оцепенел.
Император совершил ужасную вещь, неслыханную и невозможную. Он встал с трона и сделал шаг вперед, облаченный в весь этот шелк, бархат и парчу, в своей маске, короне и парике из тяжелого золота. Он двигался с огромным достоинством и тяжеловесной медлительностью, но все же двигался. Он стал спускаться вниз по ступеням. Когда до Хирела оставалась лишь одна ступень, он остановился и поднял руку. Его рыцари приготовились к прыжку. Его сын стоял без движения в ожидании удара.
Рука в сверкающей перчатке опустилась. Пальцы сжали плечо Хирела. У него захватило дух, как от боли, но он не дрогнул. Его глаза встретились сглазами под маской.
Из-под маски раздался голос. Это был прекрасный голос, мощный и глубокий, намного превосходящий по красоте голос императорского герольда.
— Асукирел, — возвестил император Асаниана. — Асукирел ин Зиад Увериас.
Однако это был еще не конец, в чем тут же удостоверились Хирел и Сареван. Они нарушили ход ритуала, они потрясли Высокий двор до самых оснований.
Когда рыцари императора уводили их, в зале началось настоящее буйство. Хирел попытался оказать сопротивление.
— Мы еще не закончили, — громко сказал он, прорезая шум толпы. — Я должен принять у них присягу. Я должен…
— Они сдерут с тебя шкуру, — сказал Сареван, кладя руки ему на плечи, чего никто другой не решался сделать. Хирел был слишком разъярен, чтобы сопротивляться. Наступила внезапная и благодатная тишина. Сареван расположился в комнате, куда препроводили его олениай. Должно быть, она предназначалась для отдыха императора в перерыве между аудиенциями либо для тайных соглядатаев, которые наблюдали за троном и залом через невидимые глазу окошечки. Теперь эти окошки были закрыты. Один из олениай завесил их гобеленом. Саревану почудилось что-то знакомое в этом человеке, в этих глазах, поблескивающих из-под черной маски.
Он хлопнул руками по своему поясу, лишенному меча. Все его оружие осталось бесполезно лежать на полу зала. — Халид!
Капитан олениай кивнул. Его взгляд выражал иронию, правой рукой он красноречиво вынул из ножен меч. Его товарищи — целая дюжина — расположились вдоль стен.
С осторожной медлительностью Сареван обернулся к Хирелу. Юлан не терял бдительность, но казался спокойным. Точно так же выглядел и Зха'дан, сбросивший свои доспехи и превратившийся в истинного зхил'ари, раскрашенного с княжеской роскошью.
— Кажется, мы совершили ошибку, — сказал Сареван. — Несколько ошибок.
Олениай насторожились и прислушались. Через потайную дверь в комнату вошел человек. По меркам асаниан, его одеяние отличалось крайней простотой. Оно состояло всего из двух частей: верхней и нижней рубашек, первая из которых была сшита из янтарного шелка, а вторая — из простой льняной материи, без каких-либо украшений, кроме золотого браслета, дозволенного любому дворянину Высокого двора. Он был не молод, но и не стар. Годы иссушили его тело и избороздили морщинами лицо, а его волос, еще более коротких, чем кудри Хирела, уже коснулась седина. Его кожа приобрела восковую бледность, заставившую Саревана сощурить глаза. И все же он по-прежнему был красив и обладал силой льва, которая, несмотря на возраст, остается у истинного властелина своих владений. Хирел упал перед ним на колени.
Человек положил руки на склоненную голову юноши. Потерявшие гибкость, распухшие и деформированные, они едва заметно дрожали. Но не слабость заставляла их дрожать. Его лицо казалось высеченным из слоновой кости, глаза горели золотым пламе Нем. Хирел поднял голову. У этих двоих были одинаковые глаза. Такой же пылающий взгляд устремился на лишенное всякого выражения лицо. Оно могло бы выражать смертельную ярость. Или опасение. Или глубокую радость, взметнувшуюся, но обузданную и спрятанную в глубинах души. — Мой господин, — сказал Хирел, — отзови своих псов. — Сын мой, — сказал император Асаниана, — отзови своих барсов. Клинки со свистом вошли в ножны. Императорские олениай преклонили колени перед своим господином, Зха'дан не счел нужным последовать их примеру, а Сареван поклонялся только своему богу. Он по-прежнему держал руку на голове Юлана и с интересом наблюдал за соперником своего отца. Зиад-Илариос вовсе не напоминал жирного паука из легенды, но не был похож и на страстного юношу, который хотел сбежать с молодой княжной гилени. Юность давно осталась позади вместе с невинностью и нежностью, которую так любила в нем леди Элиан. А страсть…
Ради Хирела она на мгновение разгорелась с юношеским пылом. Однако ледяной груз возраста и королевского достоинства притушил ее. Император поднял сына с колен, и они оказались лицом к лицу, отчего глаза императора слегка расширились. Он отступил назад и приказал: — Садись.
