идеи права нельзя достичь, начав с ее нарушения.
Если Главный обвинитель от Франции заявил, что без наказания главных преступников нацистской Германии в будущем не может быть больше веры в справедливость, то он здесь, очевидно, слишком далеко зашел. Справедливость проистекает не из необходимости любой ценой удовлетворить оскорбленное чувство справедливости. В этом случае мы быстро вернулись бы снова к возмездию в самом прямом смысле, очутились бы перед бесконечной цепью несчастий, дошли бы до кровавой мести. Нет, справедливость требует чувства меры и рассмотрения доводов и контрдоводов. А в этом отношении односторонние действия против подданных держав оси нарушают идею справедливости.
Господин Главный обвинитель от Великобритании назвал самую возможность издания законов, имеющих обратную силу, одной из самых отвратительных доктрин национал-социалистского правосудия. Между тем он полагает, что предоставление возможности наказания за действия, которые уже раньше были заклеймены как преступления, не означает изменения норм права, оно означает лишь их дальнейшее логическое развитие и является поэтому допустимым. Однако я вовсе не собираюсь порицать оправдываемое им на этом основании учреждение Трибунала. Основной вопрос состоит в том, должен ли этот Трибунал наказывать за действия, которые не составляли преступления в момент их совершения...
Далее важно, что если Устав имел в виду уголовное преследование за указанные в нем действия и наказуемость этих действий, то в нем это должно быть более ясно и четко обосновано. Между тем положения статьи 6 Устава совершенно неясны. Формулировка: «
Следующее за ним положение о том, что виновный в таких преступлениях несет за них индивидуальную ответственность, и приведенные в дальнейших параграфах материальные положения уголовного права не дают по своему содержанию никакого основания для сомнений при их толковании. Они содержат лишь положения о разных степенях уголовной ответственности, которая сама по себе предполагается. Пусть Трибунал решит, считает ли он их совместимыми с основным принципом «Nulla poena sine lege».
Труднее всего мне понять точку зрения господина Главно-го обвинителя от США Джексона. С одной стороны, он резко выступает против произвола нацистов в области права, с другой — он не собирается удовлетвориться осуждением подсудимых только за те преступления, за которые уже во время их совершения грозило наказание. С одной стороны, он не хочет, чтобы применялись наказания без справедливого установления вины подсудимых, а с другой стороны, он требует строгого применения Устава также и в том случае, когда Устав содержит новые нормы права, новые также и для подсудимых. С одной стороны, он хочет, чтобы процесс явился для последующих поколений осуществлением стремлений человечества к справедливости, а с другой — в ответ на возражения против положений Устава он ссылается на волю победителей, которые вообще могли бы не церемониться с подсудимыми...
Я перехожу к вопросу о заговоре...
Из всех преступлений, вменяемых в вину подсудимым, самым крупным по своему составу и по времени, которое оно охватывало, является заговор. Господин Экснер, профессор уголовного права, особенно подробно исследовал значение этого правового понятия для нашего процесса. Во избежание повторений и в интересах экономии времени профессор Экснер предоставил в мое распоряжение результат своего исследования. С его согласия я намереваюсь сказать по этому вопросу следующее.
Понятие «заговор» является понятием англо-американского права. Правда, и там это понятие не является бесспорным. Больше того, примечательно то, что и в Англии имеются люди, считающие это понятие устаревшим...
Для данного процесса важным является нечто иное. Понятие «заговор» в том смысле, в каком его употребляет обвинение, германскому праву совершенно неизвестно.
Поэтому на первый план своего краткого рассмотрения правовых вопросов я хотел бы поставить несколько вопросов, вызывающих сомнения:
1. Должен ли уголовный процесс, претендующий на справедливость, использовать правовые понятия, которые абсолютно чужды и всегда были чужды подсудимым и правовому мышлению их народа?
2. Как это может быть согласовано с положением «Nullum crimen sine lege» которое было признано Главным обвинителем от Великобритании в качестве основного принципа уголовного права цивилизованных нацийI
3. Можно ли утверждать, что еще до 1939 года не только развязывание противозаконной войны было признано действием, за которое грозило уголовное преследование отдельным лицам, но и заговор с целью развязывания таких войн был признан наказуемым действием?
Положительный ответ на этот вопрос, данный обвинением, вызвал удивление не только в Германии. В этой связи следует разъяснить одно недоразумение. Утверждалось, что национал-социалистское государство само издавало уголовные законы, которые противоречили принципу «Nullum crimen sine lege»[22], и что поэтому подсудимые не вправе ссылаться на этот принцип. Я ни в коем случае не намереваюсь защищать национал-социалистское законодательство, но справедливости ради должен сказать: это — заблуждение. Во время существования «третьей империи», как это уже было упомянуто, было издано три закона, имевших обратную силу, которые увеличивали меру наказания. Эти законы предусматривали смертную казнь за действия, за которые в качестве наказания в момент их совершения было предусмотрено лишение свободы.
Устав, из которого я здесь исхожу, вводит новое понятие заговора. Если применять это понятие по отношению к немцам. То это должно производиться со всеми ограничениями, которые диктуются требованиями справедливости.
По англо-американскому праву заговор означает сговор нескольких лиц о совершении преступлений. «
Сговор означает открыто высказанное или молчаливое согласие. Если несколько человек, независимо друг от друга, преследуют одну и ту же цель, то это не является заговором. Таким образом, недостаточно, что у них у всех единый план, они должны быть осведомлены об этой общности плана, и каждый из них должен добровольно признать этот план своим. Уже в самом слове «konspirieren» (конспирировать) заключен тот смысл, что каждый должен принимать участие в заговоре по своей воле и знать о нем. Тот, кого заставляют принимать участие в заговоре, не является заговорщиком, так как насилие исключает возможность соглашения, оно может лишь привести к внешней готовности оказывать помощь. Таким образом, если кто-либо навязывает другому свою волю, то это не заговор. Вот почему заговор с диктатором во главе противоречит самой сущности понятия заговора. Диктатор не вступает а заговор с исполнителями своей воли, он не заключает соглашения с ними, он диктует, а участники подчиняются.
Заговорщики сознательно стремятся к созданию общего плана. Содержание этого плана может быть различным. В английском праве, например, существует понятие о заговоре для совершения убийства, обмана, шантажа, клеветы, отдельных экономических деликтов и т.д. Во всех этих случаях заговор рассматривается как деликт особого рода, поэтому заговорщики за участие в заговоре несут наказание, причем не учитывается, было ли в каждом отдельном случае действительно совершено убийство, обман или имела место только попытка совершить подобное преступление. Согласно значению этого термина в немецком языке мы бы сказали: заговор является одним из таких случаев, в которых уже подготовка к совершению преступления является наказуемой. То же самое положение существует и в германском уголовном праве. Наказанию подвергается то лицо, которое принимает участие в действиях группы людей, имеющих своей целью покушение на жизнь. Такое лицо наказывается согласно §49Ь за преступление, которое заключается в подготовке к убийству, если даже задуманное действие не было совершено.
С этим имеет некоторое сходство ст.129 германского Уголовного кодекса, в которой говорится, что «
