– - Желаю здравствовать!
С минуту длилось молчание; потом зевота раздалась с обеих сторон.
Путешественница нетерпеливой рукой раскрыла окно и закричала Флегонту Саввичу:
– - Дайте хоть вы самовар. В этом трактире ровно ничего нет!
Флегонт Саввич закричал повелительно:
– - Мошка, Мошка!
Как бы из земли выскочил мальчишка из-под яслей и поднял голову кверху.
Мальчику было лет десять; он был бледен, худ; белые его волосы были всклокочены; толстая дырявая рубашка с поясом составляла всё его одеяние.
Флегонт Саввич важно произнес:
– - Пошел, отнеси самовар Тихонычу!
Мошка кинулся на крыльцо станционного дома и через минуту, жилясь, тащил огромный самовар совершенно изумрудного цвета.
Путешественница, завидя самовар, пугливо закричала:
– - Не надо! не надо!
– - Мошка, назад! -- крикнул, как бы обидясь, Флегонт Саввич.
– - Мошка, давай скорее! -- в то же время крикнул Тихоныч.
Мошка мялся, не зная, куда идти и кого слушаться.
– - Мошка! -- грозно крикнул Флегонт Саввич.
Мошка кинулся с самоваром к нему.
– - Дурак, тащи его назад!
– - Давай сюда, Мошка! я его почищу!
Мошка вопросительно глядел на Флегонта Саввича, который, указав головой на трактир, сказал:
– - Ведь не желают?
– - Давай!
– - Ну неси!
Мошка понес в трактир самовар.
Ровно через час путешественница, соскучась ждать, вышла узнать о своей участи -- будет ли она хоть пить чай? В большой комнате не было никого, и она раскрыла дверь в сени.
Смрад был страшный в сенях от самовара, наружность которого нисколько не изменилась. Он клокотал у самой головы спящего парня, растянувшегося на лестнице. При виде путешественницы собака выскочила из корзинки и, скаля зубы, кинулась на нее, как бы охраняя сон парня. Как ни кричала путешественница, выглядывая из двери, ей не было другого ответа, кроме сильного хранения парня и рычания собаки.
Слезы досады выступили на глазах путешественницы, и она, возвратясь в свою комнату, подошла к окну, в надежде пригласить на помощь Флегонта Саввича, чтоб разбудить спящего полового. Но, увы! Флегонт Саввич, засев плотно в окне, тоже сладко спал, свеся голову через сложенные руки, отчего его красное лицо посинело.
Путешественница стала звать дремавшего на крыльце мальчика; она долго звала его безуспешно, наконец крикнула:
– - Мошка!
Тогда мальчик пугливо вскочил и поднял голову кверху, где висела голова Флегонта Саввича.
– - Мальчик, ко мне! -- маня его, сказала путешественница.
Мошка кинулся через дорогу, вмиг очутился в дверях и, высунув свою косматую голову, спросил:
– - Чего нада-с?
– - Разбуди… как его зовут? ну, что спит на лестнице… собака кидается на меня!
– - Его таперича не разбудишь!
– - Отчего?
– - Коли он захрапел, так ничем, кроме холодной воды! Уж его так завсегда хозяин будит.
– - Ну облей его водой.
– - Как же-с, я боюсь!
– - Кто же мне даст самовар?
– - Да я подам.
– - Где тебе! ты и без воды-то его едва принес. Нет, лучше я положу в чайник чаю, а ты и налей там кипятку.
Мошка подставил стул к шкапу, достал с полки чайник с отбитым и почерневшим носком. Засаленный шнурок придерживал крышку его.
– - Ты вымой его сперва,-- сказала путешественница и прибавила: -- Да как тебя зовут?
– - Мирон!
– - Отчего же тебя называют Мошкой?
– - Знать, так им хочется!
– - Есть у тебя мать, отец?
– - Нет, мать давно-давно умерла, а батька убился зимой.
– - Как?
– - Он был ямщик: ну и убился.
– - Где же ты живешь?
– - А вон там.
И мальчик указал на крытый двор.
