Один из них подошел к ней, и она все поняла. Аранос не улыбался. Почти не улыбался.
Ее взгляд скользнул за пределы круга, и она увидела еще один круг. Там сидел Зиад-Илариос. Хирел бился в сильных руках врагов. Собрав силу, она нанесла удар.
Он обратился против нее, повалил, отрезал от родных. От четвероногого брата. От принца. От всех.
Чьи-то руки поглаживали Севайин, стараясь успокоить, но доводили ее этим до сумасшествия.
Ее держали маги. Они были сильны. Она плюнула в лицо Араноса.
Он спокойно посмотрел на нее, все еще улыбаясь. — Я сделал выбор уже давным-давно, — сказал он. — Мой брат выполнил свое предназначение: зачал ребенка, который будет править обеими империями. Можешь оставить его при себе, если хочешь, хотя нам придется вырвать его когти. Лишить его силы, сделать пригодным для службы в гареме. — Разве только ты испытаешь это первым. Он повеселел, хоть и был слегка смущен. — Придется оставить тебе возлюбленного, как я вижу. И ребенка. Тогда мне удастся приручить тебя. — Чтобы приручить меня, тебе придется убить меня. — Нет, этого я не сделаю. Я хочу, чтобы ты была жива и послушна. Неужели в тебе нет ни капли признательности? Мои прежние союзники могли бы убить тебя. А я оставляю тебе не только жизнь, но и твоего возлюбленного. Я буду лелеять тебя, Солнечная Леди, и воспитаю твоих детей как моих собственных.
Аранос был очень доволен собой, упивался своим великодушием. Он ожидал от Севайин неповиновения и не был чувствителен к ее язвительным уколам. То, что великая война магов ревела и пылала без его участия, совершенно его не заботило.
— Ну же, — сказал он, — прояви мудрость. Твой отец должен пасть, к чему ты сама приложила немало стараний. Мой отец уже мертв. А мой брат умрет, если ты не смиришься с неизбежностью.
Она уставилась ненавидящим взглядом на эту миниатюрную насмешку над лицом Хирела. — Ты сделал это из-за меня, — сказала она.
— Я сделал это ради трона двух империй. Но и из-за тебя тоже, с тех пор как увидел тебя, — признал Аранос. — Я не опозорю тебя плотским желанием. Я лишь хочу иногда любоваться твоей красотой.
Севайин рванулась, захватив врасплох тех, кто держал ее. Она обрушилась на Араноса. Он действительно был настоящей змеей, более сильной, чем казалось на вид, и ядовитой. Перед глазами Севайин блеснула сталь. Ее рука взметнулась, перехватывая тонкое, как клинок, запястье. Она вырвала у него кинжал, неуклюже поднялась на ноги и развернулась кругом. Враги отступили. Она рассмеялась и ударила по второму кругу.
Хирел выругался. Он был почти свободен. Сверкнули мечи. Севайин бросилась к нему.
Острое лезвие коснулось его горла. Она замерла, задыхаясь от ужаса. Лезвие чуть-чуть отодвинулось. Тот, кто держал его, улыбнулся, одобряя ее благоразумие. Едва ли Севайин понимала это. Она видела лишь струйку крови, стекавшую по шее Хирела.
Она медленно повернулась. Никто к ней не прикоснулся. Зиад-Илариос упал со своего сиденья и лежал лицом вниз в луже крови.
Аранос поднялся на ноги. Он больше не веселился. — В тебе все еще силен дух мужчины, — сказал он. — Но будь уверена, моя госпожа, я уничтожу его.
Он подошел к Севайин. Круги сплотились вокруг него. Руку он держал на весу. Возможно, она была сломана. Он остановился, чтобы бросить на своего брата равнодушный, лишенный ненависти или удовлетворения взгляд; над отцом он задержался дольше и сказал:
— Мне жаль. Он заслуживал лучшей смерти. — Лучшей? Какой лучшей? В своей постели? От яда? — В постели, во дворце, и не от чего иного, как от болезни. — Которой он, без сомнения, был бы обязан тебе. — Нет, — сказал Аранос. — Я не стал бы убивать его так медленно и мучительно. — Он вытянул свою не пострадавшую руку. — Пойдем.
В одно простое слово он вложил силу, убеждение и непоколебимую волю. Севайин узнала ее черты и вспомнила ее вкус.
