— Я не уверена, что мне хочется узнать, если это означает такую глупую возню.
— Глупую! — Он снова засмеялся.
— Если ты собираешься повторять за мной каждое слово, тогда тебе лучше пойти домой, — резко бросила Орла, зная, что он не уйдет.
— Ну, хорошо, хорошо. Я просто поцелую тебя.
От прикосновения его губ у Орлы закружилась голова, и она не нашла в себе сил остановить Микки, когда его рука вернулась к ее груди
— Давай поженимся, — хрипло выдохнул Микки, когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. — Я знаю, что тебе всего семнадцать, но ведь твой отец разрешит, правда?
— Этого тебе никогда не узнать, Микки Лэвин, потому что у меня нет ни малейшего желания спрашивать отца об этом. Я не хочу выходить замуж — пока еще нет. Сделай мне предложение снова, лет через десять. — Он делал ей предложение уже не первый раз. Ее повторяющиеся отказы не смущали его, и он снова просил ее руки через несколько недель. Может быть, он пытался взять ее измором — этого было совсем несложно добиться, пока он целовал ее и гладил грудь. Орла оттолкнула его и вскочила на ноги. — По-моему, я слышу, как мама готовит чай.
У нее было ужасное чувство, что она влюбилась в Микки Лэвина, с его озорными глазами и сексуальным ртом. Если так, она твердо намеревалась не сдаваться. Только вчера на работе редактор Берти Крейг сказал, что у нее талант, что ей хорошо удаются небольшие пикантные новости и заголовки. Он сделал Орле комплимент по поводу ее успехов в стенографии и пообещал вскоре отправить освещать заседания городского совета.
Орла безумно хотела стать репортером, таким, как Розалинда Рассел из журнала «Хиз Герл Фрайди». Она рвалась из душного мирка Эмбер-стрит, из Бутля, в Лондон. Там она будет жить в маленькой уютной квартирке в каком-нибудь престижном районе, писать заметки о крупных уголовных процессах, даже убийствах, или брать интервью у членов королевской семьи и звезд кино.
Микки Лэвин, работавший учеником чего-то там в литейном цехе на Хоуторн-роуд, никак не вписывался в планы Орлы о таком восхитительном и блестящем будущем.
На следующий день после Рождества, в день вручения подарков, Элис надела платье василькового цвета, купленное специально к празднику. У него был белый шелковый воротничок и длинная, прямая юбка. Она туго затянула широкий белый пояс. Вчерашняя буря утихла, но на улице по-прежнему было очень холодно. Несмотря на это, Элис решила надеть куртку прямого покроя цвета морской волны, а не зимнее пальто, и туфли на высоких каблуках вместо сапожек. Она тщательно накрасилась и уложила волосы «французской ракушкой».
— Куда это ты собралась, такая вся из себя хорошенькая? — поинтересовалась Фионнуала, когда Элис спустилась вниз.
— Тебя это не касается.
— Можно мне пойти с тобой?
— Извини меня, дорогая, но это кое-что такое, что я должна сделать сама. Ладно, а что ты тут делаешь? Ты должна была пойти на представление для детей вместе с дедушкой и Кормаком.
— Места ведь были заказаны заранее, разве не так? — Дедушка еще несколько недель назад спрашивал ее, пойдет ли она на представление, но Фионнуала решила, что восемнадцатилетней девушке не к лицу заниматься такими глупостями в рождественские дни. Она надеялась, что ей подвернется что- нибудь поинтереснее. Однако ничего такого не случилось, и теперь ей вообще придется остаться в одиночестве. Маив вместе с подружками ушла в кино посмотреть на Джоан Фонтейн в фильме «Начиная с сегодняшнего дня», отец работал, а Орла пропадала где-то с Микки Лэвином. Последнее причиняло Фионнуале нешуточную сердечную боль. Она всегда завидовала Орле — ее стройной фигуре и уверенным манерам, но это не шло ни в какое сравнение с той черной завистью, какую она испытывала оттого, что ее дружком был Микки Лэвин. Фионнуале отчаянно хотелось обзавестись приятелем, каким угодно, но иметь рядом такого красивого парня, как Микки Лэвин, казалось ей поистине райским наслаждением.
