– Я о выборах в курсе, но чтобы Брединский и Штерн?
– Можно подумать, ты лично знаешь их.
– В том-то и дело, Валера, что знаю! Брединского Марка с детства, в одном классе учились, а другого... Штерн соединением командовал, в одном из полков которого я закончил службу. Да, новость, прямо скажу, неожиданная.
– Дела!
Таксист, проехав рекламные щиты, которые, впрочем, виднелись и далее по проспекту, остановился у неприметного магазина.
– Выборы выборами, а тебе в подвальчик, если не пропало желание затариться пойлом и едой.
– Да-да, конечно. Я быстро.
Сергей зашел в магазин, где накупил разной снеди на два пакета. Взял водки и сигарет. С покупками вышел к машине. Уложил их на заднее сиденье, сел в салон.
Таксист спросил:
– Теперь до дому? На Старопрудную? Или еще куда заедем? Ты говори, не стесняйся.
– Домой.
– Ну, домой так домой.
Сергей спросил:
– Так ты говоришь, выборы уже второй месяц длятся?
– Да. Если не больше. Сначала кандидатов двое было – бывший глава Администрации Николай Валерьевич Туганов, но этот уже два срока отмотал и на третий пошел, видно, так, больше для понту, и твой одноклассник Брединский – директор машиностроительного завода. И никто, по крайней мере так в городе говорили, не сомневался, что Брединский и пройдет! Мужик он вроде ничего, кандидат наук, завод поднял. Но тут появляется из Москвы Штерн. И все изменилось. Его представили как боевого генерала, прошедшего Чечню, за него тут москвичи известные выступали. Ну и, короче, в первом туре Туганов набирает то ли шестнадцать, то ли семнадцать процентов голосов, а Брединский со Штерном где-то по сорок. Ну и назначают второй тур. 3 октября в воскресенье опять к урнам пойдем. Но Брединский, скорее всего, победит. Сейчас слухи про Штерна плохие пошли. А может, это финт какой. Черт их разберет. Но все одно – генерал чужой для нас.
Сергей невесело усмехнулся:
– Чужой, а сорок процентов набрал.
– Да, говорят, с подсчетом наша избирательная комиссия смухлевала.
– А ты, я смотрю, в политике неплохо разбираешься. Обычно обывателю по фене, кого и как выбирают.
Водитель согласился:
– Здесь ты прав. Я на выборы всегда ходил и за суетой этой слежу внимательно. Спросишь почему? А хрен его знает. Интересно. Ну, вот и твоя Старопрудная. Дом-то какой?
– Шестнадцатый.
Водитель остановил «Волгу» напротив пятиэтажки-брежневки, на углу которой висела табличка с № 16.
Сергей произнес:
– Вот и приехали. Вот я и дома.
Валерий кивнул на здание:
– Дома-то ждет кто-нибудь?
– Нет. Некому, Валера, ждать. Да это и к лучшему. Не будет оханий, аханий, встреч, застолья.
Таксист не согласился:
– А вот тут ты не прав. Человека обязательно должен кто-то ждать. Особенно с войны.
Сергей взглянул на него:
– Да? Может, и так. Держи!
Солоухов протянул таксисту сотню.
Тот спросил неожиданно:
– Ты, Серега, до каких чинов дослужился-то?
– До небольших. Майор я... теперь уже в запасе.
– Так вот, майор. Деньги забери, самому пригодятся. С боевого офицера, однополчанина не возьму. И не пытайся сунуть купюру в бардачок. Порву. Возьми лучше визитку. Там мой мобильный номер. Надо куда поехать, звони, приеду.
Сергей взял визитку, но вновь протянул сто рублей таксисту:
– Возьми деньги, Валера, я не нищий, и ты их заработал.
Но таксист был упертым мужиком:
– Я тоже не нищий, и ты тоже честно заработал свои деньги.
– Ну и черт с тобой. Спасибо. Пошел я.
Через несколько минут майор запаса Солоухов поднялся на второй этаж первого подъезда дома № 16 по улице Старопрудной. У квартиры № 4 остановился. Поставил сумку с пакетами на плиточный пол. Вздохнул. Возвращение не радовало. Сейчас он о предстоящих выборах не думал. Сейчас он стоял перед дверью, за которой прошли лучшие годы его юности и за которой сейчас его ждало пыльное, неживое, тягостное одиночество. Выкурив сигарету, он позвонил в соседнюю квартиру.
Вскоре откуда-то из глубины внутриквартирного коридора, как из трубы, донесся пропитой старческий голос:
– Ктой-то там?
– Данилыч? Открывай, это Сергей Солоухов!
– Серега? Ух ты... еш твою, погоди, сейчас я!
Щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге показался неопрятного вида старик, в грязной спортивной майке и засаленных, с «пузырями» на коленях, штанах, в протертых до дыр тапочках на босу ногу. Его беззубый рот улыбнулся:
– Серега! Ты ль это, бродяга?
– Я, Данилыч, я.
– Приехал! А мы уж тут, соседи, думали, боле не появишься в родном гнезде. Кто-то говорил, мол, сгинул ты на войне кавказской!
– Как видишь, не сгинул. Выжил. И вернулся.
Сзади старика появилась чумазая физиономия пацаненка лет четырех. Данилыч цыкнул на него:
– Петька, а ну беги до мамки или бабки! Простудишься, пострел!
Сергей спросил:
– Внук?
Старик подтвердил, продолжая улыбаться:
– Ага. Второй, от младшей.
– Это от Маши, что ли?
– От нее.
– Давно ли сама такой была.
– Так, Серега, время-то, оно не молодит. Так, говоришь, вернулся?
– Вернулся, Данилыч.
– Совсем?
– А разве по-иному возвращаются?
– Это так. Да ты заходи.
Солоухов указал на баул и пакеты:
– Поклажа у меня здесь и устал с дороги. Ключ от квартиры хотел бы взять.
– А! Ну да, ну да!
Он обернулся, крикнул в коридор:
– Машка! Подь сюда!
Рядом со стариком возникла молодая женщина в домашнем халате, в которой Сергей не без труда узнал младшую внучку Данилыча, изменилась она за пять лет сильно.
