Наверху послышался шум: громыхание дверей, возня и сдавленные хриплые крики:
— Да вы что?.. Что делаете... Гад! Помогите!..
Компания ускорила шаг — и вовремя: по лестничному пролету, сопровождаемый звуком звонкой затрещины, на них свалился мужчина в растрепанном костюме, с остатками тонированных очков на ухе и разбитой физиономией. Пастухов подхватил его за лацканы дорогого пиджака, спасая от неминуемой стыковки со стеной, в которую они тем не менее врезались вместе.
— Ого! — подал голос Муха. — Тут, оказывается, не только лечат, но и производят инвалидов!
Пастухов, не выпуская человека из рук, поднял голову. Он увидел наверху разъяренного Дока. Поза капитана медицинской службы Ивана Перегудова не оставляла сомнений в том, что именно он является автором затрещины, запустившей в полет модно одетого мужчину.
— Док, — окликнул друга Пастухов. — Может, забросить его обратно? Может, ты ему добавить хочешь?
Командир не допускал вероятности, что Док не прав в своих действиях: столь высока была его репутация.
— Познакомься, Сергей, — отозвался сверху Иван Перегудов. — Эта стерва — мой начальник, только что из Германии. Купил нам хрен с редькой, а себе — новый «фолькс».
— А может, у него что-нибудь осталось? — предположил Боцман, перехватывая у Пастухова «начальника» за штаны и мощным движением переворачивая его вверх ногами. Без особого труда держа довольно плотного мужчину на весу, он хорошенько его потряс. Из карманов посыпались ключи и бумаги, зажигалка «зиппо» в чехле, документы, деньги... Мужчина, багровея лицом, издавал неясные хрипы и стоны.
Боцман швырнул его на пол:
— Не много же я из него натрусил. Все больше мусор... — сказал он, разглядывая «добычу».
— Хорошо, что дерьмо не посыпалось, — философски заметил Артист.
— Прихватите у него, ребята, ключи от машины и документы. Они действительно пригодятся, — взял себя в руки Док. — Надо созывать собрание и выкидывать этого гада из общества. А машину мы у него изымем прямо сейчас.
Человек рвал на себе душивший его галстук и, хватаясь за перила, тяжело поднимался с пола. Увидев, что Пастухов снял с брелока ключ от «фольксвагена» и присовокупил к нему документы на машину, оставив все прочее на площадке, он кинулся сгребать оставшееся барахло, с бешенством, срываясь на визг, бормоча:
— Грабеж... Я тебя самого выкину... Я тебя посажу...
А через мгновение «начальник» отправился в очередной полет — этажом ниже, сопровождаемый звуком новой затрещины.
В офисе их встречала пожилая женщина, охавшая, обхватив щеки руками, будто у нее разболелись все зубы разом.
— Иван Степанович, что ж это делается? — причитала она. — Как же вы это? Нельзя же так.
— Успокойтесь, Марья Ивановна. Проходите, ребята. Марья Ивановна, поставите нам чайку? — Чувствовалось, что Док сам взволнован этой историей.
— Будет, будет, Иван, — успокоил его Пастухов. — Расскажи толком, что за начальство с лестницы летело и чем ты здесь занимаешься, кроме мордобоя.
— Из сорока тысяч тридцать две на себя просадил, подлец, — уточнил Док, зажигая сигарету (только он один из всей команды курил, периодически бросая), — Это же надо — тридцать с лишним тысяч на баловство перевести! А деньги чьи?
Твои, Док?
. — Нет, Дима. — Док никогда не называл друзей до кличкам, — Деньги дал Фонд Сороса. Моей мастерской материалов на эту сумму хватило 'бы на полгода работы, а теперь через месяц стану на прикол. Видишь, присосались тут ребятки.
Гуманитарную помощь, понятно, воруют, как везде, а теперь вот решили и мастерскую оставить без сырья.
— Покажи, что ты производишь-то?
