10 декабря 1926ЗАПОЙ Три утра, три вечера крядуВ окурках, в грязи и в золеБутылка зеленого ядуСменялась на влажном столе.Набившись на потные скамьи,Где крысья шуршала тропа,Потрескивала под ногамиОреховая скорлупа.На блюдечке плавали мухи,Хозяин валялся в пуху,С подушки щенок вислоухийЗажулил вторую блоху.Хозяйку щипал запевала,За поясом дергал кайму,Струна ли его целовала -Но музыка снилась ему.И, к нежно-икотной беседеПрислушиваясь, меж собойМедово сосали соседиПудовое слово 'запой'.12 мая 1927ВОЗВРАЩЕНИЕ Колебались голубые облака,Полыхали ледниковые луга.И, стеклянные взрывая валуны,Топотали допотопные слоны.Но, неслыханные пастбища суля,Им индийская мерещилась земля.И, размахивая хоботом своим,Уходил за пилигримом пилигрим.А изнеженный потомок беглецовСнежной вьюги слышит снова страстный зов,Слышит снова - и уходит сгорячаОт москитов, от работы, от бичаВ ту страну, где заживают волдыри,Про которую поют поводыри,Растянувшись между делом, в полусне,На крутой и поместительной спине…Что он видит? - Не осталось и следаОт зеленого арктического льда;Где когда-то ни пробраться, ни присесть,Есть равнины, есть леса и травы есть;На излучинах Ганго-подобных рекЛовит рыбу господин и человек,И дрожат- гудят мосты, дугой взлетев,Как запястья на руках у черных дев,И заводы с огневицами печей -Как вулканы из тропических ночей…Пусть густеет индевеющая мглаПод ногами у индийского посла,Пусть от страха приседают мужикиИ набрасывают путы на клыки -Он проследует, - как вождь, неколебим -В свой слоновий, в свой родной Ерусалим.1928ОСТОРОЖНОСТЬ Я весь, от шеи до колен,Обтянут белой парусиной.Так облекают нежный член