— Глупости. Гиннес хорош в любое время суток. А здесь он отменный. Мне будет приятно вас угостить.
Через несколько минут на столе красовались кружки густого черного пива с такой крепкой пеной, что она казалась шапкой взбитых сливок.
— Мне очень импонирует ваш интерес к Виральдини. К сожалению, сейчас его воспринимают исключительно как музыканта и композитора. И забывают о том, что он был прежде всего живым человеком. Таким же, как любой из нас.
— Вот об этом мы и хотели бы поговорить… — сказал Стас.
— О, это мой конек! Я помешан на Виральдини…
Стас и Вовка переглянулись.
— Пусть вам не кажется это странным. Фаны классической музыки довольно своеобразные люди. Во всяком случае, мы здорово отличаемся от других людей.
— Все люди разные… — попробовал возразить Вовка.
— Вы считаете себя фаном классики? — в тон ему спросил Стас.
— О, не только. Я — исследователь! Музыколог. И еще коллекционер. Собираю записи Виральдини.
— А почему именно его? — спросил Вовка.
— Сложный вопрос… Порой мне кажется, что оттуда, с небес, Виральдини выбрал именно меня, чтобы рассказать свою историю. У нас с ним божественный резонанс. Совпадение нуль-вектора…
Вовка покосился на Стаса и сказал:
— Чтобы прийти к такому выводу, наверное, надо быть настоящим профессионалом. Ведь вы консерваторию окончили?
— Да. И вы абсолютно правы. Только знатоки по-настоящему разбираются в классической музыке. Впрочем, как и в дорогих винах. Чтобы оценить и то, и другое, нужны зрелость и опыт. И не заказать ли нам по этому поводу хорошего вина?
— Нет-нет, спасибо! Мы, в общем-то, не пьем… — наперебой запричитали Вовка и Стас.
Харченко тем временем ткнул пальцем в клавиатуру ноутбука. Поискав что-то на экране, он поднял глаза:
— Многие знают ноты, но лишь избранные сочиняют музыку… Обратите внимание, что пишет о Виральдини один из критиков того времени:
— Да… — сказал Вовка, — Музыка действительно очень сильная. Особенно «Четыре эпохи» и эта… «Ликующая Руфь».
Вовка невольно вспомнил странное томление, охватившее его, когда он слушал «Ликующую Руфь» в Большом зале консерватории.
— «Руфь» — это произведение со сложной, изломанной судьбой. Оно обладает редчайшей силой воздействия. Виральдини назвал его «Пизанская оратория». Хотя в Пизе при жизни композитора она так и не была исполнена.
— Это совпало с указом о запрещении Виральдини въезжать в город?
Харченко кивнул, затем жестом подозвал официанта.
— Графин водки.
— Сколько? — спросил официант.
— Грамм… двести пятьдесят.
Официант удалился.
— Что-то мне захотелось гиннес «с прокладочкой». Знаете, что это такое?
— Приблизительно… — уклончиво ответил Стас.
— Это когда глоток пива — рюмка водки, глоток пива — рюмка водки…
Вовку откровенно передернуло. Стас же решил не показывать удивления.
— Ваше здоровье! — провозгласил новый знакомый по возвращении официанта. — Ох, хорошо! Будто ангелочек пробежался там босичком…
Стас смотрел во все глаза. Вовка отвернулся и принялся рассматривать красочные постеры на стенах зала.
— Между прочим, Виральдини чуть ли не единственный композитор, биография которого полностью выражена в его сочинениях, — сказал Харченко, громко сглотнув.
— А Моцарт? — спросил Стас.
Харченко неопределенно махнул рукой.
— У Моцарта жизнь и творчество плохо пересекались.
— То есть? — не понял Стас.
— Так и есть — писал гениально, это несомненно, но вспомните, как он жил…
— «Гуляка праздный», — подсказал Вовка, за что получил от Стаса ногой под столом.
Тем временем Харченко начало откровенно развозить. Стас и Вовка молчали. Их собеседник понял их молчание по-своему.
— Вы, наверное, не слышали о тайном шифре в партитуре «Волшебной флейты», — сказал Харченко слегка заплетающимся языком.
— Признаться, действительно не слышали… Да, Вов?
Вовка кивнул.
— Сейчас уже доказано, что в этой опере Моцарт зашифровал некое тайное знание, которым владела масонская ложа. Моцарт имел несчастье в ней состоять. За эту оперу он поплатился жизнью — братья по ложе не смогли простить ему столь оригинального способа разглашения тайны. Фактически они спровоцировали отравление.
— А что это за знание? — Вовка интуитивно почувствовал, что эта информация может оказаться очень важной, хотя и не имеет прямого отношения к Виральдини.
Харченко траурно зевнул.
— Вот это пока точно не выяснено. Ключ к расшифровке вычислили в Институте Моцарта в Зальцбурге. Но тут, представляете, из архива Института исчезли все копии прямых источников.
Вовка от неожиданности присвистнул. Но тут же смутился:
— Ой, извините…
— Ничего страшного, — Харченко редкозубо улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Нормальная реакция… Так что картина остается весьма размытой. Пока ясно только одно, — он поднял вверх указательный палец, — в тайных шифрах красной нитью проходит тема Мироздания на фоне прямо-таки египетской мистерии.
Алексей еще налил себе из графина и выпил уже без пива.
— Но Моцарт не был оригинален. — Он вдруг резко наклонился к Вовке и Стасу и снизил голос до шепота. — Виральдини опередил его! Он многих опередил. Даже пресловутого Куперена, который впервые назвал свой опус «Багателем». Глупец! Свой первый Багатель Антонио написал в восемь лет, за три года до того, как Куперен об этом вообще подумал!
Вовка посмотрел в изрядно осоловевшие глаза и тихонько пнул Стаса под столом.
— Вы хотите сказать, что Виральдини тоже был масоном? — Стас спросил это только для того, чтобы пауза не затянулась. Похоже, в подпитии Харченко становился непредсказуемым.
— Ни в коем случае! Наоборот, он состоял в некоем тайном монашеском ордене… Правда, за все время, что я занимаюсь темой Виральдини, мне так нигде и не встретилось название этого ордена. Вот подлость, а! — Он поводил глазами по лицам Стаса и Вовки, явно ища сочувствия. — Но одно я понял наверняка — некий тайный шифр сокрыт в партитуре «Ликующей Руфи»!
Повисла пауза. Стас и Вовка переваривали услышанное, Харченко явно наслаждался произведенным впечатлением.
— Эти ноты были найдены чуть больше года назад и уже успели произвести эффект разорвавшейся бомбы.
— А где их нашли? — спросил Вовка.
