веяло весной. Хорьковая богатая шуба стала тяжелой, как средневековые доспехи.
Он расстегнул шубу и медленно двинулся по Морской, отражаясь в зеркальных окнах банков, медленно выкидывая вперед трость; высокомерно окинул взглядом патруль городовых, сурово взглянул на встречную согбенную фигурку, дрожащую от сырости в пальтеце с бархатным воротничком. В глаза Красину бросились жесткие костяные дужки ушей, подпирающие шляпу, длинный пятнистый нос и глаза, словно молящие о чем-то, чего хозяин их и сам не знал, глаза побитой шелудивой собаки.
Красин поморщился от какого-то неприятного чувства, они разминулись. Целый квартал Красин пытался выбросить из головы этот навязчивый образ. Не шпик ведь? Он появляется, этот тип, этот дрожащий незнакомец, в самые тяжелые дни, когда силы уже на пределе, появляется в разных местах, вроде даже пытается заговорить… да и тот ли это, один ли это человек? В глазах его словно мерцает какой-то робкий вопрос и даже больше – какой-то совсем уже нижайший, предельно тишайший, но настойчивый упрек… или недоумение, мольба о помощи?.. Черт его знает! Тишайший житель громового века. Что вы делаете, господа? Открываете какие-то непонятнейшие электроны, изобретаете устрашающие двигатели, мастерите бомбы, громоздите полезные предметы в немыслимые баррикады… Побойтесь бога, господа… я хочу лишь тишины и спокойствия… я…
Красин вспомнил, как лет десять назад в железнодорожном буфете он прочел рядом с сообщением о войнах, мятежах и научных открытиях объявление многоопытного садовника- пчеловода, явного неудачника в личной жизни и по службе. Он просил лишь места по самой умеренной цене. Томсон проникал в структуру атома, умирал Энгельс, Ленин организовал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»… а он, несчастный, ждал лишь места, и по умеренной цене…
На душе у Красина было тяжело. Он неотвязно думал не только о Наде, о Лизе, о Бергах, но о десятках других товарищей, погибших или арестованных в Москве. Неужели Пресня – это был пик революции и от нее пойдет снижение? Нет, не может этого быть, страна на грани нового подъема. Дума не спасет правительство… этот спасательный круг потонет вместе с царем… Хорошо, что сейчас у нас по вопросу о Думе полное единство. Бойкот! Ленин прав, нужно предстать на Объединительном съезде со своей большевистской платформой.
Любовь Васильевна встретила его в прихожей.
– Тебя ждут, Леонид.
В гостиной стремительно вскочил навстречу ему бледный длинноволосый юноша с горящими глазами. Левая рука его была на черной перевязи.
– Павел Иванович! – воскликнул потрясенный Красин.
– Павел вчера умер в тюрьме, я его брат Николай, меня выпустили, – быстрым и вроде бы бесстрастным голосом заговорил поздний гость. – Я пришел к вам выполнить его последнюю волю. Я знаю, кто вы, он мне доверился. Я никогда…
Красин поднял руку, останавливая, подошел и обнял Николая Берга…
Они говорили больше двух часов. Николай с мельчайшими подробностями по требованию Красина рассказывал о московских делах, о боях на Пресне, о гибели сестры и брата. В конце он вдруг вскочил, здоровой рукой схватил Красина за плечо и заговорил громко и возбужденно.
– Леонид Борисович, я понял, что ошибался. Эту чугунную задницу можно только взорвать! Я решил заменить брата, я ухожу в революцию. Что вы скажете на это?
– Это дело личной совести каждого, – медленно проговорил Красин, внимательно глядя в глаза Николаю.
– Поворота нет. Вы верите мне? Дайте мне задание, любое, сейчас же… Я не могу ждать. Вы понимаете?
– Хорошо, завтра я сведу вас с одним человеком, – сказал Красин, – а теперь спать…
Над одним концом стола в трактире «Тверь» висел портрет государя в полный рост, над другим – поясной портрет великого князя-покровителя. Слева со стены сквозь дымные слои рвался в залу ужаснейший зеленовато-красноватый девятый вал, изображенный с мельчайшими подробностями вплоть до горсточки несчастных моряков, терпящих бедствие. Справа был буфет с граммофоном, над стойкой ниспадали тяжелыми складками национальные стяги.
– Господа мастера и остальные патриоты! Лидий Гурьевич, не хмелей! Господа мастера, Петербургский союз русского народа…
– А ты сам какой нации будешь?
– А?! Щенок! Да ты знаешь, с кем говоришь?
– Господа мастера, налейте воину, ветерану ледяной Шипки, за матушку Россию и государя…
– Господа, по поручению Петербургского союза… заблаговременное выявление крамолы… в ваших цехах и мастерских… с крестом пойдем… пускай крамольников укажут…
– Я, конечно, извиняюсь, но вы сами какой нации будете?
– Да как ты смеешь? Да знаешь…
– А все ж таки из чухны вы будете, господин начальник, из жмуди али мордва болотная?
