в заключении, не перешел в ведение союзных держав-победительниц. Летом 1944 года на меня была возложена задача защищать Шахта перед «народным судом» Адольфа Гитлера; летом 1945 года меня просили осуществить его защиту в Международном военном трибунале. Такое положение вещей само по себе в корне противоречиво. Оно также должно побудить всех участников процесса вдумчиво отнестись ко всему, что касается личности Шахта.
Путем подробного и тщательного представления доказательств перед Трибуналом была полностью раскрыта сущность «третьего рейха». В ней таилось многое. В пределах возможного была воспроизведена также и закулисная сторона. В пределах возможного! Это означает, что при всей его глубине исследование было ограничено рамками представления судебных доказательств, и хотя оно и производилось тщательно, все же в силу Устава должно было закончиться, по возможности, скорее. Чтобы понять, как выглядела Германия при Гитлере, многое должно быть воспринято Трибуналом интуитивно.
Невозможно когда-либо в будущем оценить гитлеровскую Германию с государственной точки зрения, опираясь при этом на понятия человека, обладающего правовой культурой.
Меня, как защитника подсудимого Шахта, не интересуют многие преступления, о которых может идти речь, потому что обвинение Шахта должно рассматриваться независимо от действий других, и только лишь исходя из оценки его собственных действий, которые не содержат в себе никакого преступления...
Шахт заявил здесь, что он чувствует себя жестоко обманутым Гитлером. Этим он признал ошибочность некоторых своих взглядов и действий. Обвинение оспаривает добрую волю Шахта и обвиняет его в том, что он умышленно и сознательно в качестве финансового агента Гитлера содействовал подготовке агрессивной войны, а поэтому, с точки зрения заговора, должен нести уголовную ответственность за все злодеяния и жестокость, которые были совершены другими в ходе войны. Обвинение не могло привести прямых доказательств этому утверждению. Оно попыталось сделать это, ссылаясь на отдельные, неправильно истолкованные и выхваченные из общего контекста высказывания Шахта. Затем обвинение ссылалось на свидетелей, которые не могли быть вызваны для допроса в суд, потому что один из них отсутствует, а другие умерли. Я напоминаю о письменных показаниях Мессерсмита и Фуллера и о записях в дневнике посла Додда...
Обвинение попыталось обосновать обвинение Шахта теми действиями, которые бесспорно установлены. Шахт был противником Версальского договора, утверждает обвинение. В действительности он был им. Этот факт сам по себе обвинение не вменяет ему в вину. Однако оно делает из него тот вывод, что Шахт хотел насильственным путем освободиться от обязательств этого договора. Шахт был сторонником колониальной политики, утверждает обвинение. Да, он действительно был сторонником колониальной политики. Это ему вменяется в вину. Однако отсюда делается вывод, что он стремился к захвату колоний силой и т.д. Шахт работал совместно с Гитлером в качестве президента рейхсбанка и министра экономики. Отсюда делается вывод, что он являлся носителем нацистской идеологии. Шахт являлся членом имперского совета обороны, следовательно, был сторонником агрессивной войны; содействовал финансированию вооружений в первый период, до начала 1938 года, следовательно, хотел войны. Шахт приветствовал присоединение Австрии, следовательно, был согласен с политикой насилия, применявшейся в отношении этой страны. Он приветствовал «новый план» в области торговой политики, отсюда делается вывод, что хотел обеспечить поставку военного сырья. Шахт заботился об обеспечении жизненных потребностей избыточного населения Центральной Европы, следовательно, стремился к нападению на чужие страны и к уничтожению народов. Шахт неоднократно предупреждал мир о недопустимости проведения политики подавления Германии и моральной диффамации ее, следовательно, Шахт угрожал войной. Поскольку не нашлось никакого письменного доказательства того факта, что Шахт вышел в отставку в результате его несогласия с политикой войны, делается вывод, что он вышел в отставку исключительно в результате своего соперничества с Герингом. Можно было бы бесконечно продолжать перечень неправильных выводов. Их кульминационной точкой является такое заключение: Гитлер никогда не пришел бы к власти, если бы не было Шахта; Гитлер никогда не смог бы осуществить вооружения Германии, если бы ему не помог Шахт...
Шахт в своих речах и письменных произведениях никогда не пропагандировал насилия или войны. Ему, как признанному специалисту в области экономической политики, более чем кому-либо другому, было ясно, что война никогда не может решить данный вопрос, даже если она будет выиграна. Во всех высказываниях Шахта неизменно выявляются его пацифистские воззрения, и, пожалуй, особенно четко они были выражены им на берлинском конгрессе Международной торговой палаты, когда Шахт в присутствии Гитлера, Геринга и других главарей этого режима сказал: «
Чтобы понять образ действий Шахта как сразу после прихода Гитлера к власти, так и позднее, когда он убедился в пагубных действиях последнего, необходимо иметь перед глазами ясную картину гибельного и чудодейственного влияния Гитлера и сущности его режима, так как оба эти момента составляют ту почву,