В дверях появилась шарообразная фигура Горация Флинна. Домовладелец был в мятой рубашке без воротничка и в мешковатых брюках, которые поддерживались потрепанными подтяжками. Выглядел он неважно, лицо его было болезненного серого оттенка и покрыто капельками пота. Маленькие глазки Флинна рассматривали посетительницу пронзительным, враждебным взглядом.
— Доброе утро, — сладким голоском произнесла Элис и изобразила самую очаровательную улыбку. — Мне нужно с вами кое о чем поговорить. Я — Элис Лэйси из парикмахерского салона на Опал-стрит. — Домовладелец непонимающе уставился на нее, и неудивительно, ведь до этого они никогда не встречались и были знакомы лишь заочно. Он отошел от двери и кивнул головой в сторону коридора. Она расценила это как приглашение войти, хотя у нее осталось ощущение, что, если бы на улице не было так холодно, он предложил бы ей высказаться, стоя на ступеньках.
Большой дом на Стэнли-роуд был обставлен более комфортабельно, чем можно было ожидать от жилища холостяка. Он провел ее в комнату в задней части дома, которая выходила на крохотный дворик. В камине, прикрытом черной кованой решеткой, жарко горел огонь, перед ним стояли два кресла с плюшевой обивкой. Буфет черного дерева был полон декоративных деревянных тарелочек, раскрашенных вручную, всевозможной латунной посуды, китайских ваз и красивых статуэток. Радио было включено, и Нельсон Эдди негромко напевал «Сентябрьскую песенку».
— Не возражаете, если я присяду? — Когда ей кивком указали на кресло, Элис спросила себя, уж не лишился ли он голоса. Он опустил свое дородное тело в кресло напротив.
— Поскольку у нас Рождество, я подумала, что могу принести вам всяких вкусностей, ведь вы живете совсем один. — Она положила на стол два бумажных пакета. — Там несколько сладких пирожков и кусочек рождественского пирога, бифштекс и пудинг из почек, надо только немножко разогреть. Я сама их приготовила. — Голос у нее прервался: лицо мужчины выражало неприкрытую враждебность. Да, похоже, ей придется потруднее, чем она рассчитывала. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и, поскольку желудок у Горация Флинна занимал немалую часть его тела, она надеялась, что ей удаётся смягчить домовладельца угощением.
Наконец он открыл рот.
— Что вам нужно? — буркнул он.
Люди приходили к Горацию Флинну только тогда, когда им было что-нибудь нужно. И хотя Элис этого не могла знать, он был гурманом и ценителем хорошей еды. Чего только не предлагали ему вместо квартплаты: женское тело, дорогие вещи — большая часть безделушек в буфете была подарена ему неплатежеспособными жильцами, — но еще никто не додумался угостить его вкусной едой.
И эта женщина совсем не походила на те несчастные, угодливые создания, с которыми он привык иметь дело. Она была очень привлекательна, хорошо одета, и у нее было свое процветающее предприятие. Он очень хорошо знал, насколько улучшилось состояние его собственности на Опал-стрит с тех пор, как она стала арендовать салон.
— Здесь жарко. Вы не возражаете, если я сниму куртку?
Он покачал головой, украдкой пожирая глазами ее тонкую талию и то, как задралась ее юбка, когда она скрестила свои стройные ножки.
— Я пришла по поводу арендной платы за парикмахерскую, — начала она. — Говоря откровенно, я не могу себе позволить платить так много. Естественно, я ожидала, что она возрастет, но не со ста же двадцати пяти фунтов до четырнадцати сотен. Салон этого не выдержит. Я хочу сказать, что нет смысла выжимать последние соки, потому что может случиться так, что вам попросту будет не из чего их выжимать. — Элис поморщилась. Последние слова показались ей глупыми и напыщенными.
Гораций удивленно заморгал. Он был жадным человеком, жестоким и бессердечным, но отнюдь не дураком. Это плохой бизнес — требовать больше того, что мог предложить рынок. И в отличие от дома, который можно было сдать за пару часов, пустой салон мог ждать своего арендатора долгие месяцы, а то и годы. Он велел Коре — которая, как он вспомнил, приходилась этой женщине невесткой — поднять аренду