– - И зимой? разве тебе не холодно? -- с ужасом спросила путешественница.
– - Иной раз так ночью прикрутит, что плачу, плачу… А сливочек достать? -- спросил Мирон и потянулся на вторую полку.
– - Отчего же тебя не пускают спать, где тепло?
– - А как же -- я должен будить Флегонта Саввича: кто приедет аль почта! -- не без гордости отвечал Мирон.
Мальчик был так услужлив, что даже где-то достал путешественнице свежих яиц и черного мягкого хлеба, за что получил очень хорошее награждение. К ужасу своему путешественница узнала от Мирона, что не ранее завтрашнего дня ей дадут лошадей.
Часа через три сонный парень втащил самовар в комнату путешественницы, которая не могла не улыбнуться его удивленному лицу, когда он узнал, что она уже давно напилась чаю. Путешественница хотела было прилечь отдохнуть на диване, но парень сказал ей:
– - Уж вы не извольте на нем ложиться -- никак!
– - А что?
– - Да один приезжий чуть в окно не выскочил: так его закусали!
Путешественница с ужасом соскочила с дивана и села у окна.
Наблюдая за всем, что делается на улице, она убедилась, что действительно не для кого готовить кушать в трактире. Проезжающих совсем не было. Парень и Флегонт Саввич валялись на окнах, лениво перебрасываясь словами; драка петухов занимала их, словно какое-нибудь необыкновенное представление.
Путешественница принимала все меры к сокращению времени: работала, читала, пробовала дремать, и очень обрадовалась, когда солнце село и стало смеркаться. Она послала спросить о лошадях у Флегонта Саввича и получила ответ, что, 'как будут лошади, сейчас заложат'. И, покорясь своей участи, она решилась провести ночь в комнате, откуда кто-то покушался выброситься через окно. Страшный стук телеги, крики, плач Мирона заставили ее выглянуть из окна. Она увидела приезжего господина, в усах, в серой шинели, в фуражке набекрень: он страшно кричал, наступая на Мошку:
– - Так нет лошадей? нет? А куда же они девались?
Путешественница крикнула:
– - Флегонт Саввич! -- и голос у ней замер от взгляда, брошенного на нее приезжим. Он расшаркнулся и, приподняв фуражку, сказал:
– - Коман ву порте ву?
Путешественница пугливо заперла окно. Через минуту она услышала страшный шум в соседней комнате и умоляющий голос парня:
– - Да нельзя-с, ей-богу, нельзя-с: занята-с.
– - Пошел дурак! пошел! -- кричал приезжий.
И дверь раскрылась настежь: сначала влетел в нее сонный парень, а потом бойко вошел усач; расшаркавшись, он сказал путешественнице:
– - Экскюзе пур деранже! -- и, крутя усы, пошатываясь и улыбаясь, он глядел на путешественницу, которая, вся вспыхнув, сердито сказала:
– - Эта комната занята!
– - Я не буду, сударыня, вас беспокоить. Эй, вина! да смотри, хорошего! -- крикнул усач, усаживаясь на диван и набивая себе трубку из кисета, висевшего на пуговице его шинели.
Путешественница пошла к двери.
– - Куда-с? Я, кажется, вас не обидел и не мешаю вам? -- вскочив с дивана, сказал усач.
– - Напротив, очень. Я первая заняла эту комнату; но если… Я уступаю ее вам.
– - Помилуйте, сударыня! да я за честь почту услужить такой прелестной… Вы изволите ожидать лошадей?
– - Я устала и прошу вас оставить мою комнату! -- нетерпеливо и повелительно сказала путешественница.
Но усач расставил широко ноги; крутя усы и лукаво поглядывая на путешественницу, он продолжал:
– - Вы откуда-с?
– - Вы слышали мою просьбу -- оставить меня в покое! -- выходя из себя, сказала путешественница.
– - Извините, извините, сударыня! -- шаркая, говорил усач, но не двигался с места.
Не спуская глаз с нее, он спросил:
– - Вы одни-с изволите путешествовать?
– - Оставьте мою комнату! -- крикнула путешественница.
