– Я думаю, она уже в Москве. Мне рассказали, в ее номер кто-то забрался. Она перепугалась, руки в ноги и домой…
Попросив Олега держать его в курсе событий, Володя уточнил приблизительное время смерти потерпевшего. Он слушал объяснения следователя, делал пометки в блокноте и мысленно прикидывал, кого допросить по поводу алиби. Тело Дорохова обнаружили быстро, временная разбежка минимальна. Это облегчит проведение допросов. Будет меньше путаницы, чем с несчастной Антониной Сергеевой, время смерти которой эксперты установили весьма приблизительно…
Глава 8
Париж, ночь с 1 на 2 марта 1937 года
«Дорогой Юрий Моисеевич! Значит, все-таки Витебск, для которого Вы много сделали, Вам устроил или устроит в скором времени юбилей, и я к этому моменту не могу не послать Вам эти строки. Я вспоминаю себя мальчиком, когда я подымался на ступеньки Вашей мастерской. С каким трепетом я ждал Вас – Вы должны были решить мою судьбу в присутствии моей покойной матери. И я знаю, скольких еще в Витебске и всей губернии юношей Вы судьбы решали. Ваша именно мастерская первая в городе манила десятки лет. Вы первый в городе. Город не сумеет Вас забыть. Вы воспитали большое поколение еврейских художников. Еврейское общество России должно это знать и будет знать. Я убежден, что Витебск, которому Вы отдали двадцать пять лет жизни, по достоинству рано или поздно увековечит Ваш труд…»
Из письма Марка Шагала Иегуде Пэну в честь 25-летия творческой деятельности.[28]
– Белла, – Мойша вытер выступившую на лбу испарину и облокотился о спинку кровати, – Белла, это был такой странный сон.
– Что? Любовь моя, что случилось? Расскажи мне! Не молчи же ты!
Несмотря на сжимавшие сердце тревожные предчувствия, Мойша слабо улыбнулся. Милая Белла! Жена, душа, муза. Его сердце. Только что темнокудрая головка безмятежно покоилась на подушке. И вот в глазах Беллы уже разгорается огонь тревоги. Или любви, согревающей их обоих все эти годы?
– Я видел белый лист бумаги, – облизнув пересохшие губы, сказал Мойша. – По нему скользило перо. Я писал письмо для моего учителя Иегуды Пэна. И я действительно ведь его отправлял! Помнишь, мы тогда еще были в России. Только обдумывали, как бы удрать от большевиков. И вот я вспомнил, что у Юрия Моисеевича юбилей.
Белла быстро кивнула:
– Конечно, помню. Ты показывал мне это письмо. В нем очень теплые, хорошие и искренние слова. Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты сделал для своего учителя все, что мог. И не виноват, что из-за интриг пришлось покинуть училище. Пэну осталась мастерская. Он пользуется авторитетом. В этом и твоя заслуга, любимый. Но к чему это письмо?
Она замолчала, недоуменно пожала худенькими плечами, выступающими из кружевной пены ночной рубашки, потом добавила:
– Действительно, странный сон.
К горлу Мойши подступил комок. Внезапно вспомнилось окончание сна. Белый ангел, расправляя крылья, взмывает в бездонное небо Витебска. Он летит быстро, но все же можно успеть заметить, как тоненькая струйка крови орошает землю.
– Он умер, – растерянно сказал Мойша, и собственные слова заскребли по душе наждачной бумагой. – Он умер. Его больше нет. Это конец.
Белла вздохнула и, как всегда, невольно стала вторить его мыслям:
– Даже если это правда, милый, мы не сможем поехать на похороны. Нас просто не выпустят обратно. Вспомни, с каким трудом удалось выехать. Все. Обратного пути для нас уже нет…
Утро вечера мудренее. Даже если это утро декабрьского дня, больше похожего на март. Сырое, прохладное, серое до безобразия.
Проспав более двенадцати часов, Лика Вронская бросила взгляд на клубящийся за окнами своей московской квартиры густой туман и отчетливо поняла: она знает, с кем в паре орудует Кирилл Богданович.
Нино Кикнадзе!