Вкус таинства и жертвоприношения. Ни один бог не может сделать уродливое прекрасным, вернуть тепло туда, где от тепла отказались. Холодное сердце. Холодная личность, замкнувшаяся на себе, забывшая о радости, отказавшаяся от плотских желаний.
Для него Севайин была светом. Светом и огнем. Он отступил на шаг и вдруг ринулся вперед, направив на нее всю свою силу.
Ее совсем смяло. Одна, отрезанная от центра своей силы, она не могла противостоять ему. Аранос протянул к ней руки. Его сила сплела цепи, которыми он хотел сковать Севайин. Его скрюченные пальцы были готовы сомкнуться вокруг ее запястий, предъявить на нее права. Аранос улыбался, наслаждаясь победой.
Севайин ударила его стальным клинком. Он отступил, но слишком медленно. Сталь рассекла его плоть: бровь, висок, щеку. Брызнула кровь.
Маг с ножом вскрикнул, позабыв о пленнике, и метнул в Севайин свое оружие. Медленно, слишком медленно. Все их движения были медлительны. Нож просвистел возле нее, разрезав воздух там, где только что было ее горло.
Аранос не проронил ни звука. Он прыгнул и повалил Севайин на спину. Первый жестокий удар обрушился на ее руку. Нож выпал из дрожащих онемевших пальцев. Боль обострила силу Араноса, кровь укрепила ее, и она сомкнула челюсть на разуме Севайин.
Красота, лишенная воли, все-таки остается красотой. Красота без мысли, без духа, без сопротивления.
— Ты будешь моей, — сказал Аранос. — Я буду владеть тобой целиком и полностью.
Севайин полоснула ногтями по его кровоточащему лицу. Он задохнулся от боли, но рассмеялся. Она лишь слегка оцарапала кожу: воины коротко стригут ногти, чтобы лучше управляться с кинжалом и мечом. Аранос поднял один из своих украшенных драгоценностями когтей и очень-очень осторожно коснулся ее лица прямо под глазом.
— Может быть, ты покоришься, когда я ослеплю эти красивые глаза? Или уступишь мне сейчас, пока все твои органы чувств целы?
Она вонзила зубы в его руку. Ее сила оживлялась, разворачивалась во всю мощь.
Чья-то тень мелькнула за его спиной. Севайин задохнулась от отчаяния.
Аранос застыл, почувствовав боль тела и боль разума, удивление и недоверие. Он изогнулся назад, вырывая руку из зубов Севайин. Она давилась его кровью. Он вывернулся, взмахнул когтями.
Юлан завизжал от ярости и боли и вскинул окровавленной головой. Сделав внезапный бросок, он вцепился в тонкую шею и разорвал ее.
Глаза Араноса изумленно расширились. Беспомощно взмахнув руками, он рухнул на пол, как хрупкая безделушка из костей, крови и разодранной кожи.
И все же он улыбался, словно все это было великолепной шуткой: из всех смертных людей именно ему выпало умереть как зверю. А ради чего? Ради чужеземной красоты и чужеземного огня.
Хирел оказался рядом с Севайин. Она чувствовала его любовь и желание, не омраченное пороком или развращенностью. Он ли помог ей подняться, или она сама с трудом встала на ноги? У нее не было ни времени, ни сил разбираться в этом. Слуги Араноса были сметены, растерянны, смущены, ослаблены страхом. Некоторые сбежали. Никто не пытался снова взять принцев в плен.
Севайин и Хирел склонились над Юланом. Он истекал кровью, но испытывал мрачное удовлетворение, считая это убийство своей величайшей победой.
Он отдал им свою силу. Они соединили руки на его спине. Скорбь Хирела потрясла Севайин: он горевал не только об отце, но оплакивал и того, кто, в конце концов, был его братом. Это оружие Севайин вложила в ножны своей силы. Для горя и гнева сейчас не было времени. Аранос лишил Мирейна ее поддержки, ослабив таким образом весь союз магов. Все они были повержены, лишены силы или скованы магическими узами. Теперь с Мирейном остались только те двое, кто составлял с ним единую душу.
Он держался. Не сдавался и не отступал под градом ударов. Его маги пали, отдав свои силы для увеличения его мощи.
Но она стремительно убывала. Врагов было слишком много, врагов очень сильных и безжалостных. Вела их не ненависть и не месть, а холодное, неумолимое желание сломить Мирейна.
Севайин оскалила зубы, охваченная ненавистью. Она сконцентрировала свою силу, преломив ее
