воде корпусами, скошенными назад мачтами, трубами и надстройками они напоминают крадущихся по следу хищников. Над авианосцем кружат самолеты: одни взлетают, другие садятся на плоскую, расчерченную белыми линиями палубу.
На мачте ближнего к нам эсминца взлетает флажный сигнал.
— Приказываю остановить ваши суда для досмотра! — глядя в бинокль, докладывает сигнальщик. Он выжидательно смотрит на капитана.
Павлов цедит сквозь зубы:
— На сигнал не отвечать, — и обводит глазами наши суда: ни на одном из них ответных сигналов нет. — Пусть кому-нибудь другому, кто ростом поменьше и нервой послабее, приказывает.
На мачте эсминца рядом со старым сигналом появляются новые флаги. Над нашими судами носится уже с десяток осатаневших истребителей. Сигнальщик, полистав толстую книгу свода флажных сигналов, говорит:
— Снова требуют остановиться. “Если не выполните мой приказ, применю силу…”
Наши суда продолжают идти прежним курсом и скоростью. Павлов, заложив руки за спину, медленно прохаживается по мостику. Сцепленные в замок пальцы побелели. Пронзительный свисток из переговорной трубы заставляет его остановиться и подойти к ней. Он вынимает медную пробку, говорит: “Слушаю вас, радиорубка!” — и прикладывает ухо к раструбу. Из переговорной трубы доносится приглушенный голос:
— Они вызывают нас по УКВ… Говорят на русском языке…
— Переключите репродуктор на мостик. В разговоры с ними не вступать, — приказывает капитан.
Репродуктор над нашими головами наполняется шорохами, тресками. За ними трудно что-либо разобрать. Наконец пробивается гнусавый, коверкающий русские слова голос:
— Кэпитан!… Кэпитан оф руски пароход, делайт стоп! Это я вам говорю: делайт ваш пароход стоп!… Ми будем стрелять из пушка!… Делайт стоп!… Делайт стоп!…
Павлов наклоняется над переговорной трубой, со злостью говорит:
— Выключите к дьяволу этого дегенерата!
Вопли из репродуктора обрываются, и на мостике снова воцаряется тишина.
— Глядите, а они не на шутку разыгрались! — тревожно восклицает штурман и показывает на эсминец.
На палубе эсминца ни души. Его орудийные башни, медленно шевеля пушечными стволами, поворачиваются в сторону советских кораблей. Кажется, все они направлены мне в грудь. Иннокентий кладет руку на мое плечо и сильно сжимает пальцы. На лице у него усмешка.
Палубу и мостик эсминца озаряет ослепительная вспышка, над одним из орудийных стволов повисает белое ватное облачко. Со скрежетом ввинчиваясь в воздух, где-то высоко над головами проносится снаряд. Он падает с большим перелетом, далеко от наших кораблей.
“Что же это происходит!? Какое они имеют право?!” — думаю с тревогой и обшариваю глазами пустынный океан.
Новые вспышки. Грохот разрывов. Два высоких водяных столба, распустившись огненными грибами, встают на пути “Двины”, головной в нашей колонне. Эскадренный миноносец, ведущий по нас огонь, выходит из строя своих кораблей, разворачивается и устремляется к нам. Под его острым форштевнем вскипает белая пена. Мне кажется: я вижу ухмыляющиеся злобные рожи тех, кто стоит за броней на его мостике.
— Спокойствие, товарищи! Спокойствие! — негромко говорит капитан и стискивает пальцами поручень.
И вдруг не крик — вопль сигнальщика:
— Подводная лодка!… Наша!… Наша подводная лодка!
Между стремительно приближающимся эскадренным миноносцем и советскими судами, взбудоражив спокойную воду, поднимается рубка подводной лодки. На ней белый, с синей полосой, серпастый и молоткастый родной флаг.
— “Пионер”!… Это “Пионер”! — кричит во весь голос Иннокентий.
Но нет, это не “Пионер” — не тот бортовой номер. Я говорю об этом, а он хохочет и вопит в голос:
— Все равно наша!… Наша, советская!
Подводная лодка всплывает и идет параллельным с нами курсом, прикрывая нас, как щитом, от эсминца. Но тот продолжает свой сумасшедший бег. Его форштевень нацелен на лодку. Он все ближе. Ближе! И вдруг, оставляя позади себя искромсанную винтами белопенную струю, резко поворачивает на обратный курс и несется к своим кораблям. Сигнальщик, протягивая руку к горизонту, кричит пресекающимся от волнения и счастья голосом:
— Еще лодки!… Наши!… Вон они!…
Авианосец и эсминцы уходят куда-то в сторону. На их мачтах уже не полощутся многоцветные сигналы. Оставляют нас в покое и самолеты, улетев за горизонт.
Я смотрю в сторону далеко идущих от нас подлодок. На одной из них служат мои друзья — очень простые, очень смелые и очень верные мужской дружбе парни.
Впереди из океана медленно поднимаются белоснежные башни многоэтажных зданий, зелень пальмовых рощ, ажурные переплеты портальных кранов.
Тут тоже живут мои друзья. Я еще незнаком с ними, но уверен: мы подружимся.
К ЧИТАТЕЛЮ
Дорогой мой юный друг!
Только что ты перевернул последнюю страничку этой книги, рассказывающей о советских подводниках, мужественных и бесстрашных людях, посвятивших себя служению любимой Отчизне и морю. В течение нескольких часов ты был рядом с ними: погружался в глубины океана, топил корабли врага в открытом море и в каменных мешках фиордов, прорывался сквозь минные поля и сети, отпивался от злобных атак противолодочных катеров и боролся с жестокими штормами. Я уверен: подводники навек стали твоими добрыми друзьями.
Твоя страна — великая морская держава, а народ твой по праву может называться народом- мореходом: свидетельство этого — многовековая богатейшая история его мореплавания и овеянная легендарной славой военно-морская история.
Военные моряки всегда были в числе самых отважных и стойких защитников матери Родины. В штормовые дни Великого Октября и гражданской войны на море и на суше, на самых ответственных постах, где требовались отвага и беззаветная преданность делу революции, несли бессменную вахту люди в черных бушлатах.
Когда кончилась гражданская война, ленинский комсомол взял шефство над нашим Военно-Морским Флотом. На флот пришли тысячи добровольцев, лучшие из лучших, — комсомольцы тех горячих дней. Эти парни учились, мужали и росли вместе с набирающим силы флотом: осваивали новые крейсеры и подводные лодки, могучие береговые орудия и морские самолеты, составляли точные карты берегов и изучали течения, опускались на дно морей в водолазных скафандрах и проходили вечно суровым Северным морским путем.
Это они, комсомольцы 20-х годов, став командирами соединений и боевых кораблей, классными штурманами и минерами, артиллеристами и летчиками, научили своих младших братьев стойкости, бесстрашию, ненависти к врагу и приняли грудью первый удар кровавых гитлеровских полчищ.
Это они, как былинные герои, обороняли Эзель и Даго, Ханко и Таллин, стояли насмерть у стен городов-героев Ленинграда, Одессы, Севастополя и Волгограда.
Это они, прозванные врагом за неустрашимость и ярость “черной смертью”, вместе с солдатами
