верхний ящик острым углом пропорол брезент тента, а остальные ящики сдвинулись, вплотную прижав к борту грузовика Алексея, Джуди и кричащего от страха ребенка.
Сунув руки в разрыв брезента, Алексей потянул сверх всех своих сил. Брезент затрещал, разрываясь. Образовалась дыра. Холодный воздух, смешанный с пороховой гарью, ударил им в лица. Вокруг трассирующими пулями строчили пулеметы, оглушающе стреляли два еще уцелевших танка, остальные шесть горели, из башни одного из них кубарем вывалилась мужская фигура в горящей одежде, с разинутым в крике ртом.
– Пацана лови! – крикнул Алексей вниз Павлу и швырнул ему Муслима. Павел, поймав мальчика, упал вместе с ним на спину. Алексей выпрыгнул из кузова грузовика и закричал Джуди:
– Прыгай! Прыгай!!
Но она, оглушенная взрывами и страхом, беспомощно застряла наверху.
– Да прыгай же, еб твою!.. – Алексей подпрыгнул, ухватив ее за рукав кофты и буквально сорвал вниз. Она рухнула сверху, сбив Алексея с ног.
– Бежим! – тут же вскочил он, сверкая белками глаз. Схватив на руки Муслима, побежал с ним, пригнувшись, прочь от дороги, за камни, крича: – За мной! Джуди, Павел, за мной, вашу мать!
Джуди и так бежала за ним, ничего не соображая и только боясь потерять его в темноте. Под ногами земля тряслась от взрывов, трассирующие пули цветным пунктиром чертили небо, пороховая гарь и щебень забивали дыханье, шмотья взорванной земли больно били по голове, спине, плечам. Павел бежал за ними, но вдруг остановился.
– Автомат! – крикнул он и побежал обратно к своему «Уралу».
– Наза-а-ад!!! – во весь голос заорал ему Алексей из-за камней-валунов.
– Я счас! Ни хера! Я заколдованный! – весело кричал на бегу Павел, хмелея от опасности.
Он нырнул в кабину своего грузовика, схватил там автомат, подсумок с патронами и армейский вещмешок с едой и одеждой. И побежал обратно, даже не пригибаясь.
– Полундра! – хохотал он на ходу, раскручивая над головой свой вешмешок.
И в эту секунду очередная партизанская мина точным попаданием накрыла его «Урал». Дикой силы взрыв смешал землю с небом, подбросил Павла, как тряпичную куклу, накрыл его шквалом горящей земли, ящиками взрывающихся в воздухе снарядов, кусками разорванного грузовика.
– Б…ь! Павел! – дернулся Алексей и изо всей силы стукнул кулаком по валуну, застонал: – Паве-е- ел! – его голос пресекся тонким жалобным дискантом, а сам он, не отрываясь, смотрел туда, где всего секунду назад бежал, хохоча и размахивая вещмешком, Павел Егоров, сержант-сверхсрочник Советской армии. Теперь на этом месте была огромная воронка, яма, в которой еще рвались снаряды, горела земля и останки «Урала». А вокруг гремели взрывы мин, сухо и зло строчили пулеметы, шел бой с незримыми, скрывающимися за скалами афганскими партизанами.
Джуди дернула Алексея за плечо.
– Бежим!
Он не слышал ее.
– Пожалуйста, Алеша, бежим!..
Он заторможенно повернул к ней лицо – грязное, бородатое, с нездешними побелевшими глазами. Впервые с момента их самой первой встречи в рабочем общежитии в Мытищах она назвала его «Алешей», и это опять прозвучало как «Альоша», и хотя он ничего в этот момент не вспомнил, не связал, но это слово вернуло его к действительности.
– Да, да… – бессмысленно проговорил он и вдруг, словно очнувшись, вскрикнул: – Да, бежим! За мной! Где Муслим?!
Мальчик, оглушенный взрывом, молча лежал у его ног, с расширившимися от ужаса глазами и открытым ртом.
Алексей схватил его на руки, крепко, как раненую руку, прижал к себе, и мальчик тут же стиснул его шею руками и только теперь снова заплакал:
– Папа!.. Папочка!.. Баба́!.. Беги!.. Пожалуйста!..
