Наполнена кровью свинцовой.Невзрачные в теле линялом,Невинные синие жилыПо каменным Невским каналамРазносят сердечные силы.Но город, привычный к морозам,Простудных не ведая зудов,Страдает жестоким неврозомИ острым склерозом сосудов;По городу каждую осеньГрядет от застав и рогаток,Швыряет несчастного оземь,Хватает за горло припадок;Хрипят от закупорки вены,И жалобно хлопает клапан,Гневясь на устой сокровенный,Где уровень в камень вцарапан.И, стиснута пробкой заречной,Как рельсы на дебаркадере,Венозная бьется со встречной,С пылающей кровью артерий.Лейб- медик, гидрограф смятенный,Термометры с долями метраСпускает под мокрые стеныИ цифрами щелкает щедро.И каждая новая мерка,В жару залитая Невою,С беспомощного кронверкаСрывается четкой пальбою.'Увы, опускаются руки, -Лейб- медик смущенно лепечет, -Вся сила врачебной наукиВ гаданья на чет и на нечет…Я мог вам помочь предсказаньем,Но где я достану хирурга,Чтоб вылечить кровопусканьемТяжелый недуг Петербурга?'9 ноября 1926ДИВАН Как большие очковые змеи,Мы сидим на диване упругомИ, от сдержанной страсти чумея,Зачарованы друг перед другом.Золотые пружины в диване,Как зажатые в кольца питоны,Предаются волшебной нирване,Издают заглушенные стоны.Шум окружностей, ужас мышиный,Дрожь минут в циферблатной спиралиИ потайно-тугие пружиныНа расстроенных струнах рояли…Но наступит и лопнет мгновенье,Как терпенье в усталом факире,Разовьются чешуями звенья,И попадают кобрами гири.Остановится маятник рваный,В позабытое прошлое спятя,Нас ударит питон поддиванныйИ подбросит друг другу в объятья -И в часах, и в рояли, и в шали,Среди струн, среди рук перевитых,Я послушаю песню о жалеПоцелуев твоих ядовитых.