намерения, надежды пошли прахом. Мир как будто сошел с ума. В июне 1914 года в маленьком, дотоле безвестном сербском городке Сараево был убит австрийский эрцгерцог, и это оказалось достаточным поводом, чтобы вспыхнула мировая война.
Тысячи, сотни тысяч, миллионы людей уничтожают друг друга. Все человеческие знания, силы, возможности служат одной цели — уничтожению. Ученые напрягают всю свою проницательность, чтобы изобрести еще более дьявольские орудия массовой смерти. В Германии пасторы призывают верующих истреблять англичан, русских, французов и других «врагов». В Англии, России, Франции и в других странах священники возносят молитвы, чтобы бог поразил немцев. В Америке благодарят бога за то, что возрос кровавый курс акций фабрикантов оружия.
Война потрясает мир, раскаты ее слышатся повсюду. Доносятся они и до нейтральной Норвегии. И здесь ощущается ужас всечеловеческой бойни.
Нансен не ищет такого угла, куда можно было бы скрыться от безумия, охватившего мир. Не прячется он и за нейтральный флаг своей родины. Судьба людей — его судьба. Потому и в тиши своей лабораторий он не находит покоя. Не в силах он оставаться в стороне, когда наука, искусство — все богатства человеческого разума гибнут, когда накопленная людьми культура уничтожается.
Почему возникла война? Нансен отлично понимает, что случившееся в сербском городке явилось не причиной, а только поводом мировой бойни. 'Могло ли быть иначе? — пишет он. — Культура, ставящая высшей целью
В своих рассуждениях Нансен не пользуется термином «империализм», но ход его мыслей был близок к истине. Конкуренция между государствами и система подавления слабейших ради наживы, пишет он далее, неизбежно привели к самоистреблению, 'люди
Все утверждают, что вовлечены в войну против своей воли, что сражаются за высшие идеалы. Почему так получилось? — задается вопросом Нансен и отвечает: 'Так должно было получиться. Европейская культура обманула — она оказалась сгнившей. Как большое дерево в лесу, она рухнула, едва разразилась буря. Культура? Но чего она стоит, если не укрощает дикого зверя? Не спасает от варварства? Ведь это же основное ее назначение. Без этого она — пустая шелуха'.
Как обвинительный акт против буржуазного строя звучат эти слова. Глубоко разочарован Нансен в строе, который пробуждает в людях низменные инстинкты и толкает на путь дикарей. Порожденная им культура, восклицает он, изжила себя, и ее 'надо отправить в литейный котел для переплавки'.
Людей слабодушных разочарование приводит к пассивности, но у Нансена достаточно твердый характер, и потому он ищет выхода из тупика. Вот его высказывания в очерке того времени 'Ронданы и Сёленфьелл'. Земля 'таит в себе возможности для новых трудовых поколений. Не нужно горевать! Если те, что были, смогли пожрать друг друга, должно быть, пора завести новые. Но откуда они появятся? Где мы найдем свежие, нетронутые поколения?
…Должно наступить возрождение — новая эра с новыми идеалами, когда духовные ценности снова сделаются главной целью, а материальные лишь побочными, когда ничтожество и посредственность не будут больше править миром, а великие умы поведут людей в более возвышенные области, когда каждое умственное открытие, каждая победа в области духа будут приветствоваться с таким восторгом, как теперь все материальное, когда люди будут жить более благородной, прекрасной и простой жизнью'.
Очерк этот является ключом для понимания всей последующей деятельности Нансена; заканчивается он уверенными, оптимистическими строками: 'В этом мире могут родиться люди новой эпохи, очерченной величавыми простыми линиями, — цельные люди без двойного зрения двойственной морали'.
Прославленный путешественник, пытливый ученый все более проникается тем, что ни природа, ни наука не могут оставаться изолированными от жизненных битв, от общественных потрясений. Не в пример подавляющему большинству своих ученых собратьев Нансен не замыкается в цитадели науки. Жизнь зовет его к себе, и он идет ей навстречу.
