винить, если ты никогда меня не простишь». Именно это я хочу услышать. Интересно, что она на самом деле мне скажет.
— Лазанья, — неожиданно говорит Кван.
— Что?
— Большая Ма спрашивать, что мы кушать. Она говорить, очень жаль, не было времени попробовать американская кухня.
— Лазанья итальянская…
— Шш! Шш! Я знаю. Но сказать ей, будет жалеть, не было времени увидеть Италия. И так слишком много сожалений.
Я наклоняюсь к ней и вполголоса говорю:
— Большая Ма ведь не понимает по-английски?
— Только чангмианский диалект и немного разговор сердца. Пройдет время, научится разговаривать сердцем, может, даже английский…
Кван продолжает бормотать, и я рада, что это отвлекает ее, не дает погрузиться в свое горе, иначе у меня опустились бы руки.
— Люди Йинь спустя некоторое время говорят только на языке сердца. Так быстрей и проще. Никакой путаницы, как со словами.
— Как звучит язык сердца?
— Я уже говорить тебе.
— Разве?
— Много раз. Говорить без языка, губ, зубов. Только сто тайных чувств.
— А, ну да, да, — я вспоминаю обрывки наших разговоров на эту тему: чувства, связанные с основными инстинктами, которыми жили люди до изобретения языка и других, более сложных навыков — умения говорить двусмысленно, приносить извинения, лгать. Холодок по спине, мускусный запах, «гусиная кожа», пылающие щеки — все это из разряда тайных чувств, я полагаю.
— Тайные чувства, — говорю я, — это когда волосы встают дыбом, оттого что ты напуган?
— Это когда кто-то, кого любишь, напуган.
— Кто-то, кого любишь?
— Да, тайное чувство всегда между двумя людьми. Как ты можешь знать тайна, которая известна только тебе, а? Твои волосы встать дыбом — ты знать чей-то секрет.
— Я думала, они называются тайными, потому что люди давно забыли, что они у них есть.
— Ну да. Люди часто забывать, пока не умереть.
— Так, значит, это язык призраков?
— Это язык любви. И не только между возлюбленными. Это может быть любая любовь: мать-дитя, тетя-племянница, друг-друг, сестра-сестра, незнакомец-незнакомец.
— Незнакомец? Как можно любить незнакомца?
Кван ухмыляется:
— Когда ты впервые встретить Саймон, он незнакомец, верно? Когда я впервые встретить тебя, ты тоже незнакомец. И Джорджи! Когда я впервые увидеть Джорджи, то сказать себе: «Кван, где ты могла видеть этот человек?» И знаешь что? Джорджи — мой возлюбленный из прошлая жизнь!
— Неужели! Йибан?
— Нет, Зен!
— Зен? — Я делаю круглые глаза.
А она отвечает по-китайски:
— Ты его знаешь — это человек, который приносил мне кувшины.
— Да, сейчас припоминаю.
— Погоди, Большая Ма, я рассказываю Либби-я о своем муже. — Кван смотрит мимо меня. — Да, ты его знаешь — нет, не в этой жизни, а в прошлой, когда ты была Эрмей и я давала тебе утиные яйца, а ты мне — соль.
И пока я расправляюсь с лазаньей, Кван весело щебечет, отвлекаясь от своего горя воспоминаниями о воображаемом прошлом.
В последний раз я видела Зена перед тем, как он стал Джорджи… А, ну да, за день до моей смерти. Зен принес мне мешочек сухого ячменя и печальные новости. Когда я протянула ему чистую одежду, он ничего не дал мне для стирки. Я стояла около кипящих котлов с бельем.
— Нет нужды теперь беспокоиться о том, что чисто или грязно, — сказал он мне. Его взгляд был устремлен на горы, а не на меня. Ах, подумала я, он хочет сказать, что между нами все кончено. Но потом он произнес: «Небесного Повелителя больше нет».
О! Это был гром среди ясного неба!
— Как такое могло случиться? Небесный Повелитель не мог умереть, он бессмертен!
— Уже нет, — отвечал Зен.
— Кто убил его?
— Наложил на себя руки. Так говорят люди.
Эта новость была еще более страшна. Небесный Повелитель запретил самоубийство. А теперь он покончил с собой?! А теперь он признал, что не был младшим братом Иисуса? Как мог человек Хакка так опозорить свой народ? Я заглянула в лицо Зену. Оно было мрачно. Он испытывал те же чувства. Он тоже был Хакка.
Я думала об этом, вынимая из воды тяжелое мокрое белье. «По крайней мере, войне теперь конец, — сказала я, — и в реках снова будет полным-полно судов».
И тогда Зен поведал мне третью новость, еще страшнее двух предыдущих: «В реках уже полным- полно крови». Когда кто-то говорит «не судами, а кровью», ты не можешь просто слушать и кивать: «Так, так». Мне приходилось вытягивать из него каждое слово, словно выпрашивать по рисинке пиалу риса. Он был так скуп на слова! Мало-помалу вот что мне удалось выведать.
Десять лет назад Небесный Повелитель прокатился разрушительной волной от гор к берегу. Кровь лилась рекой, погибли миллионы. Теперь волна катилась назад — в портовых городах Маньчжуры убили всех Почитателей Господних. Они продвигались в глубь страны, сжигая дома дотла, разрывая могилы, разрушая небеса и землю в одно и то же время.
— Все мертвы, — сказал Зен, — никого не пощадили, даже младенцев.
Когда он сказал это, я увидела сотни плачущих младенцев.
— Когда они будут в нашей провинции? — прошептала я. — В следующем месяце?
— О нет. Смерть следовала по пятам глашатая, когда он достиг нашей деревни.
— Ай-я! Две недели? Одна? Как долго?
— Завтра солдаты разрушат Йинтьян, — сказал он, — а еще через день — Чангмиань.
Я оперлась на валки. Все мои чувства словно каленым железом выжгло. Я увидела солдат, идущих по дороге. Когда я представила себе мечи, с которых капала кровь, Зен попросил моей руки. Вообще-то он не произнес слова «женитьба». Он сказал мне хриплым голосом: «Эй, сегодня я иду в горы, чтобы спрятаться в пещерах. Ты с мной или нет?»
Тебе его слова, должно быть, показались неуклюжими, совсем не романтичными. Но если кто-то предлагает спасти тебе жизнь, это так же прекрасно, как стоять у алтаря в белом платье и говорить «я согласна». Если бы обстоятельства были иными, я бы именно это сказала: «Я согласна, пойдем». Но у меня в голове не было места мыслям о браке. Я думала о том, что станет с мисс Баннер, Лао Лу, Йибаном, даже с Почитателями Иисуса — Пастором и миссис Аминь, мисс Мышкой и Доктором Слишком Поздно. Как это странно, думала я. Что мне о них беспокоиться? У нас нет ничего общего — ни языка, ни чувств, ни мыслей о земле и о небе. Но все же я отдавала им должное: их намерения были искренними. Быть может, не слишком разумными, ведущими к печальным последствиям. И все-таки они очень старались.
Когда знаешь такое о людях, у вас обязательно должно быть что-то общее.
Зен прервал мои раздумья:
— Так ты идешь или нет?
— Дай мне подумать, — ответила я, — мой ум не так проворен, как твой.
