принадлежит тебе так же, как и разум. — Разве ты не понимаешь? — Севайин взглянула ему в глаза. — Ты любишь меня, потому что таково предначертание магов. Я хочу тебя, потому что они наложили то же самое заклятие и на мое тело.
— Ни один маг на свете не способен заставить человека любить, — сказал Хирел. — Мое тело тянулось к тебе с момента нашей первой встречи, когда я увидел твое разбойничье лицо и ужаснулся твоей необычайной наглости. А некоторое время спустя ты завладела и моим сердцем. — Севайин усмехнулась. Он спокойно и твердо взглянул на нее. — Да, я отдал тебе свое сердце. Не умаляй моего дара.
— Ты безнадежен. — Она высвободила руки и сомкнула их у него за спиной. — Нам обоим необходимо уладить дела с магами.
— Верно, — сказал Хирел. — Только обещай мне, Вайин, что не начнешь этого без меня.
Севайин заколебалась. Хирел настойчиво смотрел на нее. Наконец она медленно произнесла: — Если смогу. — Сможешь.
Она сжала губы и ничего не сказала. Хирел поднял ее на ноги. — Давай возвращаться в нашу тюрьму. — Нам уже приходилось иметь дело с оковами, правда? Она повела его вниз с вершины, цепкая, как горная кошка, и бесстрашная, как умалишенный. Ей посчастливилось, что Хирел любил ее до безумия. Будь по-другому, он всем сердцем возненавидел бы ее за то, что она сумела одержать над ним верх.
Глава 21
Стены главного зала иногда казались голым камнем, иногда были затянуты гобеленами, иногда становились окнами в чужие миры. Миры очень странные или до странности знакомые; миры, которые были адом, и миры, стремительно летящие в глубины сверкающей пустоты. Но ни один из них не был миром Хирела, в том числе и тот, что раскинулся под этим сверкающим безлунным небом.
Севайин училась изменять миры, вызывать новые видения и воскрешать старые. Это помогало ей убить время и питало ее силу. Это отвлекало ее от более опасных предприятий: лазания по горам, управления облаками или поединков с магами на мечах, на шестах или врукопашную.
Однажды солнечным холодным днем, похожим на все остальные, Хирел нашел ее созерцающей какой-то мирный уголок: яркую зелень, цветы, пестрых птичек и водопад. Ее глаза были полны нежности.
Хирел опустился рядом с ней на корточки. Севайин пришлось расстаться со своими мужскими штанами, без которых она сама себе казалась голой. Вместо них она надела платье цвета утренней зари, оттенявшее ее темную кожу и подчеркивавшее ее формы. Она утверждала, что стала неуклюжей, но на самом деле не потеряла своей грации, которая просто приобрела другое качество: из пантеры-охотницы она превратилась в царицу диких юл-котов, ожидающую потомства.
Рука Хирела скользнула по ее округлившемуся животу. Он ощутил приветственные толчки и рассмеялся, потрясенный этим чудом.
— Наш малыш узнает своего отца.
— А что, если это не он, а она? Ты откажешься от нее? — Я ее страшно избалую.
Хирел коснулся легким поцелуем краешка губ Севайин. Она не отстранилась, но Хирел почувствовал, что она слишком озабочена, чтобы испытывать желание. Она сказала:
— Они будут прятать нас здесь в течение всех восемнадцати циклов Луны, если, конечно, смогут. А потом воспользуются нашим ребенком в своих целях.
— Это только их мечты, — спокойно сказал Хирел. Он старался не думать о том, что чуть больше половины этого срока, проведенного здесь, подвели его близко к опасной черте. А они с Севайин должны были сломаться. Она обожгла его взглядом.
— Ты еще не слышал последние новости? Мой отец вернулся к прежним разбойничьим штукам: то он как ураган проносится через весь восточный Асаниан, тесня войска твоей империи; то делает вид, что отступает, и его преследователи попадают прямо в середину армии; то он просто завоевывает территории, потому что само его имя вызывает ужас. И, представь себе, счастливый случай всегда помогает ему скрыться от воинов твоего отца. Послам Зиад-Илариоса пришлось очень постараться, прежде чем им удалось наконец найти его. Солнцерожденный заставил их прождать несколько дней, пока он принимал капитуляцию одного из баронов, давал отдых своим людям и делал набег на крепость, которая не желала сдаваться. Когда он все-таки соблаговолил принять своих гостей, то даже не выслушал их. Он отказался от предложенного союза. 'Мой сын в безопасном месте, где никто не осмелится тронуть его, — сказал он. — И я подарю ему весь мир'.
