— Вот тебе и опыты доктора Безековича. Доктор-смерть, блин…
Наутро Вовка принял душ, соорудил два горячих бутерброда с помидорами и сыром, сварил кофе. Безо всякого удовольствия Стас и Вовка употребили все это, болтая о незначительных вещах. Возвращаться ко вчерашнему разговору не хотелось.
Проводив Стаса, Вовка нашел в квартире два небольших зеркала — старинное круглое, еще бабушкино, и прямоугольное, из отцовской комнаты. Поставил их друг напротив друга и стал смотреть в глубь возникшего коридора. Подумал, что изображение очень похоже на поезд метро, если смотреть из последнего вагона вперед, сквозь стеклянную дверь в торце — череда вагонов и стеклянных дверей тоже образуют иллюзию бесконечного коридора. Где-то по задворкам воспоминаний проехал поезд-призрак. Вовка вспомнил, как пробирался на ходу из вагона в вагон по скрипучим и шатким переходным площадкам. «Почему же этот поезд пропал тогда, в Италии? — подумал он. — Может быть, «зеркала пространств» как-то соединились в тот роковой момент? И горный туннель стал для поезда «гипертуннелем», как пишет Безекович? А это значит, — встревожился Вовка, додумав до этого места, — что такие гипертуннели можно создавать искусственно? Бред…»
Бездна зазеркалья удерживала взгляд. Теперь она уже не казалась цепочкой вагонов и стеклянных дверей. Иллюзия бесконечного поезда уступила место длинной спиральной трубе. Казалось, за ободом странной спирали может прятаться кто угодно. Вовка с трудом отвел глаза и убрал одно зеркало.
«Куда же ведет этот туннель? — подумал он. — Ведь не может это быть просто игрой отражения, раз Харченко «затянуло». Да и в прошлом были свидетельства таких «затягиваний в зеркала». Но если бы не случай с Харченко, я так и продолжал бы думать, что все это вымысел…»
Вовка вернулся на кухню и включил электрический чайник. Открыл коробку с чаем. На дне болтался одинокий пакетик. «Надо чаю подкупить…», — машинально подумал Вовка. Он сел за стол и принялся ждать, когда чайник закипит, бесцельно глядя в окно и барабаня пальцами по столу. Мысль о туннеле не давала ему покоя: «Значит, человеческое сознание при определенных обстоятельствах может «прорубить» туннель во Времени?»
Чайник наконец-то захлюпал и нехотя отключился. Кинув в большую гжельскую чашку с надписью «Владимир» последний пакетик чая, Вовка залил его кипятком и вдруг понял — пить ему совершенно не хочется.
Исследовательский центр «Чизанелли»
…Безекович выжидающе молчал. Магистр поднял на него глаза. Это был взгляд человека, который понял: уже ничего исправить нельзя.
— Такие женщины встречаются не более трех на все человечество за две тысячи лет, — усталым бесцветным голосом начал рассказывать Магистр. — В какой-то момент своей жизни — обычно около двадцати лет — они вдруг обретают способность существовать… как бы вне Пространства и вне Времени. Их нервная система входит в резонанс с неизведанными пока законами Мироздания.
— Женщины? — осторожноспросил Безекович.
— Именно, и только! Это странные существа. Химеры… Им не нужна Машина Времени — их интуиция сама находит те слои Бытия, где им комфортно. И, что самое удивительное… им не нужно искать рецепта вечной молодости — после двадцати шести эти женщины просто перестают стареть! Они проживают много столетий, пропуская через себя человечество, словно песок сквозь пальцы.
— Удобственно… — пробормотал Безекович.
— Да. В совокупности они живут столько же, сколько нормальные люди. Просто их локальное, я бы даже сказал, «персональное», время течет совершенно по-другому. И они как никто знают, что мгновение и вечность, в сущности, одно и то же. Хотя любой дар несет свои издержки. Для женщины-дьяболины — это бесплодие.
— Так «дьяболина» — не ругательство?
