Тип записи:
Ага! Любапытствуите, милачка? Вот то-та и ано! Вот эта-та вас, женщин, и губет. Вам ниприменна нада знать, «што была дальши»! Я бы вас прегласил, штобы паказать, но ни магу. Я люблю другуйу.
Тип записи:
Какую другую? — Бирьоску?
Тип записи:
Диривяшки ни ф щот, душа майа. Бирьоски, асинки и прочее дубьо. Серце майо отдано Вам, Вам адной. Зачем жи Вы рвете ево на куски, как тузик грелку?
Тип записи:
Милонгера, я вот в чего не въезжаю: почему Вы терпите этого бабруклинского аффтара? Неужели Вам приятны его пошлые шуточки?
Тип записи:
А вас, барышня, никто, кажицца, ни спрашевал. Вам што, скучна там в вашей рамале или как ее там? Я, канешна, протифф арабонафф и дажи ежигодна здаю па десить баксав на жертвы тиррора, но если вы продолжити ругацца, то я ни аткажусь здать на вас лична. Фтыкаите?
Тип записи:
Рани, Рани, Рани. Рани, Рани, Рани. Рани, Рани, Рани. Такая у меня молитва. Рани — это мой парень, так его зовут: Рани, Раанан Цви. А напарницу мою зовут Светка. Светку привезли сюда в четыре года, так что в садике она сразу стала Лиорой — это, типа, Светка по-местному. Светка-Лиора говорит: «Ты как раненная этим Рани. Дай уже, очухайся, дура.»
«Дай» — это по-местному значит «хватит», а вовсе не то, что можно подумать. Тем более что дала я ему давно, еще в школе. Рани был мой самый ранний, самый первый. Первый и последний. Потому что кроме него мне никого не нужно. Никого. Делать это с другими? Бр-р-р… Я себе такого просто представить не могу — тошнит. Только Рани. Рани, Рани, Рани.
Мы познакомились на вечеринке в Магшимим. Светка сказала:
— Поедем в Магшимим, там классная тусовка с бассейном, а ди-джеем вроде как сам Капод обещается.
Это сейчас Светка еще и моя напарница, а тогда она была просто самой близкой подругой, типа сестры или даже ближе. Типа руки или ноги. Говорящая нога такая. Вот нога эта мне и сказала:
— Поедем в Магшимим. Бери купальник. Чем открытее, тем лучше, чтоб не позориться.
Магшимим, если кто не знает, это такой богатый ишув, с крутыми виллами. Если и не миллионеры, то детки ихние. Бассейны двадцатипятиметровые на четыре дорожки, лужайки под пальмами, садовая мебель — чистый Беверли Хиллз. Самое то для хорошей вечеринки. Я уж не знаю, как Светка в тамошнюю компанию ввинтилась. А вообще-то, чего не ввинтиться? Нам тогда было по семнадцать лет, все при всем, прямо хоть на обложку. Светка — натуральная блонда, а я так и вообще рыжая. Где это видано, чтоб таких двух телок да на вечеринку не пустили? Ну разве что на гомогейскую, чтобы, типа, не совращать честных гомиков с пути истинного. Но та тусовка была смешанная, то есть стрейты, видимо, составляли большинство. А может, и нет, сейчас не поймешь.
Приехали нормально, около полуночи. На ком — не помню. Тогда многие наши приятели только-только на права сдали и возили за так, лишь бы покрасоваться. Там уже вовсю транс играл, парни и девчонки балдели на лужайке. Все босиком, в купальниках, в плавках. Покачаются под музыку, подрыгают ногами и в бассейн — типа, охладиться. Шарав тогда стоял страшный, даже ночью не продохнуть. За ди-джеевским пультом, точно, сам Капод, Ежик то есть. Его так из-за прически звали: иглы во все стороны. Щупленький такой, крохотуленький, прямо тату негде выколоть. Но работал, как сумасшедший, — хоть всю ночь напролет, даже, наверное, полярную. Я любила на него смотреть: руки мелькают, блестят от пота, губы шевелятся — пам-па-пам-па-пам… узенький лоб подрагивает, а глаза бродят где-то вверху, в темноте, причем каждый глаз — по своему, типа, отдельному маршруту.
Может, он косым был? Не знаю, не скажу. Я его видела только за работой, этого Ежика. Вот об этом я и думала тогда, сидя на бортике бассейна и болтая в воде ногами: косой он в натуре или просто обкуренный? Светка продолжала отплясывать, а мне надоело. Люди вообще делятся на две категории: одни любят двигаться, а другие — наблюдать за движением. Вот, например, мы со Светкой принадлежим к разным группам. Она, как я уже говорила — ноги, а ногам сам Бог велел отплясывать. А я — глаза, я наблюдаю. Мы — идеальная пара, и это сразу станет ясно всем, когда эти «все», наконец, решатся доверить нам настоящее дело. Скорей бы уж.
Но тогда я еще и понятия не имела обо всем этом буджерасе — дело, не дело… настоящее, не настоящее… Тогда мне было семнадцать, год с лишним до армии, и я просто сидела на краю бассейна в Магшимим, болтала ногами, смотрела на пьяного ежика Капода и думала: косой он, когда не обкурен, или, наоборот, нормальный братан, как все? Тут-то он и подсел ко мне, Рани. Рани, Рани, Рани. Подсел ко мне, а я подсела на него.
— Хай, Джинджи! — сказала я, едва он открыл рот.
Парни часто заводят разговор со мной именно с этой фразы, так что со временем я научилась произносить ее за них, для экономии. Рани поразился.
— Откуда ты знала?