– Не смей! На кого руку?.. Кием бильярдным духовного вождя своего? Держи его, братцы…
– Православные, плесните полстакана ветерану ледяной Шипки за матушку Русь…
– Отойди, дед! Сейчас тебе тут покажут матушку Русь…
– Вы запомнили адрес, Николай? Повторяю: дом 2 по Второму лучу Царского городка, квартира Савелия Сидорова. Руководитель группы – Божинский, кличка Медведь. Он вас ждет. Там соберутся дружинники.
– Я все понял. Спасибо.
Николай Берг кивнул связному, повернулся и быстро пошел по Владимирскому к Пяти Углам.
Медведь оказался низкорослым молодым человеком с жестко очерченным ртом и высоким лбом. Он оглядел дружинников и весело сказал:
– Боевому центру Невского района поручено совершить нападение на трактир «Тверь», где сегодня имеет место собрание черносотенцев. План очень прост. Ваня Савицкий бросит бомбу в окно бильярдной, Коля Григорьев – в двери. Мы, остальные, будем прикрывать ваше отступление. Проверьте оружие, товарищи.
Николай вынул револьвер, неловко зажал его меж колен.
– У тебя чего рука перевязана? – спросил сидящий рядом рабочий.
Николай промолчал.
– Ты с какого завода? Что-то я тебя не помню…
– Я из Москвы, – сказал Николай. – С берговской обувной фабрики…
– Ого! Братцы, да тут у нас москвич объявился!
– Тихо! – хлопнул ладонью по столу Медведь. – Задание всем ясно?
– Чего ж яснее? – дружинники поднимались. – Начать и кончить, всего делов-то…
…Из желтых пятен света бросились в темноту две фигурки, несколько мгновений спустя раздались два взрыва, потом секунда тишины и вопли, вопли… В «Твери» занялся пожар, из дыма выпрыгивали, бестолково размахивая руками, люди.
– Стрелять? – рывком обернулся Николай к Божинскому. Они смотрели в окно с третьего этажа дома напротив. Комната была совершенно пуста, никакой мебели, видимо, подготовлена для стрельбы.
Божинский взглянул на часы и взял Николая под руку.
– Ни в коем случае. Наши боевики уже в безопасном месте. Пойдемте… На сегодня все.
– В Москве было веселее? – спросил, подходя, один из дружинников. – Ну, ничего, всему свое время.
…Вчера в двенадцатом часу ночи на Невском публика была свидетелем… дикой расправы конного разъезда с двумя неизвестными… Тела были подобраны городовыми и куда-то увезены…
Интеллигентная барышня 25 л., трудящаяся, хозяйств., желает знаком. с обеспечен. господином лют. исповед. для вступл. в брак.
…Сообщают, что на днях арестовано несколько лиц, у которых найден план захвата полигона и вывоза из него дальнобойных орудий… для обстрела Петербурга.
М. Г.! Узнав сегодня из газеты, что мне воспрещено выступать на вечерах и концертах, осмелюсь спросить, имею ли я право заменить себя граммофоном, или он тоже будет беззаконным?
9 января в Петербурге прошло спокойно. Заводы и фабрики не работали. Демонстраций не было… Панихида по убитым в прошлом году при многолюдном стечении рабочих была совершена на Преображенском кладбище.
…Казачьи полки, оперирующие в столицах и губернских городах, будут распущены к 15 марта. В области Войска Донского из-за отсутствия работников-мужчин начался голод…
ЦК к.-д. партии возбудил ходатайство о разрешении Бебелю приехать в Петербург прочесть ряд лекций по аграрному вопросу…
При прощании П. П. Шмидта с сыном он сказал: «Иди, беги, Женя, Христос с тобой. Но только помни: всеобщее, прямое, тайное избирательное право – вот все мое наследство…»
Группой провинциальных священников была послана в Очаков телеграмма на имя прокурора военного суда с горячим протестом против смертной казни вообще и приговора над Шмидтом в частности. Телеграмма эта попала предварительно почему-то в Синод, а поэтому неизвестно, дошла ли она по своему адресу…
…В департаменте полиции собраны данные о количестве русских эмигрантов в Финляндии. Их решено арестовать и отправить в Россию. Одно из высших лиц выразилось так: я не потерплю под боком Петербурга Швейцарии…
Сразу же после побега из Бутырской тюрьмы Англичанин Вася явился в Европейскую гостиницу выпить кофию. Здесь он, к великому своему изумлению, встретил князя Енгалычева.
– Князь! Ванька! – захохотал он. – Выскочил из тюряги, сукин сын?..
– Пардон, – с брезгливой миной поправил его тот. – Перед вами негоциант Теодор Филипп Пищиков. Русско-Американское торговое общество с отделениями в Петропавловске- Камчатском и Сиэтле.
Негоциант тем же вечером привел Виктора к «нужным людям» на Разгуляй. Виктор ждал увидеть ловкачей вроде самого «негоцианта» и был удивлен, когда дверь ему открыл