— Это слово действительно можно перевести как «дьяволица», но здесь оно скорее термин. Как, например, «койво». Только койво — это человеческая аномалия по мужской линии. Не такая уж редкая. Относительно, конечно, — сейчас на земле мальчишек-койво чуть больше десятка. Дьяболина — аномалия чисто женская. Но их за всю историю человечества можно пересчитать по пальцам одной руки.
— И чем вы объясните такой… демографический дисбаланс?
— А чем вы объясните такой же дисбаланс среди гениев? Обратите внимание, как мало женщин среди гениальных композиторов, писателей, художников…
— Ну, это как раз объяснимо: мужчина постигает мир в понятиях, а женщина — в отношениях. Поэтому мужчины и создают философии, а женщины — нет. А философия — одна из основных составляющих творчества.
— Вы сейчас говорите, как врач-психиатр, — Магистр откинулся на спинку кресла, тяжело вздохнул. Было видно, что этим разговором он хочет хотя бы ненадолго отвлечься от горечи поражения. — Хорошо, давайте рассуждать вашими категориями. Но тогда женщина — это и художник, и композитор, и писатель… Только она пишет не произведения искусства, а собственную жизнь. И делает это не верхним энергетическим центром, а нижним.
— Я смотрю, вы неплохо осведомлены, Мастер.
— Это естественно. Носители Истины, исповедующие культ Двенадцати Голов, во все времена старались не упускать дьяболин из виду. Как только рождалась девочка с такими свойствами, она сразу попадала в наше поле зрения.
— И когда же родилась эта ваша… дьяволица?
— Третьего января 1886 года в Турине, в семье мелкого торговца. Девочку назвали Анной. Свою исключительность она поняла уже в четырнадцать лет. Но, повторяю, совершенно неважно, когда и где она родилась — эти женщины живут вне Времени и Пространства. Для них перейти в другое время так же просто, как нам с вами переехать на автобусе на другой конец города.
— Но это невероятно… — Безекович озадаченно чесал лоб.
— Если не сказать неправдоподобно, не правда ли? Есть еще одна особенность. Дьяболины очень своенравны. В этом странность их психологии. Никто не может предсказать, как они поведут себя в следующий момент. Их практически невозможно подчинить.
— Так что же, на них нет никакой управы?
— Видимо, действительно нет. Есть, правда, легенда о некоем Гиперборейском Зеркале, но это только легенда. Фольклор… Иначе такой ценный артефакт давно был бы у нас.
— Значит, никакой помощи?
— Отнюдь. Анна согласилась нам помогать. Фактически она прожила с Виральдини целую жизнь. Еще немного, и она выведала бы его тайну! Но тут случилось непредвиденное… Дело в том, что дьяболина не стареет.
— Да, вы говорили.
— Виральдини и Анна прожили вместе много лет. При этом сам композитор в свои тридцать-тридцать пять уже выглядел довольно старым. Но Анна не менялась нисколько! А ведь она постоянно была на виду — пела в его операх. Тогда по Италии и пополз слух, что Виральдини раскрыл рецепт вечной молодости и зашифровал его в одной из своих партитур. Тут на его произведения пошла настоящая охота. Она сбила все наши планы. Ноты скупали, разворовывали, тайно переписывали… Часто с жуткими искажениями — эти, с позволения сказать, «копии» дошли до наших дней и до сих пор ставят в тупик матерых музыковедов. Основные подозрения, конечно, пали на «Руфь» — ведь она писалась специально для Анны Джирони. А за ней успела закрепиться стойкая слава нестареющей женщины.
— Тоже мне, Пьеха… — пробормотал Безекович.
— Два раза партитуру пытались выкрасть. На второй раз это удалось, но ее следы быстро затерялись. Третьего раза Виральдини дожидаться не стал — он восстановил партитуру по памяти и спрятал свое творение в одному ему известном месте. Как вы знаете, это место открыли только в прошлом году.
— Значит, вы получили партитуру?
— Да. Получили. И… передали копию в «Ла Скала». Пусть поют. Без ключа к расшифровке это всего
