– Мне не понравилось. Не люблю, когда люди впадают в экстаз. В этом есть что-то унизительное для человека. Получается, что существует нечто, способное заставить тебя безусловно, прямо-таки на физиологическом уровне, преклоняться перед собой.
– А многим это нравится. Это сродни наркотику. Получаешь такое же удовольствие. Да и сама идея привлекательна. Ведь абсолютному большинству людей вторая жизнь не светит. А тут им говорят, давайте вместе добьемся того, чтобы вообще никому вторая жизнь не доставалась. Только от Бога. И будь ты хоть Папой Римским или знаменитейшей поп-звездой, конец у тебя такой же, как и у нас, обычных смертных, – яма в два метра глубиной или камера в крематории.
– Ты знаешь, в этом что-то есть, – произнес Иван Антонович.
– К сожалению, ты прав. В этом действительно что-то есть.
– Так, может, вернуться к старой схеме? – с иронией спросили из Европы.
– Какой это старой схеме? – не поняли в Америке.
– Когда все люди умирали. А там Бог, если Он есть, решал, кому ад, кому рай.
– Ваня, знаешь, сколько сейчас на планете людей, единственным занятием которых является пожирание пищи, преимущественно деликатесной, и созерцание зрелищ, преимущественно кровавых или утробно- рычащих. А это первые признаки упадка общества.
– А-а-а… Старая песня, Игорь. Сейчас ты запоешь про самый мощный стимул для напряженной и эффективной работы и так далее.
– Песня старая, но из нее, как говорится, слов не выкинешь. Сейчас производительность такова, что цивилизация может, не напрягаясь, содержать миллионы дармоедов, которые даже сексом не хотят заниматься, не говоря о функции воспроизведения. А это, Ванечка, и есть вырождение. И вторая жизнь хоть некоторых, тех, кто тащит на себе тяжелый воз прогресса, стимулирует к активной жизни. А остальные… пусть подыхают и не засоряют генофонд.
– Игорек, остальные – это девяносто девять и куча девяток после запятой процентов. И вполне возможно, что туда войдем и я, и ты.
– Иван, – через паузу вновь донеслось с другого континента, – ты же понимаешь, со временем благодаря прогрессу затраты на обеспечение второй жизни уменьшатся настолько, что все, действительно достойные, будут получать ее.
– Игорь, ты действительно в это веришь?
– Да, Ваня, и в День Веселья, без всякого «надсмотрщика», я это тебе объясню.
– Хм. Знаешь, ведь в арабском мире и в том же Китае технология второй жизни запрещена. А прогресс там шурует, дай бог нам так.
– Ну, во-первых, хотя там и официально запрещена эта технология, но всякие арабские шейхи и партийные китайские бонзы вторую жизнь получают, – начал возражать Переверзев.
– У вас получают, у чиновников ООН. И за большие деньги, – тут же уточнил Иван Антонович.
– Не я это решаю.
– Ну, понятно, – ухмыльнулись в Европе.
– Ваня, не ерничай. Везде есть недостатки. А насчет прогресса… Ты сам понимаешь, законы развития этносов и понятие пассионарности никто не отменял. Мы, белые, – старая нация. И по всем законам природы должны вырождаться. Но не сидеть же и покорно ждать, как какой-то араб или китаец станет могильщиком нашего этноса. Надо бороться. Отсюда и переманивание лучших умов планеты к нам, и обеспечение нашим пассионариям второй жизни. Может, и удастся обмануть матушку природу. Может, синтезируем какой-нибудь ген пассионарности и привьем всем белым.
– Тогда у китайцев глаза из узких круглыми станут.
– Это точно! Да и вообще, любое крупное открытие непременно сначала сопровождалось воплями: «Запретить!», «Дьявольское изобретение» и другими не менее «доброжелательными» эпитетами. Ваня, прогресс человечества не остановишь. Если вначале было сказано «А» – появился хомо сапиенс, то надо говорить и «Б» – овладевать огнем, небом, ядерной энергией, космосом, клонированием и технологией бессмертия в том числе.
– И гиперпространством, – донеслось из Европы.
– Да, и гиперпространством… Ваня, а чего это ты вспомнил про него?
– Да так, к слову пришлось.
– А… – недоверчиво донеслось с американского континента.
– Как Нина? – заполняя неловкую паузу, спросил Иван Антонович.
– Приболела что-то. На сердце стала жаловаться.
– А врачи что?
– Говорят, ничего страшного. Просто возраст.
– Передай ей от меня привет, и пусть скорее выздоравливает.
– Спасибо. Обязательно передам. А как твой Борис? Он после своего чудесного спасения стал известной личностью. Я слышал, что американцы о нем даже фильм хотят снять.
– Да, чудесное спасение… – чуть замялись в Европе.
– Ваня, у тебя все в порядке? – На другом континенте это тут же уловили.
– Да.
– А у Бориса?
