– Около десяти.
– Может, он решил поехать домой, а? Сел в машину да и рванул в Хэмпден. Камилла говорит, конечно, нет, ведь завтра похороны, но я уже не знаю, что думать, – надо же, просто взял и исчез! Если б он действительно за сигаретами поехал, точно уже вернулся бы, правда?
– Он скоро появится, – сказал я. – Слушай, извини, мне надо идти. Еще увидимся.
Обыскав весь дом, я нашел Генри в подвале. Он сидел на раскладушке, один в темноте. Когда я включил свет, он, не поворачиваясь, покосился на меня. Я протянул ему две капсулы.
– Что это? – спросил он.
– Нембутал. Прими, станет легче.
Он проглотил их, не запивая.
– Есть еще?
– Да.
– Давай сюда.
– Больше двух сразу нельзя.
– Давай сюда.
Я отдал ему остальные.
– Генри, только, пожалуйста, поаккуратней с ними. Это ж все-таки не конфеты, сам понимаешь.
Достав из кармана синюю эмалированную коробочку, он аккуратно сложил туда капсулы:
– Виски ты мне, конечно, не принесешь.
– Эти лекарства нельзя мешать с алкоголем.
– Я уже пил сегодня.
– Я знаю.
– Слушай внимательно, – сказал он, поправляя очки. – Мне нужно виски с содовой. В высоком стакане. Побольше виски, поменьше содовой, как можно больше льда. И стакан воды без льда. Именно в таком сочетании.
– Я никуда не пойду.
– Хорошо. Тогда я схожу сам.
Я поднялся на кухню и смешал ему виски с содовой, правда, в обратной пропорции.
– Это ведь для Генри? – спросила Камилла, когда я наполнял второй стакан водой из-под крана.
– Да.
– Где он?
– Внизу.
– Как у него дела?
Кроме нас, на кухне никого не было. Поглядывая на дверь, я шепотом рассказал ей про содержимое туалетного столика.
– Очень похоже на Клоука, – рассмеялась она. – Он такой… порядочный на самом-то деле. Помню, Бан говорил, что Клоук напоминает ему тебя.
Последнее замечание удивило и немного обидело меня. Я хотел возмутиться, но передумал и вместо этого, поставив стакан на стол, спросил:
– Кому ты звонишь в три часа ночи?
– Что-что?
Нахмурив брови, она очень натурально изобразила удивление. Увы, она была столь искусной актрисой, что я не мог быть уверен в ее искренности.
Я не сводил взгляд с ее лица – на нем по-прежнему читалось лишь недоумение, но едва у меня мелькнула мысль, что пауза передержана, как Камилла со смехом встряхнула головой:
– О чем ты вообще?
Я улыбнулся в ответ. Не было никаких шансов перехитрить ее в этой игре.
– Я вовсе не пытаюсь тебя подловить. Просто, пожалуйста, не болтай лишнего по телефону, когда у вас дома Клоук.
– Я вообще никогда не болтаю лишнего, – произнесла она рассудительным тоном.
– Очень надеюсь, потому что он подслушивал.
– Он не мог услышать ничего такого.
– Все равно, рисковать не стоит.
Мы замолчали, глядя друг на друга. Чуть пониже глаза у нее краснела обворожительная родинка, похожая на рубиновую капельку крови. Не понимая, что делаю, я наклонился и поцеловал ее.
– Чем заслужила я этот знак внимания? – насмешливо спросила Камилла.
Мое сердце, ушедшее в пятки от собственной дерзости, вернулось и дико забилось. Отвернувшись, я принялся передвигать стаканы на столе.
– Ничем, – бросил я через плечо. – Мило выглядишь, вот и все…
Тут за дверьми послышались шаги, и на кухню ввалился промокший до нитки Чарльз, а следом, дрожа от гнева, ворвался пунцовый Фрэнсис.
– Мог мне хотя бы сказать, – злобно шептал он. – Черт с ними, с сиденьями! Они мокрые насквозь, теперь в них заведется грибок, их уже не просушить, а мне, между прочим, завтра возвращаться в Хэмпден, но черт с этим всем, мне наплевать, – я просто не могу поверить, что ты специально отыскал мое пальто, тайком взял ключи и…
– Ты и раньше оставлял верх откинутым под дождем, – отрезал Чарльз, наливая виски. Он стоял к нам спиной, темные блестящие волосы липли к голове, от ног по линолеуму бежали ручейки.
– Что? – вскинулся Фрэнсис. – Да никогда в жизни!
– Еще как оставлял, – не оборачиваясь, буркнул Чарльз.
– Скажи когда. Хоть один раз назови.
– Да сколько угодно. Взять хоть ту поездку в Манчестер, помнишь? За две недели до начала семестра, а? Мы с тобой тогда поехали в «Эквинокс-хаус», чтобы…
– Это было летом. Стояла жара, и шел грибной дождик.
– Ага, как же, грибной. Настоящий ливень. Просто ты не хочешь говорить про этот день, потому что потом ты попытался затащить меня…
– Ты с ума сошел! Какая тут связь? Сейчас темно и льет как из ведра, а ты пьян в стельку, на ногах не держишься. Просто чудо, что ты никого не сбил. Куда ты вообще ездил за этими несчастными сигаретами? Ближайший магазин – у черта на рогах.
– Я не пьян.
– Ха-ха-ха. Он не пьян. Так где же твои сигареты? А? Спорим, ты…
– Я сказал, я не пьян.
– Ну конечно, наш мальчик трезв как стеклышко. Спорим, ты не купил никаких сигарет? А если даже и купил, они насквозь мокрые. Где они, покажи?
– Отстань от меня.
– Сначала покажи сигареты. Ну, давай. Хочу своими глазами увидеть эти замечательные…
Шваркнув стакан о стол, Чарльз крутанулся на каблуках.
– Оставь меня в покое, – прошипел он.
Ужаснулись мы не столько его интонации, сколько выражению лица. Фрэнсис застыл с приоткрытым ртом. Секунд десять – казалось, целую вечность – единственным звуком было ритмичное «кап-кап-кап» – это капало с одежды Чарльза.
Я взял предназначенные для Генри стаканы – виски с содовой, как можно больше льда, и вода, без льда, – и, толкнув дверь, вышел из кухни.
Всю ночь не переставая лил дождь. Я ворочался в своем пыльном спальнике, в носу щекотало, мышцы болели от лежания на бетонном полу, покрытом издевательски тонким слоем ковролина. Ливень барабанил в окна под потолком, и в отсвете прожекторов казалось, что по стене напротив сбегают темные струи.
Чарльз храпел, запрокинув голову, Фрэнсис бормотал во сне. Время от времени снаружи в шуме брызг проносилась машина, и белая полоса, проползая по комнате, выхватывала стол для пула, подвешенные на крюке снегоступы, гребной тренажер и Генри, неподвижно сидевшего в кресле со стаканом в одной руке и
