шепотом сообщил:
— Коперник просил передать, что все под контролем… И, кажется, испугавшись собственных слов, поспешил ретироваться.
Никакого спокойствия этот визит Пастуху не принес. Наоборот, он еще больше укрепился в мысли, что если он сам о себе не побеспокоится, то еще неизвестно, чем вся эта история закончится. Но для активных действий у него пока не хватало сил и информации. Пастух разумно решил отложить свою активность до ночи, а пока постараться набрать и первое, и второе…
Лежа в кровати, он тщательно обдумывал сложившуюся ситуацию. Информации было маловато, но кое-какая пища для выводов имелась. Можно было смело рассматривать три варианта происходящего.
Во-первых, он действительно мог банально отравиться какой-нибудь местной гадостью сам. Такое случалось во время самых серьезных операций. Пастух вспомнил, как однажды в Чечне, в районе Бамута, его разведгруппе пришлось пять дней бегать по горам, где за каждым камнем они могли наткнуться на боевиков.
Причем не просто бегать, а корректировать огонь федеральных батарей. За такие прогулки боевики убивали медленно и изощренно. И все было бы хорошо, но одного его бойца в первый же день прохватил, простите, понос….
От случайностей застраховаться нельзя. Но сам Пастух не верил в свое «случайное» отравление. Слишком уж все ладно получалось.
Во-вторых, его могли отравить с целью вывести из игры. А вот задачи уничтожать его — не стояло. В этом случае становится понятен визит второго секретаря Российского посольства. Значит, после того как исчезнет опасность для противника, чудесным образом исцелившийся Пастух будет отпущен.
И наконец, в-третьих. Визит представителя посольства был лишь способом отвести подозрения. Смотрите, мол, все в порядке. Нам нечего скрывать. Уважаемый пациент жив и выздоравливает. Ну а если он ночью помрет — так на то и есть воля Аллаха… Получается два шанса из трех, что он выживет. А так как случайность маловероятна, то и вовсе один к одному. Такой расклад совсем не понравился Пастуху. В «русской рулетке» и то больше шансов выжить — пять из шести. В результате таких нехитрых умозаключений Сергей еще больше уверился в необходимости побега.
Сказано — сделано. Для начала он осторожно обследовал окно палаты. За ним раскинулся парк с зелеными лужайками, дорожками и зарослями какого-то кустарника. В принципе этот ландшафт вполне подходил для побега. Если не днем, то, по крайней мере, ночью. Палата находилась на третьем этаже. Ну что ж, ничего страшного. Пастух был уверен, что, несмотря на некоторую слабость, вполне сумеет удачно приземлиться на траву. Проблема заключалась в другом: окно было закрыто, и закрыто наглухо. Даже беглый осмотр показал, что открыть его вряд ли удастся.
Конечно, можно было разбить окно. Но тогда Пастух тут же привлек бы к себе внимание и лишился хоть небольшой, но форы.
Тогда Сергей перенес свое внимание на дверь. Запахнувшись в больничный халат, он попытался выйти в коридор, но тут же наткнулся на дюжего араба в военной форме. Тот решительно преградил ему дорогу, сердито сказав что-то по-арабски. Дальше разговорного английского познания Пастуха в иностранных языках не простирались. Поэтому он совершенно искренне ничего не понял.
— Мне бы в туалет, — произнес он на всякий случай по-русски.
Солдат вновь что-то приказал ему по-своему и сопроводил слова красноречивым жестом, предлагая Пастуху вернуться в палату.
— Ну, в сортир я хочу, — настырно повторил Пастух, и видя, что его вновь не поняли, добавил:
— Ватерклозет… Пи-пи, твою бога душу мать!..
Неизвестно, что подействовало больше — крепкое выражение или интернациональное «пи-пи», но араб понятливо закивал головой, хотя при этом и повторил жестом приказ вернуться в палату. Пастух для первого раза не стал сопротивляться и подчинился. Тем более что за минуту разговора с охранником он успел оглядеть коридор и убедился, что солдат находится в нем в полнейшем одиночестве.
Вернувшись в палату. Пастух сел на кровать. Спустя пять минут вошел санитар в белом халате поверх военной формы. Санитар принес «утку» и деликатно отвернулся, предоставляя возможность справить пациенту свои надобности. Пастух сначала хотел было огреть санитара этой самой «уткой» по голове и переодеться в его форму, но потом передумал. Во-первых, санитар попался какой-то щуплый, на голову ниже Сергея. Во-вторых, на шум мог обратить внимание охранник. И в-третьих, днем шансов на побег не было практически никаких. Поэтому Пастух молча сделал свое дело и лег в постель.
