БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

длинную улицу, в конце ее высились березы и ели. Все окружающее приобретало чудесный вид, хотя природа и каза­лась вымершей. Неслышно было ни единого звука. Только туман надвигался на поле. Глубокое молча­ние продолжало окружать меня. Потом послыша­лись какие-то голоса. Но эти курьеры из прошлого находились где-то очень далеко.

Однако жизненная сила наполняла эту дикую страну. Кусты и звезды подавали мне дружеские ру­ки, снежная пороша и туман исчезали. Я вдыхал свежий утренний воздух. И это был вестник, доно­сивший до меня дыхание Бога. Я был один, и во мне звучали меланхоличные приглушенные звуки. Хрус­тел снег под ногами. Ветер играл моими волосами.

Я с трудом вспоминал все, что происходило со мной, солдатом, на войне. Я верил в свою судьбу, в свою несокрушимую веру в человека, в душевную силу, в возможность уверенного преодоления всех трудностей, во все лучшее. А также в моей способ­ности начать новую жизнь.

Рождество прошло, как и все остальные дни. Мы много пили, но специально никто не праздновал.

Год свободно катился в руки Бога, и все новое уходило в корзину вечности. Оставались только мечты о возвращении домой и о мире. Мы снова жили еще в подземном солдатском городе в Мома-чине, и нас можно было сравнить с индийскими от­шельниками, замурованными в магических храмах и лесах. Вели жалкое существование, которое бере­дило наши души. Не только земля и бревна над зем­лянками отделяли нас от мира. Так же и наши души возводили стену вокруг себя или пытались затаить­ся от бушующего времени. Мы жили, словно в ка­ ком-то заколдованном сне. Одна ночь сменяла дру­гую, а мы все шли и шли по какому-то мистическому мосту. И в то же время нас окружала прозаическая реальность. Кровь авантюристов и путешественни­ков стучала в нас, пробуждая тягу к далеким стран­ствиям, которые, к сожалению, слишком часто ста­новились реальностью, и возвращение домой от­кладывалось на неопределенный срок.

Нам снова приходилось отступать. Русские по­стоянно прорывали фронт, и за нашими спинами гремел огонь сражений. А мы шли и шли.

Прошли через объятое дымом и пожарами Мо­мачино. Огни пламени отражались на белом снегу. Кроваво-красные ракеты взлетали по ночам над землей. На рассвете мы останавливались, а вече­ром уже двигались по лесу близ Мало-Красницы. Меня определили в связные, и это дало мне воз­можность спать больше других.

Светлый сосновый лес. Мы остановились на опушке под непрерывный грохот снарядов и треск пулеметов. Русские не атаковали нас, их развед­группа была расстреляна на нейтральной полосе. Зима стала жестокой. Иней украшал лес, опустив­шись на ветви деревьев. Я любил лес, снег на елях и соснах в солнечном огне, иней по ночам в полнолу­ние. Ночью непонятное беспокойство часто гнало меня на улицу. Я любил жизнь, зиму и опасность. Было такое чувство, как будто я собираю урожай уже долгое время.

Я стал авантюристом, бродячим нищим, путе­шествующим бродягой. Как ненужный мусор гнала меня военная судьба по миру, и бесконечные ее до­роги не имели конца. Повторяю, я любил жизнь, зи­му и опасность. То, что я терял, вновь получал об­ратно с прибылью. В своем уединении и скорби ви­дел магический смысл. То, что я пропускал в жизни, приносило мне только выигрыш. Что мне казалось значительным, то это только мой авторский труд.

Я спокойно шел по жизни, она падала мне в откры­тые руки, и Бог приближался ко мне. Время и веч­ность проходили. Я любил жизнь.

Поездка на санях. Я летел над лесом. Свистела метель, лошади ржали. Ночь казалась сказочным, пьяным праздником. Испуганные путники прыгали из саней в снег, поднимая его облака к небу. Бочки потрескивали на морозе. Я пел дерзкую песню. Как плывущие по небу облака и звезды, я прогонял всю эту погруженную в дрему страну, поля и свою уеди­ненность, воодушевленный молодостью и ощуще­нием полета. И не было конца этой снежной дороге. Тоска уходила, иней садился у меня на волосах. Шумная поездка в неизвестность опьяняла меня, вызывала безграничное, бьющее ключом желание сделать бесконечным свое существование на этом свете

Я получил на один час свободу в русской холод­ной стране. Я любил жизнь.

Годы шли, смерть нависала над землей, Богом и звездами, которые умирали на западе. На планете продолжалась война, и не было ей конца. Я был солдатом, пережил много трудностей, опасностей, боли и приключений. Но я любил жизнь.

Пауза

Пауза. Отпуск на родине. Возвращение домой. Домой, домой! И все же это только отпуск, только пауза. Война продолжалась. Но я покидал поля сра­жений. Я любил жизнь53.

