Шопенгауэра.
С чердака спустился Колючий и неестественно бодрым голосом доложил:
– Все вокруг горит. Дом Аборина горит, Бабурина, Бибикова, Прокофьева – все горит, Мариинская школа горит, церковь Покрова, по каретной фабрике бьют шимозами… Очень красиво! Кажется, на фабрику Шмита ворвались семеновцы, вот это плохо…
Он взял винтовку, вынул обойму, все это неторопливо, как будто на охоту собирался.
Хлопнула дверь, появился Павел Берг, прополз через комнату к окнам, положил на подоконник ствол «маузера»…
– Товарищи, я из Военно-боевого штаба! Седой, Иннокентий и все другие товарищи, в том числе и я, склоняются… – он не договорил.
– Есть! Седьмой! – звенящим от пугающей радости голосом закричала Лиза. – Убегают! Убегают! Трусы! Трусы!
– Посмотри, что с Лизой, – шепнула брату Таня.
Павел взглянул и переполз поближе к ней.
– Лиза, тебе и Тане нужно уйти отсюда немедленно, сию же минуту!
– Ты с ума сошел! Я уже семь мерзавцев ухлопала. Они же трусы, трусы, – горячечно заговорила Лиза.
– Что с тобой, Лизанька? – тихо спросил Павел и повернул к себе голову сестры. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, и Павел вдруг содрогнулся в догадке. – Что они делали с тобой в участке?
Лиза зарыдала сразу, словно он своим вопросом открыл какую-то тяжелую тайную дверь.
– Ой… Павлуша… они хватали меня… за грудь… за ноги, хохотали, а один – огромной лапой взял меня за все лицо!
Илья в ужасе смотрел на рыдающую Лизу… Глаза Павла остекленели.
– Пушка, – сказал Колючий. – Выкатывают пушку.
– Все по местам! – закричал Илья. – Целься лучше. Огонь по команде… Пли!
Прислуга орудия была убита на месте, но тут же из-за угла выскочили еще три артиллериста.
– Целься лучше! – закричал Илья.
Страшный удар оглушил всех и разбросал по углам комнаты. Когда рассеялся дым, увидели, что в наружной стене зияет гигантская пробоина.
– Лиза! – отчаянно завопила Таня. Бросилась к рваному краю пола. Внизу на снегу, раскинув руки, в ярком своем тулупчике лежала Лиза. Лицом вниз.
…Новая схватка с проклятым врагом неизбежна, близок решительный день.
Опыт боевых дней многому нас научил… Гордо развевается красное знамя на наших баррикадах… Мы не побеждены… Ждите призыва!.. Вечная память погибшим героям-борцам, вечная слава живым!..
…Мы свой долг выполнили. Нам нужно сейчас прекратить свою политическую стачку в Москве, чтобы деятельнее подготовить всероссийскую политическую забастовку и всенародное вооруженное восстание…
…Мы начали. Мы кончаем… Кровь, насилие и смерть будут следовать по пятам нашим. Но это – ничего. Будущее – за рабочим классом. Поколение за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству…
– Уходить, уходить… Мы чудом спаслись, и теперь у каждого из нас одна задача – уцелеть… сберечь силы… – бормотал, обняв Таню, Павел Берг. Николай невесть откуда взявшимся ломиком выбивал кирпичи из двухметровой стены с колючей проволокой наверху. Сделав нечто вроде лестницы, он ловко взобрался на стену, протянул руку Тане.
Они оказались в Зоологическом саду. Луна безжизненным светом заливала ледяные аллеи с переплетенными тенями ветвей, тускло, не по-зимнему светился пруд, где еще совсем недавно Таня с Лизой катались на коньках. Взяв ослабевшую от рыданий сестру под руки, братья быстро шли по аллее, словно через какой-то странный сетчатый чулок: сверху переплетения ветвей, под ногами тени ветвей, по бокам клетки. Клетки были пусты, рев животных, обеспокоенных стрельбой, глухо доносился из закрытых помещений. Лишь однажды все трое как бы споткнулись, почувствовав на себе ледяной, как вся эта ночь, взгляд. Маленькие глазки-льдышки смотрели сквозь густую свисающую до самой земли шерсть.
– Что за тварь? – озадаченно проговорил Павел. Николай чертыхнулся, а Таня пролепетала беспомощно:
– Это як высокогорный…
Над Пресней стояло зарево пожара, трещали выстрелы… Орудийного огня и взрывов бомб больше не было слышно.
На Поварской они вбежали в дом, который еще вчера был гостеприимно открыт для героев баррикад. Николай долго стучал.
– Кто там? – послышалось наконец из-за двери с медной табличкой «Присяжный поверенный Шутиков».
– Лев Евгеньевич, это я, Павел Берг.
Воцарилось молчание.
– Господин Шутиков! – резко сказал Николай. – Мы просим вас только приютить сестру. Мы с Павлом немедленно уходим.
Послышались тихие звуки, открывались многочисленные засовы, снимались цепочки.
– Помилуйте, господа… (шепотом) товарищи… вы же знаете… я готов… Татьяна Ивановна, милости просим…
На Пречистенском бульваре попадались редкие пешеходы совсем мирного вида, иногда проезжали извозчичьи санки. Братья, немного успокоившись, пошли потише.
