уведомления о выселении полудюжине моих съемщиков, после того как их мужей призвали в армию. Что вы там получаете: шиллинг в день и пособие в двадцать пять шиллингов в неделю?
— Я умею обращаться с деньгами.
Мистер Флинн оглядел аккуратную гостиную на О'Коннел-стрит. Он был невысокого роста, похожий на шар, с необычайно короткими ручками и ножками. Лысину, испещренную коричневыми пятнами, этакими веснушками-переростками, пересекала прядь седеющих волос. Насколько она могла судить, он не был женат.
— Я должен заметить, вы содержите квартиру в прекрасном порядке. — Мистер Флинн покачал головой. — Но нет, миссис Лэйси. Я не готов предоставлять своим нанимателям лучшее жилье, пока не буду уверен, что они в состоянии вносить возросшую плату. — Он усмехнулся. — Может, когда-нибудь потом, когда война закончится и ваш муж получит хорошо оплачиваемую работу…
Если она будет ждать, пока Билли получит хорошо оплачиваемую работу, то останется на О'Коннел- стрит до самой смерти. Кора прикусила верхнюю губу. Она по-прежнему занималась мелким воровством в магазинах. С малышом в коляске, а потом и на детском складном стуле на колесиках это было легче. Как и раньше, кое-что она оставляла себе, остальное несла скупщикам. Как-то зимой она унесла меховую шубку из магазина мод «Си-энд-Ай», недорогую, но стильную, за которую ей дали целых пять фунтов. Но
Морису исполнилось два года, она уже купила розгу, повесила ее на стену и даже использовала несколько раз по назначению, когда она снова заговорила с Горацием Флинном о новом доме. На Гарибальди-роуд как раз освободился чудесный домик, и она знала, что он принадлежит ему, потому что видела, как он собирал квартирную плату. Раньше там жили две пожилые пятидесятилетние женщины, которые уехали в Америку. Она снова пригласила его в гостиную, чтобы напомнить, как хорошо она содержит квартиру.
— Я получила работу, — солгала она ему, — продавщицей в магазине.
— В каком магазине?
Кора быстро соображала:
— В газетном киоске Мерсера на Марш-лейн.
— Я бы хотел увидеть какие-нибудь доказательства: расчетный листок, письмо от менеджера, если не возражаете. Я должен знать, что вы можете позволить себе платить за новый дом.
— Я попрошу письмо у менеджера. Я не получаю расчетных листков. — Она не хотела признаваться, что солгала. На следующей неделе она просто заплатит ему, чтобы он заткнулся. А если он заговорит о Мерсере, она скажет, что ушла оттуда.
Воцарилась тишина. Мистер Флинн не сводил взгляда с розги на стене:
— А это для чего?
— Для моего маленького мальчика. Я твердая сторонница дисциплины.
Он облизнул губы:
— Я тоже.
Кора заметила, что на лысине у него выступили капельки пота, а в круглых влажных глазах загорелось вожделение. И она кое-что поняла: как ей получить дом на Гарибальди-роуд. Таким же образом она собиралась заполучить и чудесную мебель, которой можно будет его обставить. И это же помогло ей на много лет оставить воровство в магазинах.
Она пригладила волосы, неодобрительно поджала губы и строго спросила:
— Вы были непослушным ребенком, мистер Флинн?
Он усиленно закивал головой. Из уголка его рта сочилась слюна.
— Очень непослушным, миссис Лэйси.
— Тогда нам придется кое-что предпринять по этому поводу. — Она сняла розгу со стены.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Больше месяца Элис управлялась с парикмахерским салоном Миртл, по сути, одна. По субботам и после школы к ней по очереди забегали девочки, чтобы помочь. Орла громко жаловалась, что это жуткая скучища, а от запахов, особенно нашатырного спирта, ее просто тошнило, но шесть пенсов в неделю — не то, от чего можно отказаться за здорово живешь. А Фионнуале нравилось. Она выполняла бы всю работу даром, поскольку чувствовала себя важной и нужной. Маив же было все равно, чем заниматься, лишь бы ее оставили в покое.
Миртл появлялась лишь изредка. Она выглядела ужасно, в своих уродливых домашних тапочках, с серым, покрытым пятнами лицом. Как-то раз она сошла вниз в халате — клетчатой грязной хламиде без пояса. Элис быстро отправила ее наверх.
— Она сошла с ума, — заявила при виде Миртл одна из посетительниц. — Думаю, все из-за того, что война закончилась. Война заставляла ее держаться. Помните, как нам пришлось принести свои собственные полотенца?
Элис улыбнулась:
— А шампунь мы сделали, натерев мыло на терке и вскипятив его в воде. Однажды мне не осталось ничего другого, как мыть клиентке волосы мыльными хлопьями «Люкс».
— Я помню, как вы укладывали мне волосы сахарной водой, когда у вас закончилась жидкость для укладки. Миртл обычно открывала заведение или очень рано, или совсем поздно, даже по воскресеньям, чтобы облегчить жизнь женщинам, работающим на фабриках, иначе у них не нашлось бы времени привести свои волосы в порядок. И она никогда не брала лишнего. — Женщина вздохнула. — Мы все держались вместе. Я не хочу, чтобы снова началась война, ни за что на свете, но тогда кругом была такая приятная дружеская атмосфера. Люди выкладывались полностью, как Миртл. — Она мотнула головой в сторону лестницы. — За ней кто-нибудь присматривает?
— Обычно я готовлю ей что-нибудь перекусить на завтрак и обед, и ее подруга, миссис Глэйстер, заходит каждый день, чтобы сделать ей чай и уложить в постель. Она написала дочери Миртл в Саутгемптон, что ее мать нуждается в постоянном уходе.
— Получается, вы скоро останетесь без работы, так?
— Похоже на то.
Оливия Казенс, дочь Миртл, не торопилась с приездом. Она появилась только четыре недели спустя, в начале февраля: остролицая женщина лет пятидесяти, с чрезмерным количеством розовой пудры на лице и в овчинной шубе, от которой пахло молью. Но даже приехав, она не сразу поднялась к матери. Элис, которая как раз начала заниматься перманентной завивкой, пришлось слушать, как Оливия объясняла на убийственно правильном английском, иногда, впрочем, сбиваясь на нормальную речь, что Рождество выдалось очень суматошным, что она буквально валилась с ног и ей понадобилось время, чтобы прийти в себя. Ее сын приехал домой из университета, ее дочь недавно вышла замуж за врача, и его пациенты тоже приехали вместе с ним — она подчеркнула слова «университет» и «врач», явно рассчитывая произвести впечатление. Так оно и получилось, но Элис решила не показывать этого. Она невзлюбила Оливию Казенс с первого взгляда.
— Где мать? — строго спросила Оливия, оглядывая салон так, как будто ожидая, что ее мать возьмет и выскочит откуда-нибудь из-за угла.
— Наверху, в постели, — коротко ответила Элис.
— Ну что, мне не понравилось, как
Она оставалась три дня, столовалась и спала в пансионе на Марш-лейн — никто не мог винить ее за это, учитывая, что творилось наверху у Миртл. На второй день она вошла в салон и объявила, что на следующее утро забирает мать с собой в Саутгемптон.
— Очень мило с вашей стороны, — заметила Элис, переменившая вдруг свое мнение об этой женщине. Но оказалось, что Миртл поместят в дом для престарелых — в незнакомой ей части страны, где никто из ее соседей и знакомых не сможет навестить ее. Однако так было удобнее для ее дочери.