Штефан Шмитц

«МЫ ЖИЛИ, РАЗРУШАЯ СВОЮ ДУШУ» Соприкосновение со злом и чувство долга

«Пиши мне, мой друг. Пи­ши, если ты еще жив». С волнением просит Георг своего друга Вилли Вольфзангера в августе 1944 го­да, чтобы он подал хотя бы признаки жизни. И ждет напрасно. От Вольфзангера он не получил больше ни строчки.

Только несколько недель отпуска оставались Вольфзангеру в феврале 1944 года, чтобы привести свой дневник в надлежащую форму. Он заканчивает его, несмотря на предстоящее возвращение в Рос­сию, в странно возбужденном состоянии. «Я снова возвращаюсь. Я люблю жизнь». В течение ряда про­шедших лет он должен был принимать участие в сражениях и в. форсированных маршах. «Как в «До­рожной песне» Шумана, предстоит моя пятая по­ездка в Россию», — отмечает Вольфзангер в своем дневнике. Он служил в 14-й роте 279-й пехотной ди­визии 95-го пехотного дивизиона, которая вела бои на фронте под Витебском, более чем в 400 километ­рах к западу от Москвы. Его подразделение принад­лежало к группе армий «Центр», которые держали

оборону в центре острия клина, выдвинутого на восток. Несмотря на настояния генералов этой группы отвести их армии на запад, Гитлер приказал всеми силами удерживать фронт. 22 июня 1944 го­да, в годовщину немецкого нападения на Советский Союз, Красная Армия приступает к решающей ата­ке. Выступая в английской телевизионной серии о Второй мировой войне, бывший красноармеец Веньямин Федоров говорил, что советские войска на этом участке фронта действовали так же, как немцы тремя годами раньше. «Действия немцев, — утверждал он, — на их оборонительных рубежах бы­ло глупым... Наша артподготовка ошеломила их. Массивный артиллерийский огонь был настолько силен, что немцы в своих окопах не слышали ниче­го, кроме страшного грохота. Все их долговремен­ные укрепления были уничтожены. Это стало для них смертельным ударом... Немцы пытались дер­жать оборону до последнего солдата, но были все обречены на верную смерть». Служба розыска Не­мецкого Красного Креста в 1970 году сообщила ма­тери Вилли Вольфзангера, что, когда по обе сторо­ны Витебска русские войска перешли в наступле­ние, рота Вольфзангера была брошена в бой и вскоре после этого «уничтожена». «Только малень­ким группам солдат удалось выйти из окружения и, добравшись в начале июля до линии Борисов, Ле-пель и Молодечно, снова присоединиться к немец­ким войскам». Все говорило о том, что у пропавше­го без вести солдата Вольфзангера было очень ма­ло шансов выжить. Как сообщало командование вермахта 30 июня 1944 года, в середине Восточного фронта группа армий «Центр» вела ожесточенную борьбу, но потерпела поражение и практически бо­лее не существует. Ее крушение — одно из самых тяжелых поражений армии во всей войне. Пример­но 350 ООО солдат — больше, чем под Сталингра­дом — было убито, пропало без вести или попало в плен. Это была битва, в которой Вольфзангер погиб с наибольшей вероятностью, фактически означала окончание войны в России.

Вилли Вольфзангер оставил после себя редкий для двадцатитрехлетнего молодого человека об­ширный дневник. Большая его часть написана непо­средственно на войне. В маленький еженедельник он сумел поместить целую книгу из своих произве­дений. К 1942 году Вольфзангер написал около 400 стихотворений, 13 прозаических произведений, 250 писем. К этому времени он прочел 50 книг и проехал 11 000 километров по стране. В 1943 году он написал еще 300 стихотворений, 8 прозаических произведений, 300 писем. Он провел в пути еще 9000 километров и прочитал 50 книг. Письма Вольфзангера — это описание его бегства от воен­ных будней и их обработка. Параллельно с сочине­ниями о войне он пишет стихотворения о любви. Он доволен, «рад и счастлив тому, что имеет возмож­ность писать». Вольфзангер настоятельно требует от матери подтверждения, что отправленные ей письма доходят до адресата, и часто делится сооб­ражениями, как доставлять ее почту к нему возмож­но быстрее: «Пожалуйста, посылай письма авиапо­чтой (обязательно с двумя марками)». Он отправля­ет длинные списки с перечнем книг, которые ему необходимы и которые наверняка имеются в его родном городе Дуйсбурге. Отчетливые следы само­го внимательного прочтения присылаемой литера­туры сохранились на страницах его военных рукопи­сей. Например, на полях книги Эрнста Юнгерса он пишет: «Пришел в восторг». Но заказывает также и Шопенгауэра, Рильке, французских моралистов и томик Лаотса «Верный путь к себе».