Хирел сел на подушку и застыл. Даже сидя, его отец возвышался над ним. Сареван стоял поодаль в обществе Зха'дана и кота. Он очень сомневался, что ему здесь рады. А еще сильнее он сомневался в том, что Хирелу удастся пройти через эту дверь целым и невредимым. Воцарилась убийственная тишина. В течение нескольких томительных и бесконечных мгновений Зиад-Илариос не проронил ни слова. Гораздо чаще его глаза скользили по Саревану, нежели по собственному сыну; это был невозмутимый испытующий взгляд, лишенный как теплоты, так и враждебности..
Когда Сареван почувствовал, что с него хватит, он дерзко улыбнулся.
— Ну, старый лев. Теперь, когда мы у тебя в руках, что ты намерен с нами сделать?
Плечи Хирела напряглись. Зиад-Илариос остановил свой взгляд на Сареване. Впервые за все дни, которыми Сареван мог гордиться, он искренне пожалел о своей потерянной силе, исчезнувшей за гранью боли. Вот бы прикоснуться к этому разуму, скрытому покровами и масками, вот бы узнать, что действительно кроется за этим молчанием. Император поднял руку. — Подойди сюда, — сказал он.
Сареван подошел и, не ожидая приглашения, сел, отвечая взглядом на взгляд. — Ну? — спросил он.
Зиад-Илариос наклонился вперед. Его пальцы обхватили подбородок Саревана, повернули из стороны в сторону и внезапно отпустили. Он откинулся назад и сказал: — Ты похож на отца.
— Во всем виноват нос, — ответил Сареван. — Он затмевает все остальное. — Он поднял голову. — Если вы хотите играть в игры, то я согласен в них играть. Но прежде мне хотелось бы кое-что выяснить. О том, как нас встретили, и о вон том мече. Если вы не хотите сказать, каковы ваши намерения относительно нас, то, может быть, согласитесь объяснить, что за ошибки, по вашему мнению, мы совершили?
— Я сделаю это, — ответил император с видимой охотой. Возможно, разговор забавлял его. — Тебе не надо было с такой очевидностью обнаруживать, что наследник Керувариона присутствует здесь. Тебе не надо было показывать, что ты здесь по собственной воле и ждешь благодарности за то, что вернул наследника Асаниана и способствовал его провозглашению.
Сареван развалился на императорском диване, подперев рукой щеку.
— Вы сами не слишком торопились назвать его, к тому же назревало волнение. Я должен был что-то сделать.
— После чего действительно началось волнение, — сказал Зиад-Илариос.
— Они быстро образумятся. Вы назвали имя наследника. Когда люди оправятся от шока, они будут довольны. — Ты думаешь?
— Я не думаю, я знаю, — сказал Сареван. На самом деле он вовсе не был так уж уверен в этом. — А как же ты? Что скажут о тебе?
— Правду. Естественно, я появился здесь по доброй воле, лорд император. Я приношу себя вам в дар.
Зиад-Илариос не был изумлен или смущен. Ну разумеется. Халид оказался его человеком. Он знал все; по-видимому, он знал обо всем с самого начала.
— У этого меча две грани. Солнечный принц. Я могу использовать тебя как пешку в моей игре. Я могу обменять твою жизнь на империю твоего отца.
Сареван почувствовал, как от напряжения его желудок свернулся в тугой узел. Он улыбнулся.
— Не беспокойтесь. Он не станет играть. Пока я жив, он не нападет на вас. Если я умру, начнется война. Но ни от одного из нас вы не получите Керуварион. — А если я жажду войны? Сареван откинул назад голову, обнажая шею. — Я ваш, старый лев. Можете делать что хотите. — Ты молод, — пробормотал