Но Алексей уже и так бежал – в темень, меж камней, пригнувшись, держа ребенка одной рукой, а второй шаря впереди себя меж острых камней и валунов. Со стороны он был похож в эти минуты на животное, на орангутанга, бегущего от опасности с детенышем.
– За мной, Джуди! За мной!.. Быстрее!.. Быстрей!..
Джуди бежала – спотыкаясь, падая, вскакивая. Голос Алексея впереди и грохот взрывов сзади подстегивал ее, но силы кончались и дыхание пресекалось.
– Да быстрей! Быстрей же! Джудичка, быстрей! – звал Алексей.
Каким-то обострившимся, звериным чутьем он находил проходы меж темных камней, ухитрялся не свалиться в расщелины, не оступиться на неверном камне. Они уже отбежали достаточно далеко, чтобы шум боя и взрывов стал тише, а иногда и вообще пропадал за многотонными валунами. Но Алексей не останавливался, только изредка оглядывался на нее и кричал:
– Быстрей! Джуди!
Она упала, плача. Сил больше не было. Он пробежал еще несколько шагов, оглянулся, увидел, что она лежит, и вернулся к ней прыжками.
– Вставай! Вставай! – дернул он ее за ворот кофты.
– Не могу… не могу…
– Вставай! Бежим! Ты не знаешь, что сейчас будет! – он схватил ее за ворот кофты и волоком потащил за собой.
Не силой мускулов, а жилами, нервами, обостренным сознанием не пережитой, а еще предстоящей опасности, он нес обхватившего его за шею мальчишку и волок по земле, по камням Джуди. Она, как щенок, только перебирала по земле окровавленными руками и коленями, крича от боли:
– Отпусти меня! Отпусти! Leave me! Please!!!..[22]
Но он не отпускал. Она решила, что он просто сошел с ума. Эта мысль испугала ее больше пережитого ужаса боя, и она, с неизвестно откуда взявшейся силой, вдруг рванулась в сторону. Так тонущий делает на глубине последний, уже бессознательный рывок к жизни. Вырвавшись из рук Алексея, она откатилась в сторону, вскочила на колени, выставила окровавленные руки вперед и закричала, оскалившись, как зверек:
– Не подходи! Leave me!!
Тяжелый гул в небе заставил их обоих повернуть головы.
– Идут! Я говорил! – крикнул Алексей. – За мной, Джуди!
Огромными прыжками он рванулся в сторону какой-то расщелины в скале. Джуди, еще не понимая, что сейчас должно случиться, но осознав, что Алексей все-таки не сошел с ума, побежала за ним, в недоумении и страхе оглядываясь на стремительно нарастающий тяжелый гул в небе. Алексей нырнул в расщелину в скале, оставил там ребенка, буквально оторвав его от себя, выскочил навстречу Джуди, схватил ее за руку:
– Сюда! – и втолкнул ее в расщелину. – Все! Замри! Это наши!.. Ну, наши – не наши, советские! Сейчас начнется! Маму забудешь!.. – он потащил Муслима поглубже в расщелину и сел там, изнемогая, с трясущимися от слабости губами. – Сюда!.. – слабо позвал он Джуди.
Она поползла к ним на четвереньках.
И тут же за ее спиной, в проеме расщелины темное небо вдруг осветилось ярким, неживым, люминесцентно-серебряным светом.
– Ос-свещение пов-весили, с-суки! – заикаясь, хрипло выдохнул Алексей. – Ну, держись теперь, Муслимчик!.. – и он опять крепко прижал к груди всхлипывающего малыша.
Сбросив осветительные, на парашютах бомбы, советская авиация залила горы почти дневным, только мертвым светом. И – началось.
Такого Джуди не видела даже в фильме Фрэнка Копполы «Апокалипсис нау». Тяжело ревущие бомбардировщики заходили в крутое пике, сбрасывали бомбы на скалы, окружающие атакованную афганскими партизанами колонну. Следом за ними ныряли еще ниже к земле построенные «этажеркой» вертолеты, поливали взорванные скалы и землю напалмом, зажигательными снарядами, ливнем пулеметного огня. В этих взрывах, в этом огне, под бело-мертвым небом горело все – земля, камни,