А больше просто некому. Никто другой не имел ни малейшего представления о том, что у Лики есть знакомые, причастные к официальному следствию, что она намеревается проводить собственное расследование. Да, когда Седов взял ее с собой в квартиру, где было обнаружено тело Ивана Корендо, и Филипп, и его жена Даша, убитые горем, потрясенные до глубины души, тоже могли увидеть ее среди сотрудников милиции. Увидели, но что дальше? Эксперт, практикантка, понятая, да мало ли по каким причинам человек может присутствовать на месте трагедии. Никаких вопросов супружеская пара ей не задавала, а Седову в тот момент было не до объяснений. Они ведь даже имени ее не знали!
А Нино – совсем другое дело. Привычка рубить правду-матку в лицо сыграла с Ликой дурную шутку. Некрасивой женщине с восточной внешностью стало известно все.
Нино, судя по всему, ненавидела Ивана Корендо. Неудивительно, с учетом того, как он с ней обошелся. Она просто ждала случая, чтобы отомстить, и он представился. Возможно, в какой-то степени свою роль сыграло стечение обстоятельств. Желающая поквитаться за давние обиды женщина знакомится с молодым человеком, который ищет картину Шагала. Эта картина оказывается у Корендо. Скорее всего, по старой дружбе Иван Никитович разоткровенничался. Комплекс вины, давние доверительные отношения. Ничего удивительного, что Нино все узнала. И вот – вуаля, как говорят французы, – используя интерес Кирилла, она добивается желаемого.
Лика спрыгнула с постели и отправилась на кухню. Заливая убойную дозу кофе кипятком, она пробормотала:
– Моя проблема – излишняя доверчивость. Я была потрясена рассказом Нино. Я ей сочувствовала. Но если отбросить эмоции и все проанализировать, то что получается. Искренность? Откровенность? Да ни в коем случае! Она рассказала то, что рано или поздно нарыли бы оперативники. О том, что ей нравился муж покойной подруги, могли запросто вспомнить однокурсники. Или соседи. Да Филипп и Даша тоже со временем сообщили бы следствию эту информацию. Нино наносит упреждающий удар. Она сообщает лишь часть правды. И мастерски переводит стрелки на Дашу. И бедолага Седов терроризирует на допросах Филиппа. Кирилл Богданович убирает в Витебске Михаила Дорохова. Возможно, тот стал случайным свидетелем преступления. Нино и Кирилл явно поддерживали связь. Богдановича насторожили мои вопросы, имени своего я не скрывала, даже визитку, дура набитая, оставила. Он рассказал все это Кикнадзе, и та посоветовала со мной рассчитаться. И все. Витебская милиция разыскивает злодея, но никто даже не предполагает о связи моей смерти с Нино… И именно поэтому она все крутилась у дома Корендо. Какая там несчастная любовь! Правду говорят: преступника тянет на место преступления. Не думаю, что она сама его убила, скорее всего, это сделал Кирилл и смылся обратно в свой музей, чтобы не вызывать никаких подозрений. И тут прихожу я, спрашиваю про картину. Есть от чего разволноваться…
Расправившись с большой кружкой кофе, Лика приняла душ. Потом, поругиваясь, высушила длинные светлые волосы. Ей лично всегда нравились стильные стрижки, но ее бойфренды, и Паша, и Франсуа, категорически возражали против расставания в парикмахерской с длинной густой шевелюрой.
«Если бы мужчина хоть раз расчесал крашенные в платиновый блонд локоны ниже плеч, а потом полчаса проторчал с феном – он рассуждал бы по-другому. Но я предпочитала не ругаться из-за мелочей», – подумала Вронская, затягивая волосы в хвост.
Потом она включила компьютер. И, радуясь тому, что позаботилась об установке на машину эмвэдэшной системы поиска, ввела в окошки имя, отчество, фамилию, номер сотового телефона. Адрес Нино Кикнадзе высветился через секунду, с пометкой, что судимостей объект поиска не имеет.
– Мы это дело исправим, – со злостью процедила Лика, выключая компьютер. – Закатает ее Володька в тюрягу по полной программе.
Она отыскала ключи от «фордика», оделась, взяла рюкзак. И минуту размышляла: звонить ли Седову, с тем чтобы поставить его в известность о предстоящем визите?
Слушать его вопли не хотелось. Интуиция не посылала истошного сигнала SOS. И Лика подумала: «Ну, не убьет же она меня при встрече. А напарничек ее в Витебске. Все будет хорошо…»
Она сравнительно быстро добралась до станции метро «Университет», в районе которой находился дом
