прямо под дождь и шагаю по направлению к склону.
Я надеюсь на бескорыстную храбрость, которая по идее должна бы овладеть мной и помочь спуститься по склону. Но когда я заглядываю в темное ущелье, меня начинает трясти от страха. Страх проникает под кожу, парализует и тело, и разум. В горле что-то сжимается, и я начинаю громко молиться: «Пожалуйста, Господи или Будда, кто там… Сделай так, чтобы он немедленно вернулся. Я этого не вынесу. Сделай так, чтобы он вернулся, а я клянусь…»
Передо мной, будто из ниоткуда, появляется Саймон. Его волосы, куртка, джинсы насквозь промокли. И вот он стоит, пыхтя, словно пес, который хочет еще поиграть. Облегчение уступает место ярости.
Мы бежим к туннелю. Саймон стягивает куртку и выжимает воду из рукавов, устроив на земле небольшой потоп.
— Ну, и что нам теперь делать? — раздраженно спрашиваю я.
— Согревать друг друга, — его зубы стучат. Он прислоняется к стене туннеля, притягивает меня, спиной к своей груди и обхватывает обеими руками. Руки у него ледяные. — Ладно, расслабься, — он начинает мягко покачивать меня, — вот так, так получше.
Я пытаюсь восстановить в памяти нашу утреннюю близость — нежданное счастье, хлынувшие на свободу чувства, которые так долго копились внутри. Но сейчас каждый мускул моего тела напряжен, я чувствую себя скованно. Как я могу расслабиться? Как я могу не думать о том, что случилось? Ведь для этого необходимо полное доверие.
А потом мне в голову приходит ужасная мысль: спал ли он с другими женщинами с тех пор, как мы расстались? Конечно, спал! Парень не может и двух дней прожить без секса. Несколько лет назад мы наткнулись на вопросник в журнале под названием «Интимная жизнь вашего партнера», что-то вроде того. Я прочитала Саймону первый вопрос: «Как часто ваш партнер занимается мастурбацией?» Мысленно я уже вычеркивала ответ «Редко или никогда», как вдруг он ответил:
— Три-четыре раза в неделю. Зависит от…
— От чего зависит? — съязвила я. — От погоды?
— От скуки, по большей части, — ответил он. А я подумала: два раза в неделю со мной — это
А теперь я спрашиваю себя: сколько женщин успело ему
Саймон массирует мою шею.
— Господи, ты такая напряженная. Чувствуешь?
— Саймон, знаешь, сегодня утром…
— Ммм, это было чудесно.
— А ты не думаешь, что нам следовало использовать презерватив?
Я надеялась, что он ответит: «Зачем? Я ведь стреляю холостыми. Ты же знаешь». Но он вдруг задерживает дыхание. Его руки замирают. А затем он берет меня за руку:
— Мм, да, я как-то забыл.
Я зажмуриваюсь. Стараюсь дышать ровно. Я собираюсь спросить его. Что бы он ни ответил, я смирюсь. К тому же я сама не святая. Я спала с этим придурковатым директором по маркетингу, Риком — хотя на самом деле нам даже не потребовался презерватив, лежавший на ночном столике, ибо его «отбойный молоток», как он именовал свой вялый пенис, объявил бессрочную забастовку. Раньше, по его словам, этого никогда не случалось, никогда. Я чувствовала себя униженной, особенно после того, как с помощью притворных вздохов и судорог имитировала оргазм.
Саймон приближает губы к моему уху. Его дыхание похоже на шелест моря в раковине — воспоминание, навеки заключенное в оболочку.
— Саймон, по поводу презерватива — ты хочешь сказать, что с кем-то спал?
Его дыхание замирает. Он отрывает губы от моего уха.
— Ну… Если и было, то я уже не помню, — он сжимает меня в объятиях, — как бы то ни было, они ничего не значат. Только ты. — Он гладит меня по голове.
— Они? Сколько же их было?
— Мм… Я не помню.
— Десять? Двенадцать?
Он начинает смеяться.
— Ладно тебе, передохни.
— Три? Четыре?
Мы оба молчим. Он шумно выдыхает и неловко ерзает.
— Угу. Что-то вроде этого.
— Так все-таки три или четыре?
— Оливия, давай не будем об этом. Ты только расстроишься.
Я отодвигаюсь от него:
— Я уже расстроилась! Ты спал с четырьмя женщинами, а сегодня утром даже не подумал о том, чтобы надеть чертов презерватив! — Я отхожу к стене напротив и сверлю его пронзительным взглядом.
— Их было трое. — Он смотрит себе под ноги, — и я был осторожен. Ничего такого я не мог подцепить. Каждый раз использовал презерватив.
— Каждый раз?! Подумать только, тонны презервативов! Как это мило с твоей стороны так позаботиться обо мне!
— Хватит, Оливия, остановись.
— Кто они? Я их знаю? Расскажи! — И я вспоминаю о женщине, которую не выношу, о Вероне. В прошлом году мы нанимали ее в качестве директора для одного проекта. Она вся насквозь была фальшивая — имя, ресницы, ногти, грудь. Как-то раз я сказала Саймону, что для настоящих ее груди слишком симметричны. Он засмеялся и сказал: «Ну, по крайней мере, упругости им не занимать». А когда я поинтересовалась, откуда ему это известно, он ответил, что всякий раз, когда они вместе рассматривали макеты, она наклонялась к его плечу и прижималась грудью к его спине. «А почему ты ничего ей не сказал?» — спросила я. Он ответил, что это только привлекло бы внимание к самому факту флирта, и лучше просто не обращать внимания, потому что тут ничего не поделаешь.
— Верона — одна из них? — Я скрещиваю руки на груди, чтобы унять дрожь. Он слегка приоткрывает рот, потом снова закрывает, передумав говорить. — Это правда? Ты трахался с этой сукой?
— Это твои слова, а не мои.
Я взбешена.
— Так скажи мне, они были настоящие? Эти ее упругие сиськи?
— Хватит, Оливия, остановись. Почему, скажи мне на милость, это так важно для тебя? Это ни черта не значит.
— Это значит, что ты и не собирался возвращаться ко мне! Это значит, что я не могу тебе доверять. И никогда не могла, — я, задыхаясь от ярости, увлекая за собой Саймона, — я всегда была для тебя пустым местом! Но я тешила себя надеждой, что ты меня любишь! А Кван со своими дурацкими призраками провела тебя, с этим так называемым сеансом. Помнишь, что сказала Эльза? Чтобы ты забыл ее и продолжал жить. И знаешь что? Кван все подстроила. Она соврала! Потому что я ей так велела.
Саймон издает смешок:
— Оливия, ты сошла с ума. Ты что, думаешь, я
Я начинаю рыдать:
— Ага, просто обхохочешься… Только это не был розыгрыш. Саймон, она была там! Клянусь, я видела ее. И знаешь, что она говорила? Забыть ее? Черта с два! Она умоляла тебя забыть
Саймон хлопает себя по лбу:
— Как же я не догадался?! Она до сих пор не дает тебе покоя!
—
Его глаза сужаются: