Дежурящим где-то по соседству звукотехникам нечего было записывать, кроме нашего дыхания.
Часть 5
Правительство «Нового курса»
Врачи утверждают, что одно полушарие мозга у нас спит всегда, то есть, попросту говоря, в отключке. Боюсь, что в то утро у меня были в отключке оба полушария. И не только у меня – у Ниночки тоже!
Мы умотались за эти три дня безостановочной погони за тенью убийства Мигуна, а вчерашняя попойка в «Славянском базаре» свалила нас с ног окончательно – так, что мы и будильника не слышали. Он надрывался с 7.30 и охрип, а в 7.45 к нему присоединился телефон. После пятого или шестого звонка я с трудом выпростал себя из сна, дотянулся до аппарата, снял трубку?
– Алло…
– Доброе утро, – сказал незнакомый женский голос. – Извините, что разбудила. А Нину можно?
– Она спит. А кто это?
– Это ее подруга.
– Тамара, что ли? Позвони через полчасика…
– Не знаю, смогу ли. Я бегу на работу. Передайте ей, что я записала ее на шесть часов к моей парикмахерше, как она просила. Поэтому мы с ней встречаемся в 5.30 в метро «Маяковская», на правой платформе у последнего вагона. Только пусть не опаздывает! – И гудки отбоя.
Я выругался, заставил себя встать и пошел в ванную, пытаясь припомнить, что было намечено на сегодняшний день.
Н-да… Рабочая неделя и, практически, первый официальный день расследования дела о смерти Мигуна начинались с головной боли. Не исключено, что не сегодня-завтра Краснов и Бакланов подбросят мне новый подарочек – любовника Гали Брежневой Бориса Буранского, который «сознается», что он убил Мигуна. Я бы на их месте так и сделал, и все бы увязалось замечательно: у Буранского были ключи от квартиры Мигуна – Савицкая показала, что он часто приезжал туда раньше Мигуна, это было в порядке вещей. Итак, как говорит Пшеничный, представим такую ситуацию: Буранский приехал в квартиру Мигуна, скажем, в 12 дня. В два приехал от Суслова Мигун. Мигун был зол, раздражен и сорвал злость на Буранском. Они поругались. Буранский скажет, что Мигун даже хотел убить его, Буранского. За что – не знаю. Допустим, из-за того, что Буранский изменяет Гале Брежневой, любимой племяннице Мигуна. Пошли дальше: Буранский показывает, что Мигун выхватил пистолет и выстрелил в него, но промахнулся и попал в форточку. Тогда он схватил Мигуна за руки, началась борьба (на Мигуне лопнул пиджак). В борьбе Буранскому удалось перехватить руку Мигуна с пистолетом, но когда он выкручивал ее (от этого и синяки на запястьях у Мигуна), пистолет находился возле головы Мигуна, и в этот момент раздался выстрел. Таким образом, это даже не преднамеренное убийство и вообще не убийство, а лишь инцидент в момент самообороны, статья 13-я Уголовного кодекса, никакого наказания. Любой преступник пойдет на то, чтобы взять на себя такое «преступление», если пообещать ему, что за его подлинное преступление, скажем, за ограбление артистки Бугровой, ему снизят наказание или вообще прекратят дело. Да, вполне реальная версия Отдела разведки: Мигун погиб от случайного выстрела во время ссоры или драки с Буранским, но Буранский (или любой другой, кого они подсунут) испугался, что ему не поверят, обвинят в убийстве, поэтому он инсценировал самоубийство и подделал предсмертную записку, а затем свернул ковер, поднялся с ним на 12-й этаж в квартиру своей знакомой артистки Снежко и отсиделся там до ночи, а ночью, конечно, сбросил ковер в Москва-реку – и концы в воду. Итак, следователь Шамраев, примите убийцу – мы его взяли по ограблению актрисы Бугровой, а он признался в убийстве Мигуна во время самообороны. Пуля вышла из пистолета Мигуна и прошла через голову Мигуна, – что вам еще нужно, товарищ Шамраев?
И вдруг простая идея пришла мне в голову. Простая, как слеза.
Пораженный своим открытием, я замер под душем и только теперь услышал, что в ванную стучит, бьет кулачками Ниночка. Я испуганно открыл ей дверь:
– Что случилось?
– Это с тобой что случилось?! – напустилась она на меня. – Ты тут уже пятнадцать минут звука не подаешь! Я кричу, стучу – уже хотела «скорую» вызывать!
– Извини, я просто задумался… – и вышел из ванной.
– Задумался он!… Мыслитель!… – она обиженно захлопнула за собой дверь ванной.
– Тебе звонила Тамара, вечером вы идете к ее парикмахерше! – крикнул я ей.
– Зачем? – донеслось оттуда.
– Откуда я знаю?! Ты же сама просила! – ответил я, листая телефонную книгу.
– О чем я просила? – высунула Нина голову из ванной.
– О том, чтоб записать тебя к ее парикмахерше. В 5.30 вы встречаетесь на «Маяковской», правая платформа, последний вагон… – я выписал из телефонной книги домашний адрес Сорокиных: «5-я Песчаная, 162, кв. 14».
Ниночка пожала плечами и скрылась в ванной, а я наспех оделся, написал Нине записку:
«Убежал в магазин, будут через 15 минут. Игорь».
С авоськой в руках я выскочил из дома и ринулся в соседний, через два квартала, гастроном. На ходу огляделся и увидел, что слежки за мной нет. Видимо, поставили скрытый микрофон в телефонную трубку и тем ограничились, все равно меня целыми днями нет дома, слушать нечего. Все-таки, войдя в гастроном, я тут же вернулся к окну и перепроверил, нет ли хвоста. Слишком острую авантюру я задумал, чтобы проколоться на ерунде. Но слежки не было – темная заснеженная улица была почти пуста, в нашем районе живет так называемая творческая интеллигенция, и встают здесь поздно. Но и такси в такой ранний час тут не найдешь – таксишники знают, что до девяти-десяти утра им в нашем районе делать нечего. Я занервничал – мне нужна была машина и срочно – через каких-нибудь 10-15 минут Сорокины могут уйти на работу, а на улице – ни одной машины, кроме тяжеленного урчащего снегоуборочного комбайна и молочного фургона, с которого вместо молока грузчики сбросили у входа в гастроном несколько ящиков ацидофилина и тут же уехали…
– Берите ацидофилин, молока сегодня не будет! – сказала мне знакомая продавщица, и я быстро выбил в кассе две бутылки ацидофилина, банку рыбных консервов, творожные сырки и «рокфор» – больше на завтрак купить было нечего, витрины были привычно пусты. Сложив покупки в авоську, я выскочил из магазина и понял, что у меня нет выбора, я и так потерял с этим ацидофилином чуть не полторы минуты. Перебежав улицу, я запрыгнул на подножку кабины снегоуборочного комбайна.
– Эй! Куда? – заорал на меня водитель.
Я знал, чем смягчают такую публику, и показал ему приготовленную еще в магазине 25-рублевку:
– На Пятую Песчаную подбросишь? Только в темпе – туда и обратно за пятнадцать минут. Успеем?
– Садись!
Машина взревела двигателем и, задрав кверху снегоуборочный ковш, рванула с места. Минут через восемь я уже бегом взбегал на третий этаж дома № 162 по Пятой Песчаной, к квартире Сорокиных. И как раз вовремя – Алла, уходя на работу, уже запирала двери своей квартиры.
– Привет! – сказала она изумленно. – Что случилось?
– А где твой Сорокин?
