кинознаменитостей. На пляже на один квадратный метр песка приходилось по четыре заслуженных РСФСР и три народных артиста СССР. Но благодаря тому, что Соня Ротару была депутатом Крымского областного Совета, мы получили роскошные апартаменты, мне был снят огромный люкс в гостинице «Южная», которая находится на улице президента Рузвельта, единственной, кстати, улице в Советском Союзе, названной именем американского президента.
Это была старинная гостиница, к тому моменту уже немножко обветшавшая, но тем не менее сохранившая следы былой роскоши, а мой люкс представлял собой три огромные комнаты с тремя громадными балконами-лоджиями; с этих лоджий открывался прекрасный вид на море и на белоснежные корабли в ялтинском порту.
Не надо объяснять, что съемочный процесс в Советском Союзе, не знаю уж как там в вашей хваленой Америке, проходил под употребление немереного количества алкоголя, поглощение которого начинается ранним утром и заканчивается под утро или не прекращается вообще. Причем это поглощение происходит по иерархическим слоям – осветители пьют с пиротехниками и декораторами, гримеры с костюмерами, а руководство – директор фильма, оператор, художник и ведущие актеры базировались, конечно, на моей огромной лоджии, куда из гостиной были вынесены все стулья, кресла и огромный обеденный стол на двадцать персон, там шел постоянный пир. Вообще я не помню, когда мы выезжали на съемочную площадку и как сняли это кино. По моим воспоминаниям, мы сидели за этим столом вечно. Но то не были какие-то безмерные пьянки на убой под знаменитую заполярную игру «Медведь идет!», когда пьют до тех пор, пока все не свалятся замертво под стол. Ничего подобного! Это были именно пиры, и пиры совершенно замечательные, потому что с нами были ребята из «Машины времени», которые просто шалели от счастья, во-первых, потому, что дорвались до официального признания, а во-вторых, от предвкушения всесоюзной известности (и действительно, этот фильм собрал потом больше 50 миллионов зрителей). Поэтому музыканты из «Машины» были нашими любимцами, они все время пели, играли, сочиняли песни, и в таком именно состоянии эйфории Макаревич написал одну из своих самых знаменитых песен «На берегу так оживленно, людно». Она была написана в той самой гостинице с видом на набережную, где и стоял корабль, о котором поется в песне.
И вот идет этот бесконечный пир, время около семи вечера, я сижу вмеcте со всеми за столом, справа от меня находится решетка балкона, и вдруг снизу раздается крик: «Саша, Саша!» Я смотрю вниз и вижу лучшего друга нашей съемочной группы, абсолютного чемпиона СССР по преферансу, бриджу и остальным видам карточного многоборья легендарного Алика Тайванчика, человека с ярко выраженной азиатской внешностью и натянутыми отношениями с милицией. Он стоит у подъезда гостиницы, машет мне рукой и кричит:
– Саша, меня не пускают!
– Стой там, сейчас все устроим.
Выхожу из номера, спускаюсь по лестнице в вестибюль отеля, но свой монолог начинаю еще на вершине этой мраморной лестницы. Обращаясь как бы ко всей администрации, но ни к кому персонально, я кричу:
– Как вы смеете не пускать ко мне лауреата Ленинской премии и Каннского фестиваля, автора фильма «Белый пароход» Толомуша Океева?
При этих словах администраторы вздрагивают, швейцары вытягиваются и распахивают двери, и Алик, которого до этого встретили, мягко говоря, без должного уважения, входит и, недоумевая, смотрит по сторонам. Все заискивающе улыбаются, кланяются, а я обнимаю его, как родного кинематографического брата из Киргизской республики. Так, в обнимку, мы поднимаемся по мраморной лестнице, швейцары с двух сторон стоят, склонив головы к ковровой дорожке, а мы заходим в мой номер, и я усаживаю Алика за стол на почетное место. Пиршество продолжается, в честь Алика звучит застольная: «К нам приехал, к нам приехал наш Тайванчик дорогой».