Хирел молчал, но не потому, что был удивлен. Это боль его лишала дара речи. Боль Севайин. Ее мука превратилась в гнев. — И вот тогда, — продолжала она, задыхаясь, — он начал настоящее завоевание Асаниана. Все, что было раньше, оказалось лишь прелюдией. С гор хлынули армии северян. Равнины Ансаваара затопили армии южан. Зиад-Илариос окружен, и они теснят его все дальше и дальше, продвигаясь к столице. — Но ведь сейчас зима, даже здесь. Пойдут дожди… — Не пойдут. Небесами правит Аварьян. Маги говорят, что мой отец причастен к этому. Его мастера погоды сильнее мастеров Зиад- Илариоса, да и сама земля является его союзником. — Она поднялась на ноги. — А мы сидим здесь, покрываемся плесенью. — Мы растим нашего наследника.
— Наследника чего? В одном мой отец поступил мудро: он почти не использовал свою силу после того, как прогнал с неба несколько туч, чтобы они пролились дождем за пределами Асаниана. Ему достаточно его армий и его полководческого искусства, которое способно поддерживать единодушие не только в пределах всей империи. Но зато твой отец дал волю своим магам, большинство из которых — черные колдуны, злобные и полные ненависти к сыну Солнца. Даже сейчас их магистру с трудом удается сдерживать их. Пал город Имурьяз, погибли все его жители; стяг Аварьяна реет над пустотой. И это только начало.
Хирел знал Имурьяз. Его называли Городом Пряностей, потому что в этом месте, где сливались в Великий Поток горный Ороз'уан и бегущий из пустыни Анз'уан, соединялись три великие южные дороги. Рынок этого города был воротами в край пряностей, объединявшими юг и запад. Относительно Имурьяза был заключен договор: никто не имел права вести войну в самом городе и вокруг него, здесь запрещались всяческие распри. Этот город находился ужасающе близко от Кундри'дж-Асана.
— Стерт с лица земли, — сказала Севайин, — раздавлен столкновением сил. И я склонна предположить, что один или два мага причастны к его разрушению.
Хирел вскочил на ноги и обошел зал, шагая все быстрее и быстрее. Он в западне. Запертый и беспомощный, он сидит здесь, пока рушатся города и варвары уничтожают плоды тысячелетних трудов. Варвары с обеих сторон и маги, извечные маги. Даже его отец сбросил сословные путы и встал на защиту своей империи, заняв место, где должен бы находиться Хирел. Но Хирел не смог занять это место, потому что кучка предателей держит его в темнице.
— Сколько еще? — вскричал он, охваченный яростью. — Сколько будет длиться падение Асаниана? Насколько близок я буду к безумию, когда они отпустят меня?
Он резко остановился перед Севайин. Ее лицо казалось темным неясным пятном. На этом порождении колдовства он женился и лег с ним в постель. Рука Хирела казалась белой на фоне темной тени Севайин. Ребенок, растущий в ее утробе, будет похож на нее: он будет чужаком, неведомым пришельцем, имеющим мало человеческого. В старину им пришлось бы избавляться от него, чтобы он не осквернил чистоту династии.
Хирел тряхнул головой. Он совсем сошел с ума. Думать о том, чтобы отступиться от Севайин, чтобы убить собственного ребенка, наследника обеих империй и залог мира!
— Мир! — Из его груди вырвался смех. — Нет никакого мира. И даже надежды на него. — Но она может появиться, — сказала Севайин. Она говорила тихо, однако ее слова прогнали отчаяние. Хирел почувствовал во рту вкус крови: он укусил себя за руку. Боль пока еще была слабой.
Севайин неподвижно сидела, прикрыв глаза и погрузившись в глубокое раздумье. Хирел смотрел на нее с возрастающим вниманием.
— Заговоры внутри заговоров, — сказала она. — Магия внутри магии. Наши тюремщики не сказали