— Сравнивайте. — Док поставил на стол две искусственные ноги. — Угадайте с трех раз, которую ставит ребятам государство, а что производим мы на немецком оборудовании.
— Да-а-а, — протянул Артист. — Чудеса. Ты, наверное, робокопа можешь тут сделать.
— Пожалуй, — невесело усмехнулся Док и показал еще образец. — Вот с такой рукой со спинным креплением и управлением при известной сноровке можно писать, работать на клавиатуре, селедку чистить, в конце концов. Эх, ребятки, у нас же только до Москве двенадцати тысяч заявлений на протезирование! А я в месяц от силы сотню могу сделать — на моих-то трех станках.
Марья Ивановна додала чай. На фарфоровых чашках сытые детки в коротких штанишках и пышных платьицах тискали толстых собачек.
— Подарок от немецкой фирмы, — хмыкнул Док, заметив неодобрительный интерес, с которым друзья разглядывали сюжеты этой росписи.
Боцман, молча пивший чай, широко улыбнулся и простодушно заявил:
— А молодец ты, Док, хорошим делом занят. Вернулся, значит, к основной специальности.
Однако Пастух уже раскланивался с хозяйкой, сказав в сторону Дока:
— Поехали поговорим. Есть тут одна забота...
Военный совет группа капитана Пастухова открыла в парке недалеко от «Горбушки» — известной на весь бывший Союз музыкальной «толкучки». Здесь любил бывать их погибший товарищ старший лейтенант Коля Ухов, игравший на баритоновом саксофоне, влюбленный в музыку, за что и прозванный друзьями Трубачом.
В этот час на «Горбушке» было немноголюдна, торговля еще почти не шла, а потому они уютно устроились на бревнах, оставшихся после прочистки парка. Со стороны — обычное зрелище: собралась компания праздных московских мужиков раздавить бутылочку-другую да потрепаться про политику.
Ни взрывной Муха, ни шутник Артист, ни тем более уравновешенный Боцман или интеллигентный Док не пытались начать разговор: право открыть совет принадлежало только командиру.
— Рассказывайте, ребята, — распорядился Пастух, обращаясь к Боцману и Мухе.
— Гранаты в офис «Набата», по-видимому, кидали ребята Спицына, кличка, понятно, Спица, — начал Боцман четко, излагая дело.
— Вы считаете, что это факт? Спицынские, как говорится, «подписываются» под этим? Вам были звонки, угрозы, требования? Других врагов у «Набата» нет? — Голос Пастуха был суров, он требовал достоверных сведений, и это было справедливо.
Боцман закряхтел, почесывая затылок, и тут вмешался пылкий Муха:
— Вообще-то другие враги у нас есть. Но похоже все-таки на спицынских. Другие начинают издалека, предупреждают, угрожают, но все же к немедленным действиям с гранатами не переходят.
— Кто они такие, эти спицынские? — спокойно спросил Док, попыхивая сигаретой. — Я бандитскую геополитику не очень хорошо знаю.
— В том-то и дело, — охотно объяснил Боцман, — что почерк очень похож на этих парней. В столице они все недавно, год-два, крыло новое и, казалось бы, неоперившееся. Типичные провинциалы с Урала, приехавшие покорять Москву. Их пытались сразу поставить на место, а они с ходу за стволы. Они даже среди братвы считаются «отморозками» и «беспредельщиками». Старые авторитеты не признают, законы воровские уважают слабо, то и дело на чужие территории лезут. Вот такой вот портрет.
Муха добавил:
— Они как-то погрызлись с чурками, ну с азерами, и в течение двух дней устроили им взрыв на рынке и еще двоих прошили из «Калашникова». Те сразу отступились.
Спицынские работают грязно: облагают банкиров, выбивают чужие долги, нанимаются на толковища. В общем, после одной большой разборки с солнцевскими даже крупные бригады предпочитают со Спицей не связываться. Себе дороже.
— Кто их «кроет»?
Вопрос оказался непростым даже для Боцмана.