До вечера его больше никто не беспокоил. Даже врач не пришел навестить больного, что еще больше укрепило Пастуха во мнении, что его «отравление» было спланировано. Никто и не беспокоился о его здоровье. Ну и ладно, так даже лучше.
Капитан не терял времени зря. Пока была возможность, Пастух, как мог, изучал из окна парк. Где-то за деревьями он разглядел кирпичную стену. Судя по всему, ее высота составляла что-нибудь метра два. Вполне терпимо, даже для больного спецназовца.
Наконец настало время действовать. Когда, по расчетам Пастуха, было около трех часов ночи, он распахнул дверь палаты и, пошатываясь, держась рукой за стену, вышел в коридор. Солдат, стоявший у его двери на часах, встрепенулся и настороженно посмотрел на охраняемый объект. Пастух издал нечленораздельный хрип, придав своему лицу как можно более страдальческий вид.
— Хреново мне, братец, — с трудом произнес он и сделал вид, что собирается рухнуть на пол.
Солдат инстинктивно нагнулся, чтобы помочь страдальцу, и тут же, получив точный удар по сонной артерии, сам тюком рухнул вниз. Пастух, с которого всю его болезненность как рукой сняло, не теряя времени схватил безжизненное тело солдата и затащил его в палату. Араб оказался примерно такого же телосложения, что и он. Пять минут ушло у Сергея на то, чтобы переодеться в форму, — разгуливать здесь в больничном халате было неудобно, да и просто опасно.
Связав безжизненного араба простынями и заткнув ему рот наволочкой, Пастухов взял единственное оказавшееся у часового оружие — короткую деревянную дубинку — и вышел в коридор. Замерев на какое-то время на месте, он вслушался в ночную тишину. Где-то этажом ниже кипела жизнь. Раздавались голоса. Звучали шаги. Спустя минуту, когда Пастух собрался было идти, шаги раздались и на его этаже. Кто-то шел по коридору в его сторону.
Подавив в себе инстинктивное желание бежать или спрятаться, Сергей вытянулся около двери, надвинув берет поглубже на глаза. На его счастье, ночью в коридоре оставалось только дежурное освещение — кругом царил полумрак. Шаги все приближались. Пастух сжал рукоятку дубинки, приготовившись защищаться или, вернее, нападать.
Из-за поворота появился молодой санитар. Увидев Пастуха, он замедлил шаг и спросил что-то по- арабски. Сергею ничего не оставалось делать, как только демонстративно отвернуться в сторону и промолчать, проклиная про себя санитара.
Тот отпустил, видимо, какое-то ехидное замечание, потому что тихо рассмеялся и продолжил свой путь. Чем сохранил себе здоровье, а может, и жизнь — Пастух был настроен весьма серьезно.
Как только санитар скрылся за поворотом коридора, Сергей бесшумно двинулся в противоположном направлении. Через несколько шагов он оказался в просторном холле, широкое окно которого выходило в парк. Тут же начинался и выход на лестницу. Перед Пастухом был выбор: либо прыгать с третьего этажа, либо попробовать внаглую спуститься по лестнице.
После нескольких минут колебания он выбрал все же второй вариант. Прыгать ему было не впервой, но он чувствовал, что все еще не в самой лучшей форме после «отравления». Подвернутая или, не дай бог, сломанная нога моментально свела бы его шансы к нулю. А вот другой вариант… По своему опыту он прекрасно знал, что в большинстве случаев окружающие не обращают ни малейшего внимания на то, что творится вокруг них, кто и куда ходит или что делает. В этой ситуации человек чаще всего выдает 'себя сам, сразу выделяясь из общей массы людей своей неуверенностью.
Судя по звукам, внизу кипела бурная жизнь обычного госпиталя. Это устраивало Пастуха как нельзя лучше. Если хочешь оставаться незамеченным, то нужно, чтобы на твоем пути либо не было вообще ни одного человека, либо людей должно быть очень много, и желательно, чтобы они суетились.
Придав своему лицу сосредоточенное выражение, Пастух решительно двинулся на лестницу.