– Ну, я им отомщу за Лизу… за всех… – пробормотал Павел.
– Царство ей небесное, – со стоном сказал Николай.
– Идем быстрей, – дернул его за рукав Павел.
– Сейчас нелепо идти медленно и подозрительно спешить, – сказал Николай.
– У тебя есть какой-то план? – спросил Павел. – Куда мы идем?
– В Зачатьевский монастырь, – ответил Николай. – Помнишь маминого духовника отца Сергия? У него мы отсидимся…
Совершенно неожиданно из Сивцева Вражка выскочил и загарцевал по мостовой десяток всадников, казачий патруль.
– Будем стрелять? – спокойно спросил Павел. Почему-то в эту ночь он как бы поставил себя под начало младшего брата.
– Ни в коем случае, – прошептал Николай. – Идем вперед.
Делая вид, что они разговаривают о чем-то и даже вроде бы и не замечают казаков, братья шли к Пречистенке. Два казака преградили им путь. Братья попытались обойти всадников, но остальные казаки взяли их в кружок, тесня конями, подогнали к стене.
– В чем дело, господа? – спросил Николай. – Мы идем в Зачатьевский монастырь за священником. Нашему отцу стало плохо, а когда ему бывает плохо…
– Покажи-ка крест, иуда! – гаркнул один из казаков и шашкой притронулся к груди Николая.
Николай, к удивлению Павла, извлек наружу нательный крест.
– Смотри-ка, православный! – удивились казаки.
– А ну-ка, скидавайте одежку, проверим!
Трое казаков спешились, двинулись на братьев.
– Посмейте только прикоснуться! – крикнул Павел. – Убью!
Не успел Николай опомниться, как он выхватил пистолет. Тут же свистнула шашка, и пистолет с пальцами Павла упал на мостовую.
Связанных одной веревкой братьев втолкнули в манеж. Огромный и хорошо освещенный зал был полон войск – пехотинцев, казаков, драгун, а также городовых и жандармов. Слова команд гулко раздавались под сводами зала.
Казаки протащили братьев в угол и спешились. Моментально пленников окружила толпа офицеров и нижних чинов разных родов войск. Многие из них были со следами ранений, перебинтованные, в порванной и простреленной форме: видно, прямо из уличных боев. Лица людей, окружавших братьев, были хмурыми или злорадными.
– Арестованы с оружием, – доложил казак.
– Развяжите их, – буркнул какой-то штабс-капитан.
Бледный до синевы Павел зажимал культю правой кисти почерневшим уже носовым платком. Николай обнял его и обратился к штабс-капитану:
– Мы братья, господин штабс-капитан… оружие держали на случай самообороны…
Штабс-капитан вышел вперед. У него был хмурый, но все-таки человеческий вид.
– Доказательства? – спросил он.
– А обратные доказательства? – крикнул Павел.
Штабс-капитан без лишних слов страшно ударил Павла в лицо. Задыхаясь от ярости, завопил:
– Сволочи! Сколько погубили отличных солдат! Жить не даете! Чего вам надо? Ре-во-лю-цио-не-ры!
Толпа заревела, десятки сабель и штыков протянулись к братьям. Николай почувствовал удар в плечо, резкую боль. Он закричал:
– Да вы с ума сошли, господа! – и попытался закрыться рукой от летящей в лицо сабли. Один за другим посыпались на его голову удары саблями плашмя. Кровь заливала глаза. Он видел, как обвис на штыках бесчувственный уже Павел. Потом на него надвинулось широкоскулое рябое лицо с каменным подбородком и недоразвитым носом. Николай потерял сознание.
Очнулся Николай в непроглядной темноте. Боли он не чувствовал и вообще не чувствовал тела. Он ничего не помнил и ничего не хотел, просто во мраке появилось крошечное, как червячок, «я». Потом ему показалось, что тело его лежит несколько в стороне от него самого. Он закричал от страха, и тогда все возникло – все встало в памяти, страшная боль пронизала тело в разных местах, и он ощутил тряску, услышал скрип колес и стук копыт. Он попытался двинуться в сторону…
– Коля, ты очнулся? – услышал он совсем рядом очень тихий, но совершенно спокойный голос. Павел!
– Нас куда-то везут, – сдерживая стон, сказал Николай.
– Меня они вряд ли довезут, – проговорил Павел. – Я весь изрублен… Боли уже не чувствую…
Николай повернулся на бок и обнял брата. Они прижались друг к другу, лицом к лицу.
– Пока не поздно… Коля… запомни, – еле слышно зашептал Павел. – Все деньги – партии. Если ты уцелеешь, сделай так, чтобы вся моя доля досталась партии. Теперь второе… – Павел замолчал на некоторое время… – Коля, ты любишь Надю, я знаю – молчи… Она меня любила когда-то, давно… Найди ее и увези куда-нибудь, постарайся увезти куда-нибудь… Она фанатична, но ты постарайся…
– Пашенька, родной мой, – горячо зашептал Николай, – давай без завещаний, ты будешь жить, любить Надю…
– Нет, – прервал Павел, – не буду… мне не страшно, Коля, ты не думай… Я сотни раз думал о том, что меня ждет, там был и такой вариант… – Николаю показалось, что Павел