Тут надо рассказать, как Алик оказался в нашей компании и почему его все так любили. Сегодня Алимжан Тохтахунов – меценат и парижский бизнесмен, но начал он свою карьеру с карт и был самым знаменитым и удачливым специалистом в этой области. Он выигрывал немереные деньги у узбеков, которые делали еще большие деньги на многократных поставках государству одного и того же хлопка. При этом деньги Алик выигрывал в Ташкенте, откуда был родом, а прогуливал их в Москве, в ресторане Дома кино – он был человеком, тянущимся к искусству, и желанным гостем любого застолья. И вдруг в разгар этого веселья, которое длилось уже несколько часов, где-то часов в двенадцать ночи, когда я был увлечен очередным тостом, Алик под столом ударил меня по ноге и сказал:
– Сашок, облава!
– Какая облава, Алик? Ты что?
– Посмотри вниз.
Я посмотрел с балкона и увидел, что внизу, перед входом в гостиницу, стоят три милицейские машины и из них спешно выгружаются милиционеры. Я говорю:
– Алик, не бери в голову! Они в порт приехали, там у них постоянно какие-то дела.
Он говорит:
– Смотри!
Тут я вижу, что милиция буквально бегом врывается в гостиницу. То есть кто-то из администрации все-таки не признал в Алике ленинского лауреата и позвонил в ментовку. Я говорю:
– Что же делать?
Он спрашивает в ответ:
– А у тебя нет никаких идей?
Я встал и говорю:
– За мной! – И позвал из-за стола своего оператора-постановщика Володю Климова вмеcте с его женой.
Надо сказать, что Володя, кроме того, что замечательный оператор, еще и человек очень красивый – высокий, стройный, похожий на французского графа, с хорошими манерами. И женат на знаменитейшей московской красавице Лиле, которая обладает пышной фигурой с прекрасными формами, достойными кисти самого Рембрандта. Я им говорю:
– Ребята, там облава. Надо Алика спасать.
Вопросов «Почему мы? Зачем нам это нужно?» и прочей полемики не было. Алика так любили, что все были готовы ему помочь. Дальше история развивалась следующим образом. Климов с Лилей поднялись выше этажом, привели Алика в свой номер. Между тем в гостинице уже началась паника, но не из-за Тайванчика, а совсем по другой причине. Как ты понимаешь, когда съемочная группа пьет и гуляет, то на нее налипает огромное количество замечательных девушек из местного населения и также из приезжих курортниц, которые тоже сидели за столом и смотрели в рот нашим музыкантам, а мы наслаждались их красотой, что по советским законам было преступлением, потому что после 23 часов посторонние в гостинице быть не должны. И когда началась облава и милиция стала шерстить все номера, эти девушки могли быть выявлены и соответствующим образом наказаны. По коридорам гостиницы с быстротой пожара полетела паника, крики, хлопанье дверей. Но главного виновника этого происшествия найти не могли, он находился на третьем этаже в номере Лили и Володи. Через какое-то время в их дверь постучали.
– Кто там? – сонно сказал Володя.
– Это милиция, откройте!
Володя и Лиля быстро спрятали Алика на балконе. А сами разделись догола, Володя лег в постель, а Лиля, прикрыв свои несравненные формы узким гостиничным полотенцем, открыла нараспашку дверь. На пороге стояли пять ментов:
– Мы с проверкой. Нет ли у вас в номере посторонних?
На что Лиля сказала:
– Вы с ума сошли?! Вы вообще понимаете, куда пришли? Вы ворвались в номер к семейным людям! Мой муж – заслуженный деятель искусств, лауреат премии комсомола! Как вы посмели?!
То есть выдала им по первое число, как настоящая актриса, да так, что милиционеры слегка перетрухали, тем более, что они все время смотрели на это полотенце, которое то падало, то поднималось, падало и поднималось, то открывая, то прикрывая наиболее интимные части прекрасного Лилиного тела. В общем, потрясенные милиционеры стали извиняться, но длинно и долго, то ли заикаясь от мелькающей