Его мать сохранила письма сына, присланные через почтовый ящик полевой почты. Во время вой­ны их время от времени доставляли в Дуйсбург из Баварии. Часть писем была утеряна, но двоюродной сестре Вольфзангера — Ханнелоре, которая живет сегодня в городке на Боденском озере, многое уда­лось сохранить. Она всегда заботилась о нем, ос­тавшемся в возрасте семнадцати лет без отца с ов­довевшей матерью. После ее смерти она унаследо­вала коробку с тысячью листами рукописей своего двоюродного брата. Лишь много лет спустя она взя­ла на себя труд взяться за неупорядоченные и час­тично с трудом дешифрованные рукописи, разо­брать и прочитать их. Большинство писем и рукопи­сей находились в очень плохом состоянии: чернила выцвели, почерк неясный. В 2002 году Ханнелора начинает поиски эпистолярного наследия Вольф­зангера, послав запросы более чем в 70 учрежде­ний, беспокоясь о том, чтобы оно не пропало после ее смерти. Она пишет в университеты и издательст­ва и изредка получает ответы. Только благодаря вни­мательному отношению редактора «Штерна» Ште-фании Корте, с которой удалось наладить контакт, вышла в свет эта книга.

С самого начала Вилли Вольфзангер надеялся, что его работы — а именно военная книга — будут опубликованы. Он беспокоился, что издатели, нахо­дящиеся далеко от фронта, не найдут для себя ин­тересной публикацию его записок, хотя с полити­ческой точки зрения они были совершенно без­обидными. С горьким юмором он подводит в конце 1942 года некий баланс: «Если я никак не показал себя в литературе, то все же даже при отсутствии особого расположения ко мне два издательства предоставили свои страницы для моей изнасило­ванной музы».

Тем не менее остается спорным вопрос, дово­лен ли был бы Вилли Вольфзангер публикацией своей военной книги в ее современной форме. В ней явно не хватает конца. Остается много неяс­ностей. Методика повествования не однозначна. Некоторые переходы еще сырые, окончательно не оформленные. За несколько недель до смерти Вольфзангер отсылает фрагменты своей рукописи домой, имея в виду, что с их помощью сумеет позд­нее доработать книгу. К сожалению, эти фрагменты в основной своей части не сохранились. Сущест­венны лишь «дополнения» к тексту, где автор опи­сывает первые месяцы со дня его появления на тер­ритории России в 1941 году. Они имеются только во фрагментах. Однако их литературное качест­во говорит о том, что Вольфзангер уже нашел не­обходимую форму своего повествования. В апре­ле 1944 года, в следующий отпуск, он, описывая свое пребывание в военном госпитале, формулиру­ет свою «основную задачу»: окончательно довести текст, придав ему необходимую форму после обра­ботки черновой части рукописи. В других письмах он называет свои заметки «недоделанной построй­кой». Вольфзангер жалеет, что все необходимые за­писи, имеющиеся в его распоряжении, не захватил, отправляясь в отпуск. Многие главы книги записы­вались ночью, так как Вольфзангер был вынужден соблюдать строгий распорядок дня, установленный на фронте. Он часто по много раз переписывает от­дельные части рукописи, прерывает записи и окан­чивает их позднее. Вольфзангер сам пишет об этом так: «Россия. Приключения. Отъезд. Начато 16.12., готово 17.12.43; возвращение домой, 4-й отъезд. Путь к катастрофе 18.12 начато, 20.12 окончено; в болотах брянских лесов 20.12 начато, 23.12 окон­чено; бегство 23.12». Письмо от декабря 1943 года содержит подробные указания, касающиеся его ра­бот:

«Сегодня, в понедельник, закончил описание моих переживаний первого и третьего возвращения домой. Это должна быть военная книга «Россия. Приключения. Отъезд». Работа огромная. Я должен собрать много материала и привести его в порядок. И все же я уже сделал кое-что. В первую зиму даже два раза переписал заметки в своем дневнике, об­работал стихотворения и воспоминания. Но позд­нее мне придется обратиться за помощью также еще и ко многим письмам, которые я писал. Для многих частей я, к счастью, сохранил события в сво­ей памяти (к счастью, по-прежнему отличной). Я не знаю, как мне обозначить свое произведение. Это и не роман, и не дневник, и не перечень фактических данных. Вероятно, ему можно дать заголовок «По­каяние». Это действительно покаяние, которое вы­явилось в моих поисках определения войны и поли­тики, которые я не приемлю. Я не хочу никого осуж­дать, пусть за это говорят приводимые мною факты и мои собственные переживания. Иногда я сожа­лею, что не имею всего материала в руках, но, мо­жет быть, это и к лучшему, так как я имею возмож­ность непредвзято высказываться о происходящих событиях...

(Далее строка неразборчива.)

Более точных данных я не привожу, если напи­санное ясно и без них».

Закончив первый фрагмент, он сразу же берет­ся за его переработку. Только описывая свои пере­живания в Ярославе поздним летом 1941 года, он перерабатывает их четыре раза. Вольфзангер наде­ялся полностью завершить свою работу в начале 1944 года. «Я даже не знаю точно, какую форму при­мет моя книга и в каком стиле мне ее оформить. По­ка все