– Само собой, – сказал Чарльз. – Ты что, думаешь, ФБР поверило россказням какого-то полудикого вермонтца?
– Если нет, то что их сюда привело?
Мысль была неутешительна. В ярких лучах полуденной записи вниз по ступенькам здания суда семенила группа людей. Среди них, внимательно смотря под ноги, спускался и мистер Ханди. Волосы у него были зализаны назад, вместо комбинезона на нем теперь красовался небесно-голубой воскресный костюм.
Навстречу ему с микрофоном в руке устремилась Лиз Окавелло. Эта особа – модные очки, навороченная дикторская прическа – была восходящей звездой местного телевидения: она вела собственное ток-шоу на темы важнейших событий недели и рубрику «Кинопульс» в новостях.
«Мистер Ханди! Мистер Ханди!»
Он озадаченно замер, однако его спутники даже и не думали останавливаться, и он оказался в гордом одиночестве. Те, правда, мигом оценили ситуацию и, вернувшись, сгрудились вокруг него, как телохранители. Взяв его под локти, они было двинулись прочь, но Ханди напыжился и остался на месте.
«Мистер Ханди, – проталкиваясь поближе, вновь обратилась к нему Лиз, – как я понимаю, сегодня вы предоставили полиции подробные словесные портреты неизвестных, которых вы видели в воскресенье вместе с пропавшим юношей?»
Мистер Ханди ответил на удивление расторопным кивком. На смену его вчерашней робости и неловкости пришла несколько более уверенная манера.
«Не могли бы вы вкратце описать их и нашим телезрителям?»
Окружение Ханди вновь попыталось оттащить его в сторону, но тот, похоже, намертво приклеился к ступеньке под глазом объектива.
«Ну, они, как бы, это… не отсюдова были. Такие… м-м… смуглые, чернявые.
– Чернявые?»
Его уже силой волокли вниз, и, оглянувшись, как приговоренный, решивший раскрыть перед казнью страшную тайну, Ханди произнес:
«Ну, арабы, короче».
Лиз восприняла это заявление с такой безмятежностью, что поначалу я подумал, что ослышался.
«Спасибо, мистер Ханди, – бросила она вслед увлекаемому прочь механику и повернулась лицом к камере: – Коллеги?
– Спасибо, Лиз. Это была Лиз Окавелло с репортажем от здания суда округа Хэмпден», – просиял диктор.
– Стоп, – сказала Камилла. – Мне не послышалось? Он действительно это сказал?
– Что?
– Про арабов. Он на самом деле сказал, что Банни ехал в машине с какими-то арабами?
«Тем временем, – продолжал диктор, – члены нескольких церковных общин, расположенных на территории Вермонта, Нью-Хэмпшира и Массачусетса объединились в молитве за пропавшего юношу. По словам преподобного Пула из Первой лютеранской церкви, прихожане Первой баптистской и Первой методистской церквей, а также церкви Святого причастия неустанно возносят…»
– Да, Генри… Все же мне очень интересно, что у этого твоего механика на уме, – произнес Фрэнсис.
Генри закурил сигарету. Когда огонек уже подбирался к фильтру, он спросил:
– Чарльз, тебе сегодня задавали какие-нибудь вопросы насчет арабов?
– Но ведь они только что сказали, что Ханди никак не связан с расследованием ФБР, – отозвалась вместо Чарльза Камилла.
– Откуда мы знаем, что там на самом деле.
– Думаешь, они выпустили его на сцену для отвода глаз?
– Не знаю что и думать.
Между тем на экране появилась худощавая, ухоженная женщина лет пятидесяти пяти – кардиган от Шанель, жемчужные бусы, длинное каре с уложенными вверх концами.
«О да, жители Хэмпдена встретили нас с такой теплотой, – сказала она. Можно было подумать, что у нее легкий насморк, голос показался мне до странности знакомым, вот только где я мог его слышать? – Вчера вечером, когда мы наконец добрались до отеля, консьерж ждал…»
– Консьерж… – презрительно скривился Фрэнсис. – В «Коучлайт-инн» консьержа нет и в помине.
Я пригляделся к женщине повнимательнее:
– Это мать Банни?
– Да, это она, – ответил Генри. – Совсем забыл, у тебя ведь еще не было случая с ней познакомиться.
Шея ее была густо покрыта морщинами и веснушками, характерными для женщин ее возраста и сложения. Волосы и глаза были того же цвета, что у Банни, однако, что касается собственно черт лица, с младшим сыном ее роднил только остренький, любопытный носик – в ее наружность он вписывался прекрасно, но на широкой незатейливой физиономии Банни всегда выглядел так, словно был наспех приделан в самом конце процесса, когда ничего более подходящего уже не нашлось.
«Ах, вы знаете, нас просто засыпали письмами, открытками, букетами – нескончаемый поток со всей страны!»
– Ее что, чем-то накачали?
– То есть?
– Ну как-то не очень заметно, чтоб она переживала.
«Естественно, естественно… – глубокомысленно закивала головой миссис Коркоран. – Мы все просто сходим с ума, иначе не назовешь. И я очень надеюсь, что ни одной матери не придется вынести то, что в последние несколько дней вынесла я. Однако погода, похоже, наконец-то улучшается, к тому же мы повстречали здесь столько чудесных людей, а уж какими великодушными оказались хэмпденские предприниматели…»
– Надо сказать, она довольно фотогенична, нет? – заметил Генри, когда пошла реклама.
– Впечатление такое, что к ней на кривой козе не подъедешь.
– Да от нее б даже черти в аду разбежались, – раздался пьяный голос Чарльза.
– Ну почему же? С ней далеко не все так плохо, – возразил Фрэнсис.
– Ты говоришь это только потому, что она все время к тебе подлизывается. Из-за твоей матери, и так далее, – ответил Чарльз.
– Она ко мне подлизывается?! Что ты плетешь?
– Меня от нее воротит. Это же просто чудовищно: внушить своим детям, что главное в этом мире – деньги, но при этом зарабатывать их собственным трудом – позор. А потом взять и вышвырнуть одного за другим с пустым карманом – путевка в жизнь! Она никогда Банни гроша ломаного…
– Без его отца здесь, кстати, тоже не обошлось, – сказала Камилла.
– Э-э, ну да, может быть… не знаю. Я просто хочу сказать, что таких жадных, тщеславных людишек еще поискать. Когда их видишь в первый раз, то думаешь: ах, какое милое, приятное семейство, как у них все со вкусом устроено. Но на самом деле нули без палочек, тошнотворная «маргариновая семья». – Чарльз повернулся ко мне: – Знаешь, у них в доме есть комната – называется «комната в стиле Гуччи».
– Как-как?
– В общем, как я понял, они решили поиграть в авангардистов и испоганили все стены этими знаменитыми полосками Гуччи. В каких только журналах эти фото потом не печатали. В «Образцовом доме» ими проиллюстрировали статью на тему «нестандартного декора» или какой-то похожей бредятины – короче, тебе советуют, например, нарисовать на потолке спальни огромного омара, потому что это якобы страсть как красиво и оригинально. – Он закурил. – То есть, я хочу сказать, в этом все Коркораны. Дешевая показуха. По сравнению с остальной семейкой Банни был еще ничего, но даже он…
– Терпеть не могу Гуччи, – заявил Фрэнсис.
– Да? Серьезно? – удивился Генри, который секунду назад, казалось, был целиком погружен в раздумья о судьбах человечества. – По-моему, то, что выходит под этим брендом, по-своему великолепно.
– Генри, я тебя умоляю…