Высокое чувство долга, столь присущее его натуре, в дни войны проявилось еще сильнее. Норвегия оставалась в числе немногих стран, не принявших участия в войне. Но нейтралитет не мольба к святому, чтобы он охранил мой дом от пожара, а воспламенил соседний. Нейтралитет — обязательство перед всеми людьми спасти общие наивысшие ценности от пожирающего племени. Так понимал Нансен свой гражданский, человеческий долг.
Потому он обратился к согражданам с воззванием: 'Пусть право, а не произвол властвуют над народами. Горе нам, если мы не приложим к тому все усилия! С каждым днем Европа приближается к последней, катастрофической грани. Повсюду руины… Пока не поздно, скажем воюющим: 'Остановитесь!' Таков был смысл воззвания.
Однако то был глас вопиющего в пустыне. И национальный герой стал чуть не крамольником. Еще бы, он требует вмешательства в дела 'великих держав', война между которыми так выгодна норвежским купцам; ведь полуголодная Германия покупает у них по небывало высокой цене рыбу, а Россия и даже Англия фрахтуют суда для перевозки военного снаряжения. Деньги потоком хлынули в страну.
'Это мнимое благополучие!' — предупреждает Нансен свой народ и правительство. И в куче денег можно умереть с голоду; наша страна не в состоянии прокормить себя хлебом, она полностью зависит от ввоза зерна.
В 1917 году Америка вступила в войну против Германии. В то же время от норвежского посла в Вашингтоне в Христианию пришло предупреждение о том, что американцы собираются прекратить продажу зерна нейтральным странам.
Угроза голода нависла над Норвегией.
'Пришлите авторитетного представителя для переговоров с государственным департаментом!' — просит растерявшийся норвежский посол.
К чьему голосу прислушаются в Вашингтоне? Правительство обращается к Фритьофу Нансену ради спасения страны взять на себя эту миссию.
Тщательно готовится Нансен к исполнению этого поручения: изучает торговые индексы, статистику потребления продуктов питания, знакомится с тоннажными возможностями флота. Во всеоружии знаний, сопутствуемый целым штабом советников, специальный посланник норвежского правительства отправляется за океан.
Когда он прибыл в Вашингтон, все двери для нейтральных стран уже захлопнулись окончательно. Особенно там недовольны были Норвегией за то, что она снабжала Германию рыбой. Напрасно Нансен пытался доказывать, что делается это согласно торговому договору, отказ от которого равносилен выходу из состояния нейтралитета. Американцы не шли ни на какие уступки: расширение театра войны как раз и было в их интересах.
Переговоры затягивались. Призрак голода все более приближался к Норвегии. Пользуясь этим, Вашингтон усиливал свой нажим. Однако Нансен твердо стоял на своем: лучше голод, чем война.
Правду, только открытую правду слышат из его уст партнеры, сидящие с ним за столом переговоров. Он говорит им о простых людях Норвегии, которым грозит смерть, если американский народ своевременно не протянет руку помощи. Он развивает проект широкой помощи Бельгии и другим европейским странам, разоренным войной. 'Помогите, спасите их! — взывает Нансен к сердцу и разуму своих оппонентов. — Отдайте им излишки своего хлеба, а мы поможем своим флотом, чтобы доставить его в бедствующую Европу'.
Война была на исходе. Американцы понимают разумность проекта: он гуманен и… выгоден. Под таким флагом бизнес делается почти святым делом.
Не дожидаясь санкции своего правительства, пользуясь силой личного авторитета, Нансен подписывает соглашение с Вашингтоном о поставках зерна. Только через несколько дней стортинг подтверждает этот договор, получивший название 'нансеновского'.
…Колесница войны прогромыхала и, наконец, остановилась. Люди возвращались к мирному труду, а вернее, к залечиванию тяжких ран, нанесенных всему человечеству. На 'поле чести' осталось одиннадцать миллионов жертв: застреленных, заколотых, удушенных, отравленных, сожженных, раздавленных, засыпанных, утопленных и просто умерших от голода и болезней.
Кроме того, миллионы людей застряли в чужих странах в качестве военнопленных. И еще миллионы
